Философские учения римлян[1] не отличались самостоятельностью и оригинальностью. Римские мыслители не шли далее усвоения выработанных греческими философами учений.
Но именно в Риме обособилась впервые, как самостоятельная отрасль знания, наука права, причем римские юристы сумели сочетать с непосредственной близостью к практике и живым пониманием положительного права и общие философские начала, заимствованные ими у греческих мыслителей. Наибольшее в этом отношении влияние на римских юристов имело учение стоиков[2].
Основателем этой философской школы считается Зенон, уроженец острова Кипра, семитического происхождения (около 340-265). Он основал в Афинах школу в “Узорном портике” – отчего она и получила свое название стоической.
По свидетельству Диогена Лаэртского, Зенон написал немало книг, в том числе и о государстве, где он, подобно Платону, высказывался за общение жен. Самым выдающимся из его последователей был Хризипп (280-206). В Пандектах (fr. 2. De legg. I. 3) имеется отрывок из Институций Марциана, содержащий цитату из сочинения Хризиппа.
Распространению стоицизма в Риме содействовал главным образом Панетий из Родоса (180-110), сблизившийся с Лелием и Сципионом Африканским Младшим, а главными представителями стоицизма были Сенека, Персий, Эпиктет, Марк Аврелий. Но уже в учении Панетия стоицизм являлся не в чистом своем виде, а с примесью других учений, и все римские стоики были несколько эклектиками.
Между тем как Платон признавал существование двух обособленных миров – мира идей и мира явлений, а Аристотель, хотя и отвергал обособленность идей, все-таки различал в вещах материю и форму, стоики обращаются к объединяющему миросозерцанию, к монизму.
Не допуская никакого обособления и раздвоения, стоики представляли себе все сущее как одно целое, как единую природу, подчиняющуюся во всех своих проявлениях одному общему закону. Основа всего сущего – материя, проникнутая присущей ей творческой силой, сравниваемой стоиками то с оживотворяющим огнем, то с творящим, рождающим разумом.
Эта единая и неотделимая от материи сила есть Бог, все из Себя создавший, надо всем властвующий; Он есть вместе общий закон всего сущего и явлений природы, и человеческих действий, закон, составляющий содержание мудрости, предмет философии, меру добродетели, закон физический, логический, этический.
При такой общности закона, распространяющего свое действие на все существующее, и при включении человечества в общее понятие природы, понятно, что, по учению стоиков, и основное начало этики должно было заключаться в требовании жить согласно с природой. Этические нормы отождествлялись, таким образом, с законами природы. Добродетель сводилась к подчинению этим законам.
Усвоивший себе такую добродетель – мудрец, все другие – глупцы. Мудрец, вполне осуществляя своею жизнью общий закон природы, равен богу и вовсе не зависит от внешних случайностей, к которым он относится безразлично, бесстрастно, с полной апатией; в самом себе он находит полное самоудовлетворение, не нуждаясь для своего блаженства ни в каких внешних условиях.
Но он свободен также и внутренно: апатия есть свобода от всякого страдания и страха, от желаний и радости. Все эти аффекты неразумны: страдание есть ложное суждение о настоящем, страх – такое же суждение о будущем лишении; желание есть неразумное стремление к внешним благам, радость – неразумная кичливость ими.
Конечно, и мудрый испытывает лишения, но он не страдает от них, потому что не считает их злом. Он свободен от всякой гордости и тщеславия; он безучастен к чести и позору. Вместе с тем мудрец не знает ни жалости, ни милости и неумолимо строг.
Но апатия только отрицательное условие: мудрый должен быть свободен от всяких страстей. Но к чему же должен он стремиться в своей жизни? Конечно, к благу. Но истинное благо, по учению стоиков, есть согласное с природой, т.е. добродетель.
Это не только высшее, но и единственное благо. Только добродетель всегда и всем полезна. Внешними благами можно злоупотреблять, они непрочны и приносят пользу не всем, а только некоторым людям.
Основная добродетель есть мудрость, т.е. знание согласного с природой; три другие добродетели заключаются в способности правильного, согласного с природою выбора: мужество есть способность различения того, на что должно посягать и чего следует избегать; умеренность есть способность соображать, от чего должно отказываться и чтоб удерживать; наконец, справедливость – способность распределения внешних благ сообразно достоинству людей.
Добродетель, по учению стоиков, сама по себе дает полное удовлетворение и блаженство, независимо от каких-либо внешних условий. Этим учение стоиков существенно отличается от учения Аристотеля, придававшего известное значение и внешним благам. В противоположность Аристотелю стоики пришли поэтому в своем этическом стремлении к аскетизму и даже к проповеди самоубийства.
Определяя справедливость как согласное с достоинством каждого распределение, стоики основывали ее не на людском соглашении, а на общем законе природы. Учение стоиков о естественном законе, как мы увидим дальше, проникло в учение Цицерона и римских юристов, частью дословно повторяющих определения стоиков.
Не обособляя человеческой личности от природы, признавая ее частью природы и требуя от нее подчинения законам природы, стоики в силу этого самого не могли не ослабить того подчинения человека государству, какое являлось общепризнанным у древних. Человек представлялся стоикам гражданином не только данного государства, но всего человечества и даже вселенной.
Так, Сенека указывал на существование двоякого рода государств: одного – к которому мы принадлежим по условиям рождения, и другого – великого, поистине общего (vere publicam), объемлющего всех людей и богов (De ortio sap. 31), и признавал своим отечеством мир и правителями его богов (De vita beat. 20).
Такое признание человека не только гражданином отдельного государства, но и гражданином вселенной, приводило стоиков к освобождению личности от безусловного подчинения государству и, следовательно, к известному индивидуализму. По свидетельству Плутарха, уже Зенон мечтал о едином всемирном государстве.
Как философская система, учение стоиков не представляется достаточно полным и законченным. Учение греческих стоиков дошло до нас только в отрывках, а римские стоики сами склонялись к эклектизму, нарушая тем внутреннее единство и последовательность своего учения.
Может быть, именно поэтому нельзя найти у стоиков объяснения некоторых коренных вопросов этики, и кое-что в их учении представляет внутреннее противоречие. Отождествление этических норм с законами природы, казалось бы, должно было сделать для них совершенно невозможным понятие долга, а между тем именно стоики внесли первые в этику понятие долга (Zigler, 175).
Точно так же плохо мирится с их поклонением природе и признанием человеческой личности интегральной частью природы их пессимизм, приводящий к аскетизму и даже к оправданию самоубийства.
Но каковы бы ни были недостатки учения стоиков как целостной философской системы, развитое ими с особенной силой учение об общем, естественном законе оказало глубокое влияние на выработанные римскою жизнью понятия права, понятия, и до сих пор сохранившие значение в юридических теориях. Мы проследим это влияние в учениях Цицерона и собственно юристов.
[1] Voigt, moritz, Die Lehre von jus naturale, aegum et bohum jus gentium der Romer. 1856.
[2] Марто, Философы и поэты-моралисты во времена Римской Империи. 1880. Weygoldt, Die Philosophie der Stoa. 1883.
