Правила русского закона о займе взяты из банкротского устава, предметом коего служили исключительно денежные сделки; вот почему и наш Свод разумеет заем в качестве денежной только сделки.
Впрочем, в особенных правилах 1822 и 1835 г. о займе у сибирских обывателей и инородцев (т. II Пол. Инородц., ст. 38, прим. 11) сказано, что заем производится деньгами или вещами, в цену положенными; притом к денежным займам причислена отдача товаров в долг, покупка леса, хлеба, скота и пр., с кредитом на поставку. – В торговом уставе (387) упоминается о займе припасов на море.
Существенной принадлежностью займа почитается у нас действительная передача, или отдача в кредит денежной ценности. Заем, при котором такой передачи или зачета не было, называется безденежным и признается ничтожным (2014). Однако наш закон не требует, чтобы в заемном письме означено было получение денег; в формуле его означается только: занял и обязуюсь заплатить.
Закон говорит, что не считаются безденежными заемные письма, выданные вместо наличного платежа за работу, услуги, товары и изделия, также в удовлетворение взысканий, проистекающих из договоров (2017; сравн. ст. 568).
Итак, безденежностью должно признавать доказанное отсутствие всякого зачета, всякого долгового отношения между сторонами, когда акт вовсе не содержит в себе действительной ценности.
Но как не требуется непременно, чтобы при заключении займа денежная сумма была передаваема наличностью от кредитора должнику, то из сего явствует, как трудно бывает доказать безденежность заемного письма. Предшествующий договор, в исполнение коего выдается заемное письмо, мог быть и словесный.
Так, напр., я обещал дочери, что дам ей имение в приданое и, вместо того, выдаю заемное письмо; обещал слуге, что дам ему 1000 руб. в награду за долгую службу и, вместо того, выдаю заемное письмо, не имея на ту пору наличных денег.
Спорщики часто стараются доказать, что у кредитора не могло быть денег в минуту займа, что он был беден, в нужде, и сам занимал у других; но это доказательство не ведет к цели, ибо нельзя доказать безусловную невозможность иметь деньги или кредитное требование в данную минуту (ср. Мн. Гос. Сов. по д. Танеевой, Юрид. Вестн. 1867 г., N 2).
Споры о безденежности крепостных заемных писем не допускаются; но со введением нотариального положения едва ли остается место для совершения сего рода актов. В Черниговской и Полтавской губерниях вообще не принимаются споры о безденежности (надо разуметь – актов, составленных в пределах этих губерний). Ст. 2016.
Итак, в смысле самого закона, пределы спора о безденежности заемного акта стеснены значительно: необходимо доказать, что по воле и намерению сторон выдача заемного письма не соединялась ни с каким зачетом образовавшейся до того ценности, ни с каким действительным долгом.
Случаи этого рода могут быть, напр., когда заемное письмо составлено между сторонами не ради долга, а ради обеспечения других соглашений, с тем, чтобы ценность его служила вместо неустойки или страховой премии. В таком случае ценность акта оказывается мнимой, недолговой и не имеет значения перед законом.
Закон указывает на другой случай безденежности, соединенный с подлогом, т.е. со злостным намерением сторон обмануть третье лицо, в договоре не участвовавшее.
Этот случай может быть при несостоятельности, когда неоплатный должник, желая присвоить себе часть массы имущества, составляющей достояние кредиторов, соглашается с посторонним лицом – выдать ему безденежно, т.е. подложно, заемные акты дутые, с тем, чтобы они могли быть представлены в конкурс наравне с актами подлинных кредиторов.
Так образуется мнимая и, притом, лживая ценность, которую закон отвергает. Такой лживый займодавец не только лишается права на удовлетворение из массы, но подвергается еще ответственности по законам уголовным (2014; Уст. Суд. Торг. 581-585; Улож. Наказ., ст. 1690 и след.).
Есть еще долги, хотя и не безденежные, но не признаваемые законом потому, что цель или побудительная причина долга признается безнравственной.
Сюда относится в особенности игорный долг, когда доказано, что он произошел по игре (т.е. между проигравшим и выигравшим) или учинен от игры или для игры (т.е. заняты деньги у третьего лица перед игрою или после игры, вследствие проигрыша) и, притом, с ведома займодавца о цели займа, – такой долг признается недействительным (2014, 2019 ст. см. Касс. реш. 1869 г., N 969).
Этот закон принадлежит к числу мертвых или не практических постановлений. Пользы от него не может быть и нравственной, ибо он никого не в силах удержать ни от игры, ни от сделки по игре; доказать происхождение долга от игры крайне затруднительно, и потому закон приносит только вред, указывая недобросовестным должникам способ уклоняться от взыскания и тянуть дело.
Притом не всякая игра признается незаконной и безнравственной: сам закон допускает дозволенные игры, следовательно не имеет повода отвергать и ценность, из такой игры образовавшуюся.
