Результат производства есть получение известной прибыли, составляет доход. Он образуется избытком произведений издержками производства. Это и есть настоящий или чистый доход предпринимателя. Полученный же результат, без вычета издержек, называется грубым доходом.
Но так как в издержки производства входит удовлетворение всех других деятелей, землевладельцев, капиталистов и рабочих, то грубый доход предпринимателя заключает в себе чистый доход остальных.
Обыкновенно доход ценится на деньги, ибо только этим способом может быть определена его величина, а вместе и доля каждого из деятелей в общей прибыли. Но настоящую денежную форму он принимает только тогда, когда полученные произведения пускаются в оборот, что и есть обыкновенное явление.
Случается, однако, что производитель сам потребляет часть своих произведений. Так, например, сельский хозяин, крупный или мелкий, может часть полученных им продуктов обратить на свои домашние потребности. Если эти предметы составляют результат его хозяйственной деятельности, то, очевидно, они также должны быть причислены к доходу.
Затруднение оказывается только там, где потребление и состоит в пользовании потребительным капиталом. Последний, будучи отдан в наймы, мог бы приносить доход; но хозяин пользуется им сам, а потому дохода не получает. Однако относительно домов, собственное пользование всегда считается равносильным доходу, а потому облагается податью наравне с наймом.
Но относительно движимых вещей пользование до такой степени сливается с простым потреблением, что отделение одного от другого почти невозможно, да и не представляет практической надобности. В народном хозяйстве эта часть дохода играет весьма несущественную роль, а потому может быть оставлена в стороне.
Из совокупного дохода предприятия выделяется та часть прибыли, которая приходится на долю каждого из деятелей производства. А так как доход получается предпринимателем, то им совершается и самое распределение. При свободных отношениях лиц, это делается, как и все человеческие соглашения, путем договора.
Но при этом предприниматель нередко делает аванс, то есть, выплачивает деньги вперед, с тем чтобы впоследствии вознаградить себя из полученного дохода. Для этого, как сказано, он должен иметь оборотный капитал; смотря по доходности капитала, делаемый им аванс получает большее или меньшее вознаграждение.
Но соглашение составляет только формальную, или юридическую сторону отношения. Содержание его определяется экономическими факторами, которые играют тут важнейшую роль. Экономические условия и управляющие ими законы побуждают людей прийти к тому или другому соглашению. В чем же состоят эти законы?
Общий доход, переведенный на деньги, определяется ценою произведений, а цена произведений определяется, как мы видели, отношением предложения к требованию. Тем же отношением определяется и тот доход, который приходится на долю каждого из деятелей производства.
Предприниматель должен соображать свои издержки с ценою произведений. При возвышающейся цене он может их увеличить; при уменьшающейся цене он должен их сократить.
То есть, при возвышающемся требовании на произведения растет и собственное его требование в отношении к другим деятелям производства, в содействии которых он нуждается, и наоборот, при понижающемся требовании на произведения понижается и требование предпринимателя.
Со своей стороны, другие деятели производства, то есть, усвоенные человеком силы природы, капитал и труд, нуждаются в предпринимателе, ибо иначе они остаются в бездействии и не приносят дохода.
С их стороны, эта нужда выражается в предложении. Отношением этого предложения к требованию определяется содержание тех соглашений, в силу которых, при свободном отношении людей, установляется связь различных деятелей производства в совокупном предприятии. Основной экономический закон и тут действует в полной силе.
Иначе и быть не может, ибо здесь требуется не определение физического участия каждого деятеля в производстве, что привело бы к невозможному исчислению количества совершенных передвижений, а определение степени их полезности, то есть соответствия требованию, а это и дается законом отношения предложения к требованию. Иного основания экономическая оценка не имеет.
У каждого из деятелей производства есть, однако, свои особенности, которые требуют отдельного рассмотрения.
I. Поземельная рента
Доход с земли, независимо от прибыли обработки, называется поземельною рентой. Он выражается с полною ясностью, когда земля отдается в наем. Арендная плата составляет доход землевладельца.
Очевидно, в нем заключается, по крайней мере, отчасти, плата за действие сил природы, усвоенных человеком. А так как земля, в данной стране, находится в ограниченном количестве, то землевладение естественно обращается в монополию. Этим определяется отношение предложения к требованию.
С увеличением народонаселения спрос на земледельческие произведения растет, а предложение не увеличивается соразмерно. Вследствие этого установляется монопольная цена, которая не только вознаграждает издержки производства, но дает избыток, составляющий поземельную ренту. Величина ее тем больше, чем выгоднее положение земли и чем больше требование на ее произведения.
