Вторым поводом к уничтожению привилегии является возможность оспорить “принадлежность привилегированного изобретения или усовершенствования в целом составе или в некоторых его частях” (ст. 26). “Привилегия прекращается, прибавляет ст. 29, если судом будет признано, что привилегия выдана не по принадлежности”.
Относительно толкования термина “принадлежность изобретения”, точно так же, как и соответствующего ему термина “присвоение изобретения” (ст. 10 и 15), мною высказано было в подробностях мое мнение в гл. 2 настоящей книги.
Я показал[1]: 1) что русский закон не знает американской системы (“привилегия выдается тому, кто первый сделал изобретение”); 2) что привилегии выдаются в России первому заявителю и 3) что под присвоением изобретений нужно разуметь нарушение тех договорных отношений, которые существуют между сторонами по поводу заявки.
Ввиду того громадного значения, которое может иметь практически данный вопрос, я позволю себе дополнить приведенные три тезиса указаниями на те выводы, к которым пришел, разбирая те же статьи, г. Катков[2].
“Законы о привилегиях созданы с целью дать вознаграждение изобретателям…, – говорит он[3]. Этого общего правила держится и наш закон. По ст. 2 Пол. привилегия выдается изобретателям”. Однако, говорит автор, заявка как таковая с точки зрения общественных интересов “может быть большей заслугой, чем самый факт изобретения”[4].
Поэтому вполне оправдывается “постановление нашего законодательства о том, что привилегия на изобретение или усовершенствование выдается первому лицу, заявившему о том ходатайство”[5].
Затем, автор сейчас же оговаривается: “В такой общей форме, однако, правило это не всегда может быть справедливо. Нужны иногда исключения для поддержания основной тенденции патентных законодательств, в частности ст. 2 нашего Положения.
Закон поэтому постановляет, что, в случае возбуждения против первого просителя обвинения в присвоении себе чужого изобретения или усовершенствования, делается исключение из общего (?) правила: дело о выдаче приостанавливается до решения суда по этому вопросу”[6].
Из приведенных отрывков явствует, что г. Катков не толкует Положение, а только сопоставляет отдельные его статьи, указывая правополитические моменты, могшие лечь в основание каждой из них.
Он считает, например, что основной тенденцией нашего закона является выдача патентов изобретателям: но сам же признает, что эта тенденция осуществлена в законе практически – в крайнем случае – лишь в одном месте, в конце ст. 15[7] (одновременные заявки). Таким образом, взаимное соотношение ст. 2 и 15 остается у г. Каткова совершенно невыясненным.
Но главная ошибка автора заключается в том, что он все-таки предполагает возможным “возбуждение против первого просителя обвинения в присвоении себе чужого изобретения”.
Я позволю себе спросить: по какой именно статье Уложения будет предъявляться это обвинение? Деяние, которое указано г. Катковым в виде примера на стр. 56 (инженер-фабрикант и служащий), не подойдет ни под кражу, ни под мошенничество, ни даже под присвоение.
Исходя, таким образом, из положения, что в России уголовный закон ни в какой форме не защищает незаявленного изобретения, я позволяю себе остаться при убеждении, что “присвоение изобретений” можно толковать только так, как это сделано мною выше.
Следовательно, вторым поводом к уничтожению привилегии является возможность оспорить принадлежность изобретения, в смысле возможности доказать, что заявитель нарушил связывавшие его по отношению к протестующему договорные (или quasi-договорные) отношения; об этих последних см. в подробностях вторую часть гл. 2 настоящей книги.
Возможность оспорить принадлежность изобретения есть повод только к уничтожению привилегии: важный недосмотр закона, с которым, однако, нужно считаться, пока он не изменен формально.
По этому вопросу я также не могу согласиться с г. Катковым, утверждающим, что в законе будто бы “нет указаний на последствия успешного процесса”[8] для лица, возбудившего протест по ст. 10 или иск по ст. 26.
Исходя из соображений, “что цель иска будет заключаться в желании получить участие в привилегии, а не в желании уничтожить ее”[9], г. Катков предполагает возможность ввести в наше право институт патентной суброгации, утверждая, что “ничто не мешает (суду) постановить в споре о принадлежности (ст. 26) решение об отчуждении патента действительному правопреемнику изобретателя”[10].
К сожалению, в законе есть именно что-то, что мешает провести указанное толкование, как бы оно ни было желательно; и это что-то есть точный смысл ст. 29: “привилегия прекращается… если судом будет признано, что она выдана не по принадлежности”.
De lege ferenda, конечно, было бы желательно ослабить строгость ст. 29 и допустить, чтобы в случае действительно оспоренной принадлежности изобретения патент не был уничтожаем, а переводился на имя оспаривателя[11].
[1] См. том I.
[2] Катков, Op. cit., стр. 54-68.
[3] Ibidem, стр. 55.
[4] Ibidem, стр. 56.
[5] Ibidem, стр. 56.
[6] Катков, Op. cit., стр. 56.
[7] Даже в этом случае предлагаемое г. Катковым решение не вполне соответствует тексту закона. В случае одновременной заявки, говорит он (стр. 59), “просителям предоставляется или войти в соглашение, или перенести дело в суд для решения спора о первенстве изобретений”. Я отмечу:
1) что текст закона в ст. 2 говорит о “самих изобретателях”, т е. совершенно не затрагивает понятия первого изобретателя, и
2) что ст. 15 говорит также не о первенстве изобретения, а о первенстве на получение привилегии; между тем первенство на получение привилегии, может быть, будет устанавливаемо судом не по первенству изобретения; подставляя искомый материальный принцип на место имеющегося в законе формального, г. Катков допускает герменевтическую ошибку…
[8] Катков, Op. cit., стр. 62.
[9] Ibidem.
[10] Ibidem, стр. 65, примечание, и стр. 212.
[11] Господин Катков не знает, что в тексте Журнала Государственного совета есть одно замечание, косвенно опровергающее его, Каткова, мнение о допустимости суброгации. Дело заключается в следующем.
Статья 18 Проекта III указывала, что “о прекращении привилегии публикуется во всеобщее сведение, и тогда всякий имеет право беспрепятственно пользоваться тем изобретением или усовершенствованием, на которое была выдана привилегия”. Государственный Совет вычеркнул последнюю фразу по следующим соображениям (Журнал, стр. 12):
“Указанное последствие публикации о прекращении привилегии не будет иметь место в случае признания судом, что привилегия выдана не по принадлежности, так как лицо, оспаривавшее судебным порядком права получившего привилегию лица, может само возбудить ходатайство о выдаче ему привилегии”.
Следовательно, если выигравшая сторона может возбудить ходатайство о выдаче ей привилегии (очевидно, новой привилегии, так как спорная уже выдана), то ни о какой суброгации не может быть и речи. Впрочем, и самая выдача новой привилегии является трудномыслимою.”