По делу Богуславского Сенат признал, что при взыскании по векселю может быть допущен спор векселедателя о недействительности векселя, как выданного по карточной игре, или вследствие игры, против первого приобретателя, и так как спор этот не вытекает из вексельного права, то лишь против тех из последующих приобретателей векселя, которым были известны обстоятельства, сопровождавшие выдачу оного (Касс. реш. 1884 г., N 79).
Крепкие напитки не должны быть продаваемы в долг, но всегда за наличные деньги, из мест раздробительной продажи; итак, долг этого рода должен быть признаваем незаконным (т. V, изд. 1893 г., Уст. Питейн., ст. 580).
Наш закон стесняет и ограничивает некоторые займы или по свойству лиц, принимающих участие в займе, или по взаимному их отношению. Чиновник, участвующий в производстве следственного дела, не может брать заемного письма от обвиняемых или других прикосновенных лиц.
Такой акт признается незаконным; однако, из сопоставления статей 2025 Зак. Гражд., 428 и 373 Улож. Наказ. не видно, чтоб он признаваем был во всяком случае недействительным. Выражение 428 ст. “смотря по обстоятельствам дела” дает повод заключить, что гражданская кара (т.е. взыскание долговой суммы в штраф с мнимого займодавца) постигает сделку лишь в случае обнаружения злого умысла.
Чиновникам в тех местах, где заключаются казенные подряды, запрещается в течение подряда входить в долговые обязательства с подрядчиками, равно и женам чиновников (Пол. Казен. Подр., ст. 11, прим.; 43 прим. 2).
Казначеи (не простые приходо-расходчики) присутственных мест (а также жены и дети их) могут давать деньги взаймы лишь с разрешения своего начальства, обставленного строгими формальностями, по особым дозволительным свидетельствам. Должники по этим займам стеснены в платеже до срока особыми обязанностями в отношении к тому ведомству, в коем состоит на службе займодавец (ст. 2048, 2049).
В видах oгpaждeния некоторых инородцев (калмыков и пр.) от вымогательств и притеснений со стороны местных чиновников и торговых людей, установлены особые стеснительные правила относительно займов, ими делаемых (т. II, изд. 1892 г., Пол. Инородц., ст. 448; ст. 38 прил. II).
Прямым доказательством займа служит обыкновенно письменное заемное обязательство, хотя закон вообще не исключает возможности доказывать заем и всеми установленными способами на суде, посредством фактов, несомненно указывающих на существование займа. Для Черниговской и Полтавской губерний есть особое правило, в силу коего словесные займы признаются обязательными перед законом лишь до 12 руб. (ст. 2032).
Акт займа называется заемным письмом. Хотя форма его приложена к статьям закона, но не имеет, для домашних актов, строгого обязательного значения: существенно в ней слово занял, указывающее на род и свойство обязательства.
Заемное письмо может быть, не теряя своей силы, простым домашним актом или составляется порядком явочным, или пишется, там, где не введено Нотариальное Положение, у крепостных дел, за подписью не менее двух свидетелей.
Явочное, быв писано на дому, является заемщиком у нотариуса, у маклера, либо у крепостных дел, в положенный срок (семь дней для городских, месяц для уездных жителей), записывается от слова до слова в книгу и возвращается с надписью заемщику; если оно зачем-либо не состоится, то должно быть в семидневный с выдачи от записки срок представлено к уничтожению.
Неявленное в срок заемное письмо не имеет достоверного числа, и потому, в случае несостоятельности должника, уступает место другим явленным его обязательствам, и удовлетворяется только из остатков наличного должникова имущества, причем проценты полагаются лишь со времени представления ко взысканию. Кроме того, по неявленному заемному письму не полагаются неустоичные 3% (2033-2039 и прил. I к ст. 708, ст. 143).
С займом соединяется обыкновенно условие о процентах за пользование капиталом; посему в заемном письме обыкновенно пишется: занял за такие-то проценты.
Но где это условие не выговорено, там нет основания требовать процентов за все условленное время пользования; разумеется, по истечении срока, или, в бессрочных, со времени требования, капитал остается у должника уже без согласия займодавца, и потому за все это время есть полное основание требовать процент умедления.
О процентах и порядке их исчисления см. выше.
Заем делается обыкновенно на срок, означенный в самом договоре; но может быть и бессрочный, впредь до востребования. В первом случае просрочка начинается с истечением срока; в последнем случае – со времени предъявленного требования.
С истечением срока, заемное письмо может быть, по новому соглашению сторон, переписано, т.е. заменено новым актом, или может быть сделана отсрочка, т.е. продолжен срок пользования капиталом, односторонним актом займодавца, т.е. надписью на обязательстве, либо заявлением присутственному месту, где акты находятся, либо особой распиской об отсрочке; но и в последних двух случаях должна быть сделана присутственным местом или займодавцем надпись на самом акте.
Если бы займодавец, не исполнив сего, передал заемный акт третьему лицу, то должник во всяком случае не обязан платить ранее нового срока по отсрочке, ему сделанной (2040-2044).