Постепенное образование этого избытка было тщательно исследовано экономистами. Пока пустопорожних пространств много, обрабатываются только самые близкие к рынкам и самые плодородные земли.
Они вознаграждают положенный на них труд, но поземельной ренты не приносят, ибо, при увеличении требования, разрабатываются таковые же непочатые еще участки, вследствие чего увеличивается предложение и цены остаются на прежней высоте.
Но когда, с дальнейшим ростом народонаселения, спрос увеличивается так, что земель первого разряда становится недостаточно, тогда начинают обрабатывать земли второго разряда, более отдаленные и менее плодородные.
Возвысившиеся цены и тут покрывают издержки производства; но земли первого разряда, находящиеся в лучших условиях, дают уже избыток дохода, который и является в виде поземельной ренты. То же самое повторяется и тогда, когда наступает очередь земель третьего разряда.
Тогда земли второго разряда начинают приносить поземельную ренту. Последняя является таким образом платою за лучшее качество и более выгодное положение участка. Величина ее определяется избытком цены произведений над издержками производства на землях высшего разряда. Это – плата собственнику, владеющему сравнительно лучшими участками.
Такова теория поземельной ренты, которая была развита фон Тюненом и Рикардо. Из этого социалисты выводят, что будучи основана на присвоении некоторыми людьми первоначальных сил природы, которые должны составлять достояние всех, поземельная рента является несправедливостью.
Нужды многочисленных бедных служат средством для обогащения немногих привилегированных лиц. В этом присвоении видят даже главный источник обеднения народных масс: размножаясь, они находят уже все участки занятыми и относительно средств пропитания попадают в полную зависимость от тех, которые успели захватить земли в свои руки.
Лекарство против этого зла видят в восстановлении нормальных отношений, то есть, в присвоении связанных с землею сил природы целому обществу, которое должно распределять ее между своими членами сообразно с их нуждами и пользоваться поземельною рентой для совокупных потребностей.
Последняя должна таким образом заменить собою подати. В этом состоит весьма распространенная ныне теория национализации земли. Наиболее умеренные реформаторы требуют выкупа ее государством; более радикальные стоят за постепенный перевод ее в руки государства путем прогрессивных налогов на землю и в особенности на наследства.
Эти выводы, как мы постараемся доказать, не имеют ни малейшего, ни юридического, ни экономического основания. Но и изложенная выше чисто экономическая теория поземельной ренты, которая служит им исходною точкой, требует значительных поправок.
Мы уже видели юридические основания поземельной собственности. Первоначальное усвоение отдельным человеком никому не принадлежащих сил природы составляет неотъемлемое его право. В этом заключается, вместе с тем, первое и необходимое условие всякого промышленного развития, а потому это неоцененная услуга, оказанная человечеству.
В дальнейшем же движении, переходя из рук в руки, земля достается тем, кто или сам приобрел ее от других законным путем, или получил ее по законному наследству. В обоих случаях право на землю ненарушимо. На этом основан весь гражданский порядок.
Если же владелец является законным собственником земли, то он имеет неотъемлемое право получать с нее доход, совершенно так же как капиталист, помещающий свой капитал в промышленное предприятие. В этом отношении, между тем и другим нет никакой разницы, а потому нет ни малейшего основания требовать национализации земли, не требуя, вместе с тем, национализации всех капиталов.
При свободном предложении поземельной собственности, покупка земли составляет известное помещение капитала, которое может быть выгодно или невыгодно, смотря по обстоятельствам. Доход с земель, а вследствие того, и их капитальная ценность, могут расти, но они могут и уменьшаться, что мы и видим на своих глазах.
Вообще, земля дает меньший доход, нежели промышленные и торговые предприятия. Если, несмотря на то, люди, имеющие деньги, решаются ее покупать, то это происходит оттого, что землевладение приносит некоторые невещественные выгоды, окупающие меньшую доходность.
Прочность семейного быта, привязанность к месту, чувство собственности, как материальной основы благосостояния, все это в большей мере удовлетворяется поземельною собственностью, нежели всякою другою. Всех этих вещественных выгод ее имеет государство, а потому для него национализация земли путем выкупа представляет только весьма плохой расчет.
Конечно, оно может посредством налогов обобрать всех частных землевладельцев и понемногу перевести все земли в свои руки. Но эта чудовищная конфискация, ниспровергающая все начала права, а потому подрывающая самые основы государства, все-таки приведет к самым плачевным экономическим результатам.