В заемном письме заключается обыкновенно ясное и простое требование, составляющее ценность, более или менее определительную, в имуществе займодавца. Посему односторонняя передача такого требования допускается без затруднения и нашим законом. Займодавец может передать свое право, как до срока, так и после срока, всякому лицу, кто заплатит ему деньги вместо должника, т.е. может продать заемное письмо.
С этой передачей соединяется некоторый риск для приобретателя, который не всегда может быть уверен в состоятельности заемщика в минуту взыскания, а передача делается без оборота на передатчика, т.е. приобретатель не вправе уже обратиться к нему, когда не получит удовлетворения от должника.
Посему продажная ценность заемного письма при передаче может уменьшаться соответственно с состоятельностью должника и с риском приобретателя. Кроме того, при передаче до срока учитываются обыкновенно проценты (см. выше § 10).
Передача совершается обыкновенно посредством надписи займодавца на заемном письме, и надпись эта свидетельствуется тем же порядком, как постановлено о заемных письмах, и при тех же последствиях неявки (2058-2060, 2063 и прил. I к ст. 708, ст. 143). Впрочем, и кроме надписи, передача может быть на суде доказываема и другими фактами и актами, удостоверяющими передачу.
Исполнение по займу состоит в платеже. О сем см. выше § 20.
Во всяком сознанном определенным количеством долге есть некоторые свойства займа, но нет еще всех существенных его признаков. С той минуты, как одно лицо сознает за собой такой долг, оно ставит себя в обязанность отдать или заплатить, следовательно отдаление этой уплаты и оставление ценности в руках должника зависит уже от воли другой стороны, имеющей требование; эта ценность в руках у должника считается чужой.
Эту другую сторону можно назвать общим именем кредитора, но отношение воли его к сознанному долгу может быть только пассивное, а не деятельное. Деятельным оно становится лишь поколику воля кредитора вступает в соглашение с должником об оставлении в руках у него денежной ценности на срок или до востребования: в этом случае отношение имеет все качества займа.
Заем всегда заключает в себе прямое намерение одной стороны – предоставить пользование капиталом, а другой – отдать его в положенное время обратно. Напротив того, долг может образоваться из разнообразных отношений и, в минуту его происхождения, в сознании должника может вовсе не участвовать намерение кредитора оставить в руках его сознанную в долгу ценность.
Из долговых отношений наш гражданский закон упоминает о счете. Счет есть означение денежного платежа, причитающегося от одного лица другому, за поставленные или забранные вещи, изделия, товары, за работы, услуги и т.п. Одна сторона объясняет здесь другой, сколько за ней состоит в долгу.
Закон причисляет счеты, подписанные должником, к домашним заемным обязательствам; но счет не должен превосходить 150 руб. и в течение шести месяцев должен быть представлен ко взысканию или превращен в формальное заемное обязательство.
Впрочем, судебная практика разъясняет, что несоблюдение этих правил имеет значение лишь при несостоятельности должника, лишая кредитора права на равное с прочими удовлетворение (ст. 2045-2047. Касс. реш. 1867 г., N 338).
В 1879 г. изданы правила о порядке содержания ссудных касс для мелких займов под заклады. Кассы эти открываются не иначе как с разрешения правительства, которое дает его лицам, по личному убеждению в благонадежности, на пять лет.
Все ссуды и заклады должны быть записываемы в шнуровую книгу закладов, выдаваемую кассе от городских управ и подлежащую ревизии, причем должен быть означен размер ссуды, роста и платежа за хранение заклада.
Закладчику выдается билет, вырезываемый из книги. Рост уплачивается при возврате ссуды, а по просрочке исчисляется по день продажи заклада. При выкупе заклада выдается расписка с означением суммы долга и всех платежей (т. XIV изд. 1890 г., Уст. Предупр. Прест., ст. 249-259).
Долговым обязательством, и именно явочным или публично совершенным, присвоен повсюду исполнительный порядок взыскания, в силу коего подобный акт, снабженный исполнительной надписью или приказом, может быть, без иска и без суда, прямо обращен к понудительному исполнению посредством исполнительного чиновника или судебного пристава.
И у нас в старом порядке производства существовал, и доныне существует еще там, где не введены новые судебные уставы, порядок бесспорных взысканий по долговым обязательствам через полицию, по письменной или словесной просьбе, с представлением подлинного акта. Полиция немедленно вызывает ответчика, а между тем, по акту крепостному или явочному может тотчас обеспечить взыскание запрещением или арестом.
Действительное взыскание может быть произведено, по приговору полиции, и за неявкой ответчика в положенный срок, или по явке его и по рассмотрении возражений; впрочем, не все возражения ответчика останавливают полицейское взыскание, а лишь некоторые, означенные в законе, но на приговор полиции сторона имеет право подать жалобу в суд или начать дело судебным порядком (Прав. 11 октября 1865 г.).
Новые уставы суд. гражд. не приняли этого порядка: всякое взыскание по долговому обязательству должно проходить через суд, с соблюдением сокращенного порядка и кратких сроков, причем, допускается, по явочным актам, предварительное обеспечение исков и предварительное исполнение решений (Уст. Гр. Суд. 351, 352, 395, 737).
Это производство соединено с значительной медленностью и крайне ослабляет исполнительную силу долговых актов, вследствие чего возбужден уже вопрос о введении у нас исполнительного порядка долговых взысканий (см. Журн. Гражд. и Угол. Права 1877 г., N 2).
Вопрос этот разрешен лишь в последнее время Мнением Государственного Совета 29 декабря 1889 г. о производстве судебных дел, подведомственных земским начальникам и городским судьям.
В этом мнении установлены правила о понудительном исполнении по актам крепостным, нотариальным и засвидетельствованным, и в числе их по актам о платеже денег, которое заключается в том, что по просьбе взыскателя на акте земским начальником или городским судьей делается резолюция о понудительном исполнении, а затем самое исполнение производится по правилам для исполнения решений земских начальников и городских судей (ст. 141-160).
Особливой строгостью отличается порядок взысканий по векселям, в силу вексельного права.
Взыскание по векселям, и по введении новых судебных уставов, производилось бесспорным исполнительным порядком через полицию; лишь в недавнее время (1874-1877 г.) оно передано в Петербурге, в Москве и в Одессе коммерческим судам, которые действуют по сим делам в особых вексельных отделениях сокращенным порядком, принимая строгие меры немедленного обеспечения и устраняя возражения, которые по закону не останавливают взыскания.
Взыскание обеспечивается, кроме общих способов, запрещением выезда и личным арестом. Самым действительным обеспечением вексельных взысканий при производстве оных полицией служит личное задержание, которому подвергается должник прежде взыскания с имущества (Уст. Вексельн. 105, прил.). Правило это оставлено в силе и при общей отмене личного задержания в1879 г.
В местностях, где, при действии новых судебных уставов, нет коммерческих судов, вексельные взыскания производятся через мировой суд, земских начальников и городских судей (до 300 руб.), и также уездных членов (от 300 до 600 руб.) сокращенным исковым порядком, или через общий суд первой степени, а в Архангельской губернии, некоторых уездах Вологодской и в Туркестанском крае через мировых судей в бесспорном порядке на всякую сумму (Уст. Вексельн. 103-105).
Сущность ссуды и займа. Существенный признак займа – обязательство возвратить капитал; но ни условие о процентах, ни условие о сроке не существенны (Касс. реш. 1877 г., N 281). К ссуде отнесена отдача выигрышных билетов за номера для представления в залог, с обязанностью возвратить те самые билеты, хотя бы и с вознаграждением положенным процентом (Касс. реш. 1872 г., N 124).
Из реш. Касс. 1873 г., N 1626 видно, что Сенат не допускает ссуды в вещах потребляемых (спирт), но не решается подводить договор о пользовании такими вещами и под форму займа, так как по закону предметом займа служат исключительно деньги. Однако, не отрицая таковой сделки, Сенат считает ее, по-видимому, своеобразной сделкой.
Отданы билеты внутреннего займа, без вознаграждения, и на известное употребление, на залог в банке, с условием возвращения к сроку тех же билетов. Этот договор признан ссудой, а не займом (Касс. реш. 1870 г., N 721). – Закон (2012 ст.) под словом заем разумеет все виды долговых обязательств (?), в том числе и займы под векселя.
Посему признано, что уполномоченный доверенностью на выдачу заемных обязательств, может выдавать и векселя (Касс. реш. 1875 г., N 275). Кажется, что вывод чрез меру обобщен в этом решении: не всякое долговое обязательство происходит из займа и далеко не все векселя соединяются с займом.
Понятие о кредите гораздо обширнее понятия о займе, и в настоящем случае надлежит различать – соединялась ли выдача векселя с займом. – Расписка была выдана женихом невесте на получение от нее 2400 руб. по случаю вступления в брак, с тем, что, если брак не состоится, деньги должны быть возвращены.
Займа тут нет и владение деньгами было по договору, следовательно при обратном взысканий % полагаются не со дня получения взятых денег, а с того дня, в который стало известно, что брак не состоится (2 Сб. Сен. реш. V, N 1157).
Денежный заем, хотя бы и без процентов, не может быть почитаем ссудою, потому что деньги отдаются на издержание и могут быть возвращаемы в другом виде, хотя той же ценностью (Касс. реш. 1877 г., N 140; 1876 г., N 294).
Предположения. Нахождение заемного обязательства в руках должника может быть признано доказательством уплаты по обстоятельствам дела, обсуждение коих зависит от суда. В данном случае суд признал доказательством уплаты нахождение договора в опеке (наследников должника) в числе оплаченных актов.
В том же деле было возражение, что 2050 ст. Зак. Гражд. относится лишь к долговым обязательствам, а не к договорам иного рода, в коих стороны возлагают на себя обоюдные обязательства. Сенат отвергает это возражение, так как в данном случае договор, хотя и обоюдный, во время исполнения его опекой, имел значение лишь долгового обязательства (Касс. реш. 1878 г., N 223; ср. 1868 г., N 579).