Государство, как мы видели, худший из всех производителей. Экономическое производство вовсе не составляет его призвания. А потому сосредоточение всей поземельной собственности в его руках может повести лишь к понижению общей производительности.
В обществе оно уничтожит все те побуждения к деятельности, которые проистекают из чувства собственности и из желания ее приобрести и сохранить. Следовательно, со всех сторон может быть только ущерб для народного хозяйства.
Такое извращение всех издревле установившихся экономических отношений тем менее может быть оправдано, что самая его исходная точка неверна. Поземельная рента не есть только плата за действие сил природы, монополизированных человеком. К этому присоединяются другие начала, которые существенно видоизменяют эти отношения.
При самом первоначальном усвоении сил природы, к ним нередко прилагается труд, для того чтобы сделать их способными служить целям человека. Конечно, степь можно прямо распахать и получать с нее жатву. Но лесные местности надобно расчистить, выкорчевать пни; где есть камни, нужно их удалить; для стока воды нужно прокопать канавы.
В позднейшее время для получения удобной почвы производится осушение болот. И весь этот приложенный к земле труд остается постоянною, неотъемлемою ее принадлежностью. С дальнейшим же развитием хозяйства приходится восстанавливать истощающиеся силы природы вложением в землю капитала.
Земля глубоко распахивается и постоянно удобряется; для удаления излишней влаги устраивается дренаж; при недостатке воды производится искусственное орошение. Для хранения запасов и орудий, а также для жилища рабочих, воздвигаются здания. Таким образом, с постоянно действующими силами природы соединяется стоячий капитал, который не может быть от них отделен.
Некоторые экономисты признают даже, что этот капитал так велик, что он равняется ценности самой земли, если ее не превосходит, из чего выводят, что взимая поземельную ренту, землевладелец получает вознаграждение лишь за то, что произведено человеком.
В действительности, доля участия сил природы и капитала в ценности и доходности земель может быть весьма разнообразна и разделить их нет возможности. Менее всего можно согласиться с теми, которые общий доход с капитала определяют по последней вложенной в землю доле[1].
По общему закону, последовательное приложение капитала к земле дает все меньший и меньший доход вследствие того, что приходится действовать при менее благоприятных условиях: когда главные силы природы уже обращены на пользу человека, а требование увеличивается, обращаются к менее производительным.
Но пользование этими меньшими силами не может служить мерилом производительности, а, следовательно, и доходности капитала при пользовании большими. Стоячий капитал, как сказано выше, ничто иное как сила природы, ставшая служебною человеку, а потому, чем производительнее сила природы, тем производительнее самый капитал.
Разделить эти два фактора нет возможности, а еще менее возможно определить, что принадлежит тому и другому, ибо действие капитала состоит именно в пользовании силами природы. С помощью капитала сила природы обращается на пользу человека и становится неотъемлемым его достоянием.
Это усвоение сил природы с помощью капитала, на котором основано все благосостояние человечества, могло бы, однако, иметь вредные последствия, если бы действительно эти усвоенные силы сделались монополией немногих, которые через это получили бы возможность держать остальных у себя в подчинении.
Но дело в том, что землевладелец может пользоваться усвоенными им силами природы только с помощью рабочих рук. Если последние нуждаются в нем для своего пропитания, то и он нуждается в них для обработки земли. От большей или меньшей выгодности производства зависят, как арендная плата, так и величина заработков.
Если же землевладелец захочет воспользоваться своим положением, чтобы поднять свои требования, то конкуренция заставит его их понизить. А развитие капитала ведет к тому, что конкуренция становится почти безграничною. Свободные капиталы и рабочие руки переносятся в непочатые еще пространства земного шара, а удешевление средств перевозки делает их самыми опасными соперниками на туземных рынках.
Интенсивному хозяйству в густонаселенных странах, где земли становится мало, трудно состязаться с девственными почвами. Европа испытывает это в настоящее время. А потому ни о какой монополии тут не может быть речи.
При таких условиях, экономическая роль землевладельца делается тем затруднительнее, чем выше хозяйство и чем сложнее отношения. При обилии земель, сдача их в аренду приносит мало дохода; приходится хозяйничать самому. Это тем удобнее, что первобытная культура не представляет больших трудностей.
Когда же количество свободной земли уменьшается, а капиталы еще скудны, надобно выбирать между собственным хозяйством и неверной арендой; нередко всего выгоднее сочетание обоих способов.
Вообще, с изменением экономических условий, землевладелец должен рассчитывать, какое направление нужно дать хозяйству и какое приложение капитала для него выгоднее. Нерасчетливое хозяйство ведет к разорению. Когда же окончательно установляется интенсивное хозяйство, землевладелец становится сберегателем положенного в землю стоячего капитала и высшим руководителем производства.