Не признано доказательством уплаты и погашения – нахождение долгового акта в руках у заемщика, когда он, в качестве опекуна малолетнего кредитора, представлял его личность и заведовал его делами (Касс. реш. 1869 г., N 269). Лишь по обстоятельствам дела, а не само по себе, доказательством уплаты может служить наддранное заемное письмо, когда находится в руках у кредитора (Касс. реш. 1871 г., N 1140).
Доказательством требования по договору служит акт, представленный ко взысканию. С нахождением акта в руках и во власти взыскателя связано предположение о том, что договор в силе и подлежит исполнению.
А когда договор, по совершении, вовсе не был передан кредитору, или, по передаче, возвращен от него другой стороне, предположение это исчезает, и требующее по сему акту лицо обязано еще доказать, что несмотря на возвращение акта он остался в силе (Касс. реш. 1872 г., N 443).
Передаточные надписи на векселе, хотя и с означением платежа, сами по себе не удостоверяют действительности платежа и перехода прав по векселю, доколе самые векселя не переданы и остаются в руках у векселедержателя; до действительной передачи он все-таки сохраняет право собственности на вексель и может уничтожить самую надпись (Касс. реш. 1877 г., N 126).
Долговая расписка, писанная на одном полулисте гербовой бумаги, опровергалась на том основании, что это акт наддранный и что на другом полулисте могла быть означена уплата. Это возражение не принято (Касс. реш. 1869 г., N 535).
Расписка и счет. К долговым обязательствам относятся всякого рода записки, расписки и удостоверения о суммах, следующих к получению, хотя бы срок и не был назначен. Таков, напр., подписанный ответчиком реестр сумм, полученных за счет истца; таково свидетельство хозяйственного общества или экономии, удостоверяющее, что истец может получить такую-то сумму за поставленные продукты (Касс. реш. 1874 г., N 221).
Счет заключает в себе означение предметов, забранных в кредит на известную цену, или сумм, остающихся в долгу, – обращаемое кредитором к тому лицу, которое считается обязанным к платежу.
В счете содержится сознание кредитора, обращаемое к должнику, с тем, чтобы вызвать с его стороны признание долга. Итак, признанием должника счет обращается в долговой документ, по которому, при известных условиях, может быть требуема уплата и производимо взыскание.
Составителем и предъявителем счета бывает обыкновенно кредитор, хотя могут быть случаи, в коих сам должник составляет счет, по своему сознанию и, предъявляя его кредитору, ожидает от него признания счета в показанных по оному данных и условиях. В том и другом случае счет имеет в виду сознание права и обязанности, соединенных с долгом по кредиту.
Совсем иное значение имеет квитанция или расписка, удостоверяющая совершенное действие или исполнение в том или другом виде, напр. принятие денег, вещей, товаров, совершение работ и т.п. Такая расписка, если в ней не означено к какому обязательству она относится, сама по себе не предполагает сознания долга.
Она удостоверяет только событие; а юридическое или обязательное для другого лица значение сего события может быть определено лишь по соображению, в связи с другими событиями или действиями и обязательствами.
Посему едва ли основательно в Касс. реш. 1876 г., N 479 приравнена к счету квитанция в получении вещей, выданная их приемщиком и представленная сдатчиком в доказательство долга за те вещи. Едва ли правильно и другое решение 1877 г., N 182, 183, в коем такой расписке придано одинаковое значение со счетом – расписке в приеме вещей.
Неправильно в одном деле суд принял в силе счета накладную, которая сама по себе нисколько не служит удостоверением долга (Касс. реш. 1877 г., N 322).
Пропуск шестимесячного срока в представлении ко взысканию счета не лишает его вовсе действительной силы, а только лишает его права на равное удовлетворение при несостоятельности (Касс. реш. 1867 г., N 338; 1874 г., N 751).
В деле Герке и Мангольда обсуждалось обязательное значение счета, представленного одним из товарищей предприятия, распорядителем, прочим товарищам, и ими подписанного. Гос. Сов. признал, что счет этот не может иметь значения безусловно обязательного долгового акта.
Он только означает, что подписавшие его признавали указанное в нем положение дела в данный момент верным и согласным с действительностью, но не означает, что они обязывались тотчас и непременно уплатить по этому счету (Практ. СПб. Касс. Сен. 1874 г., N 31).
Взыскание по копии заемного письма. На практике до сих пор еще возникают недоумения по вопросу о том, может ли быть производимо взыскание по копии с заемного обязательства?
Вопрос этот имел особливое значение в прежнем порядке бесспорного взыскания, когда требовалось определить, какие акты считаются бесспорными и подлежащими исполнению через полицию, – и в прежнем порядке судебного производства, когда требовалось определить: возможно ли признать копию с заемного обязательства формальным доказательством долга – в руках у кредитора?
Очевидно, что при существующем у нас порядке совершения и засвидетельствования актов, предположение о платеже соединяется с нахождением подлинного заемного письма в руках кредитора, а не копии. Копия с заемного обязательства есть не что иное как удостоверение или повторение его содержания, но не может заменять основной документ займа по взыскательной его силе.
Самое содержание основного документа удостоверяется копией лишь по то число, когда снята копия. Текст договора, как он записан в книгах, по поводу его составления, должен считаться неизменным, и копия вполне удостоверяет его; но затем содержание документа, с той минуты, как он передан в руки займодавца, может изменяться соответственно с изменением в отношениях сторон по поводу займа.
В заемном акте могут быть сделаны надписи о передачах, о протестах, наконец, о платеже и уплатах. Итак, копия вообще не может служить заменой заемного обязательства, в смысле кредитного акта, для взыскания по оному.
В Свод Законов вошло правило (Зак. Гражд. ст. 2012, прим.; Зак. Суд. Гражд., ст. 432 п. 2), что взыскание по копии производится в том только случае, если со стороны истца представлены будут доказательства об умышленном истреблении ответчиком подлинного обязательства. Это правило нередко возбуждало недоумения в практике.
Правило это заимствовано из Выс. утв. Мн. Гос. Сов. 1875 г. (П. С. З. N 30429) по частному делу Карачинского, в коем истец старался доказать, но не доказал, что подлинный заемный акт был умышленно истреблен самим должником.
На сем основывается высказываемое некоторыми мнение, будто и приведенный закон должен быть относим исключительно к подобным случаям, т.е. к тем делам, в коих истец доказывает умышленное уничтожение акта ответчиком.
Это мнение не может, однако, послужить основанием к стеснительному толкованию статьи закона, в коей несомнительно высказывается общее правило. Но это общее правило по необходимости изменяется в своем значении с тех пор, как суд гражданский получил право свободно обсуждать все представляемые доказательства и постановлять свое решение по общему их соображению (Уст. Гр. Суд., ст. 456-459).
В этом смысле едва ли можно возразить против следующего рассуждения Гр. Касс. Деп. по д. Тупалова (Касс. реш. 1869 г., N 145): 831 ст. Зак. Гражд. (по изд. 1857 г.; в изд. 1887 г., соответств. примечанию к ст. 2012) вовсе не имеет того значения, чтобы истец, представляющий копию заемного обязательства и не доказавший уничтожения подлинника ответчиком, безусловно лишался удовлетворения: смотря по обстоятельствам дела и представленным доказательствам, суд может присудить взыскание и по копии с заемного обязательства.
И в прежней судебной практике бывали решения (Сб. Сен. реш. I, N 360 и 560; II, N 346), коими присуждаемо было взыскание по копиям, когда подлинные акты находились уже в рассмотрении суда и были предъявлены ответчиком, но уничтожились или утратились уже во время производства дела.
Заемное письмо, быв представлено ко взысканию, утратилось в земском суде прежде, нежели было предъявлено должнику. Сенатом признано, что без подлинного документа и без предъявления его ответчику взыскание невозможно (реш. в Ж. М. Ю. 1861 г., N 4).
В деле Гудим Левковича иск производился по копиям с крепостных заемных писем. Подлинники были в руках у займодавца, но по смерти его не найдены и было предположение, что сам он мог уничтожить их.
Должник показал, что в день смерти кредитора он был у него и оставался ему должен, но от уплаты отрекался, за силою 831 ст. Зак. Гражд. и 749 ст. 2 ч. X. т. (в издании Зак. Судопр. Гражд. 1892 г. статья сия, как относящаяся к суду по форме, показана отмененной). По окончательному решению отказано во взыскании на основании приведенных статей (2 Общ. Собр. Сен., 24 марта 1878 г.).
Выписка из нотариальной книги не может, при взыскании, заменить подлинный утраченный вексель (2 Сб. Сен. реш. IV, N 875).
В д. Козловской и кн. Салтыкова производилось взыскание по копии с заемного письма, на основании французского кодекса, принятого в Царстве Польском. По силе 1334 и 1335 ст. кодекса Наполеона, если подлинный документ существует, то копия служит доказательством того, что заключается в документе; если же подлинный документ не существует, то копии имеют силу доказательства со следующим подразделением.
Главные выписи (grosses), или первые выписи, имеют ту же силу, как и подлинник. Такую же силу имеют вторые выписи (secondes grosses, sec. expeditions), сделанные по распоряжению суда в присутствии сторон, по вызове их установленным порядком (по тамошнему обряду, подлинник акта (minute) остается в книге, в том месте, где он совершен, и заменяется в руках у сторон первой выписью – grosse).
В данном случае главная выпись в руках у займодавицы, Козловской, утратилась, по ее показанию, случайно, и она выпросила вторую выпись, выданную ей судом, по вызове должника, за его неявкой. Против сей выписи должник возражал, что она не заменяет подлинника, и что с ней не может быть соединено предположение о существовании долга.
По французскому закону, можно было бы возражать, что вторая выпись не может быть в настоящем случае полной заменой главной, так как для получения второй выписи требуется вызов должника, а вызов кн. Салтыкова был сделан в Варшаве по избранному им при совершении акта месту жительства, Варшавскому, тогда как действительное пребывание его было в Москве; но удостоверено было, что вторая выпись выдана согласно с порядком, принятым в Царстве Польском, и потому по ней присуждено взыскание (Мн. Гос. Сов. 1878 г.).
Копия с векселя. Взыскание по копии с заемного письма не следует смешивать со взысканием по векселю в случае его утраты (ст. 90 и след. Уст. Вексельн.). Вексельный акт имеет совсем особое свойство, предполагая известное расчетное отношение между участвующими лицами, и платеж по векселю, который утрачен, не есть никоим образом платеж по копии с обязательства.
Напротив того, в производстве об утрате векселя, подлинный документ предполагается существующим, и все это производство имеет целью предупредить платеж в руки того, кто, помимо заявителя утраты, может предъявить к платежу подлинный вексель. Подобный вопрос возникал в деле Тартаковского (1 Общ. Собр. Сен., 9 ноября 1879 г.).
Вексель Тартаковского на имя Герасимова дошел учетом к банку, был опротестован за неплатеж в отсутствии векселедателя; поверенный банка заявил его случайно утраченным; затем, взяв из книг нотариуса копию с векселя, записанную по поводу протеста, стал производить взыскание по сей копии, на основании 641 ст. Уст. Торг. (соответств. ст. 99 Уст. Вексельн.). Векселедатель же объявил, что он по такому векселю не состоит должным.
Безденежность заемного письма. Безденежность долгового акта, т.е. несоответствие содержания его с действительностью, может быть доказываема свидетельскими показаниями (Касс. реш. 1868 г., N 745).
Безденежность займа в смысле закона имеет место там, где по самому существу сделки предполагалась передача ценности, но не совершилась действительно, или передана была валюта недействительная, напр., чек по счету, уже закрытому, или когда предполагалось передать валюту впоследствии, но заемный акт, прежде передачи, представлен ко взысканию.
Но о безденежности не может быть речи там, где заемное письмо само по себе представляет ценность, в которую превращено прежде существовавшее долговое или обязательное отношение. В сем смысле заемное письмо может законно служить выражением и формой дара (Касс. реш. 1875 г., N 473).
Не считаются безденежными заемные письма, выданные за услуги, работы, предшествовавший долг и т.п.
Нет основания допустить, по поводу предъявления такого акта, спор о недостаточности основания, из коего долг возник, напр.: о недобросовестном выполнении услуги, о недоброкачественности изделий и товаров, ибо рассуждение должника обо всем том должно предшествовать выдаче обязательства, с коей соединяется сознание долга (Касс. реш. 1873 г., N 130).
Закон не требует, чтобы выдача заемного письма совершалась одновременно с выдачей денег. Возможно облечь в форму акта предшествовавший долг (Касс. реш. 1872 г., N 474).
По смыслу 2014 и 2017 ст. Зак. Гражд., спор о безденежности заемного письма недействителен, если доводы и доказательства такого рода, что не исключают возможности происхождения заемного письма вместо платежа или удовлетворения долга (2 Сб. Сен. реш. III, N 521, 633).
Выводы, в споре о безденежности, что должник не имел нужды в деньгах, что у кредитора по бедности не было денег, что в имении у должника денег не оказалось, – суть голословные и по закону не составляют доказательства безденежности заемного письма (Сб. Сен. реш. I, 495).
Заемное письмо вступает в силу не прежде, как будет передано дающим в руки приемлющего. Посему заемное письмо, найденное в имуществе должника, не быв до того выдано займодавцу, может быть признано безденежным (Сб. Сен. реш. I, N 59).
В деле Манвелова и Бочечкарова доказываема была безденежность заемного письма распиской, одновременно с ним выданной от кредитора должнику.
В сей расписке кредитор Манвелов объяснял, что заемное письмо в 10 000 руб. выдано ему Бочечкаровым по договору с ним на случай уплаты им, Манвеловым, из своих денег, по долговым документам жены Бочечкарова; по учинении чего он будет вправе требовать возвращения суммы, затраченной в счет заемного письма, тогда только, когда вручит Бочечкаровой долговые документы с платежными надписями; если же уплаты в счет заемного письма произведено не будет, то он обязан возвратить оное обратно, как безденежное.
В деле Волжиной и Бабаниной (Моск. Общ. Собр. Сен. 1855 г.), по спору о безденежности расписки на 50 000 руб., показание одного из подписавшихся на ней свидетелей о том, что при нем было передано только 3600 руб., не признано достаточным к признанию безденежности, так как получение части денег при свидетеле не устраняло возможности получить остальные деньги в другое время.
В решении по делу Пришмантовой (2 Сб. Сен. реш. V, N 1261) признано, что не допускается спор о безденежности переуступки заемных писем, так как эта переуступка составляет передачу движимого имущества.
Но Касс. Деп. рассуждает: подобно тому, как доказывается безденежность заемного письма, можно доказывать и безденежность передаточной надписи, например, что передача сделана была не в собственность, а лишь препоручительно, для взыскания долга в пользу кредитора (Касс. реш. 1876 г., N 410).
Когда заемное письмо, с передаточной на нем надписью, оставалось в руках у передатчика, не быв им вручено тому лицу, на чье имя написана передача, надпись не препятствует доказывать, что передача не состоялась (Касс. реш. 1876 г., N 382).
Безденежность векселя. Ежели и может быть допущен спор о безденежности векселя за неполучением валюты, то во всяком случае – против первоначального только приобретателя векселя, а не против того, к кому он дошел по надписи (Касс. реш. 1872 г., N 1299; Практ. Касс. Сен. 1875 г., N 1).
А в Касс. реш. N 1315 признано вообще, что спор о безденежности векселя не допускается торговым законом; допускается только иск об убытках от замедления в выдаче валюты, да при несостоятельности должника (1961 Уст. Торг. соответств. ст. 582 Уст. Суд. Торг., изд. 1893 г.) допускается спор со стороны конкурса о безденежных векселях, выданных для отягощения массы.
В Касс. реш. 1875 г., N 143 Сенат приходит к такому заключению, что действующие законы не воспрещают спора о безденежности векселя или о неполучении валюты. В реш. 1871 г., N 724, выведено, на основании 549 ст. Уст. Торг. изд. 1857 г., соответств. ст. 9 Уст. Вексельн., изд. 1893 г., что возражение о неполучении валюты должно быть подтверждено письменными доказательствами.
Означение в самом векселе не той валюты, за которую вексель в действительности выдан, не служит еще основанием к признанию векселя безденежным, если только суд признал, что валюта получена должником (Касс. реш. 1875 г., N 187). Если вместо валюты вексель выдан за услуги, то нет основания признавать его безденежным (Касс. реш. 1875 г., N 187).
Валютой по векселю может служить, кроме денег и товаров, и всякий предмет долга, в чем бы ни состоял, если только признавали его за таковой договорившиеся лица (Касс. реш. 1871 г., N 564; Практ. Касс. Сен. 1875 г., N 3).
По смыслу 549 ст. Уст. Торг. (соответств. ст. 9 Уст. Вексельн.) с момента перехода векселя валюта считается выданной от приобретателя, если не состоится о том особого в маклерской книге соглашения. Посему безденежность векселя нельзя доказывать свидетелями (Касс. реш. 1878 г., N 24).
Правило 542 ст. Уст. Торг. изд. 1857 г. (соответств. прим. к ст. 2 Уст. Вексельн.), запрещающее употреблять вместо векселей бланки, не препятствует признанию действительным векселя, который первоначально был в руках у держателя в виде бланка, но пополнен текстом впоследствии сознательно для обеих сторон, с их взаимного согласия (Касс. реш. 1874 г., N 131).
Вексель безденежный или безвалютный оказывается в том случае, когда открытие взыскания по векселю поставлено было в связи с особым условием, которое не осуществилось. Такой случай был в деле Зефировой (2 Сб. Сен. реш. V, N 1231).
Маслов выдал ей вексель на 45 000 по предъявлении, а она тогда же дала ему подписку, что обязуется требовать от него платежа по сему векселю не ранее, как через месяц по получении им концессии на железную дорогу; в концессии же было отказано.
При самой выдаче векселя, векселедержатель выдал векселедательнице расписку в том, что он не давал ей денег при выдаче сего векселя, а обязывается доставить через месяц. При нахождении сей расписки в руках у должницы, когда заявлен спор о безденежности векселя, векселедержатель обязан был доказать, что деньги им доставлены, а поелику он не доказал сего, то и вексель признан безденежным (Сб. Сен. реш. III, 1003).
Вексель, как оказалось впоследствии, выдан был обвиненным в краже обвинителю, по мировой сделке; а как несмотря на то обвиненный был предан суду и подвергнут тюремному заключению, то суд, по представлении сего векселя ко взысканию, отверг его за безденежностью.
Но Сенат рассудил, что в векселе могла быть действительно долговая ценность, так как с совершением проступка или преступления соединяется не только уголовная, но и гражданская ответственность за его последствия; следовательно, независимо от уголовного взыскания, в выдаче векселя могло выразиться вознаграждение за вред и убыток (Касс. реш. 1872 г., N 535).
Иван предоставил Петру в пользование залоговое свидетельство, а Петр в обеспечение целости залога, выдал ему вексель в равноценной сумме, с тем, что если возвратить залог к сроку, то получит вексель обратно, а в противном случае вексель вступает в полную силу. Сенат признал, ввиду 1530 ст., что такой договор об обеспечении не содержит в себе ничего противозаконного (Касс. реш. 1872 г., N 665).