Фермер, снимающий землю на срок, имеет в виду свои временные барыши; землевладелец же ставит себе целью выгоды прочные. От него зависит направление, которое дается культуре; на нем же главным образом лежат и капитальные улучшения. А потому его роль тут первенствующая.
Нередко, однако, при интенсивном хозяйстве, улучшения берет на себя сам фермер, и тогда возникает вопрос о правах, вытекающих для него из этого отношения. Обыкновенное решение вопроса состоит в том, что это делается по обоюдному соглашению. Но при увеличении затрат и краткосрочности арендных сроков может родиться потребность законодательных постановлений.
Когда сделанные фермером капитальные затраты ведут к увеличению арендной платы, то справедливость требует, чтобы с прекращением аренды они были возвращены. На этот путь вступило ныне английское законодательство.
Надобно только заметить, что тут следует действовать с крайнею осторожностью, ибо сдача земли в аренду все-таки остается свободным договором, условия которого определяются волею сторон. Закон может дать гарантии той или другой стороне, но основное начало договора должно оставаться не нарушимым.
Поэтому, никак нельзя признать нормальным установление постоянного фермерского договора и вытекающее отсюда регулирование арендной платы правительственными комиссиями, как делается ныне в Ирландии. Такой порядок представляет возвращение к средневековым отношениям, когда несвободная собственность, в силу обычая или закона, подвергалась многообразным ограничениям в пользу верховного владельца.
Сами английские государственные люди, которые провели этот закон, признавали, что он составляет радикальное отступление от нормального порядка и оправдывается только совершенно исключительным положением, в котором находится Ирландия.
Там, при завоевании страны англичанами, земли, принадлежавшие туземцам, были конфискованы в пользу завоевателей, и с тех пор, вследствие ненарушимого права первородства, постоянно оставались в руках аристократических землевладельцев, принадлежащих к чуждому племени.
Между тем ирландское население жаждет земли и, вследствие конкуренции, доводить арендную плату до чрезмерной высоты. Отсюда нищета, голод громадные переселения; отсюда натянутые отношения, которые ведут к беспрерывным аграрным преступлениям.
Чтобы помочь английское правительство решилось прибегнуть к крайней мере признать за фермерами постоянное право на арендуемые ими участки и определить величину арендной платы правительственными комиссиями.
В таком порядке можно видеть только переходную форму к истинной цели законодателя, именно, к переводу земельных участков в руки фермеров путем выкупа и к созданию таким образом класса мелких поземельных собственников.
Это – революционная мера, которою разрешается историческая задача: восстановление некогда нарушенной справедливости и перевод созданного завоеванием чисто искусственного порядка в новый, более согласный с требованиями общегражданского строя. Нормальным, во всяком случае, его признать нельзя, и еще менее можно прилагать его к другим условиям.
К такого же рода мерам, завершающим историческую эпоху и переводящим известный исторический строй в новые формы, относится и наделение крестьян землею при освобождении. Крепостное право в течение веков лишало их возможности приобретать землю и отдавало их работу в произвольное распоряжение владельца.
Справедливость требует, чтобы при освобождении им были предоставлены те земли, на которых они сидят и с которых отбывают повинности. В правильном порядке это делается путем выкупа, которого условия могут быть различны. Но во всяком случае это мера единовременная, которая принимается при переходе из одного порядка в другой.
О постоянном или возобновляющемся наделении не может быть речи. В общегражданском строе, основанном на свободе, поземельная собственность приобретается и отчуждается путем свободных сделок, и такими же сделками определяются отношения землевладельца к арендатору.
Таким образом, при свободных экономических отношениях, составляющих норму всякого промышленного производства, высота арендной платы зависит от отношения предложения к требованию. Предложение определяется обилием земель и легкостью переселения, требование зависит от количества капитала и рабочих рук, ищущих помещения.
При экстенсивном хозяйстве и скудости капиталов, арендаторами большею частью являются крестьяне, работающие своими руками; при накоплении капиталов и введении интенсивного хозяйства, установляется фермерство, которое возводит земледелие на высшую ступень. Но окончательно высота платы определяется ценою произведений, следовательно, конкуренцией.
Чем удобнее пути сообщения, чем дешевле перевозка, тем легче сбыт, но зато тем сильнее соперничество на всемирном рынке. Вследствие этого, цена произведений, а с тем вместе и арендная плата, возвышаются или падают независимо от деятельности производителей и даже от государства, а в силу обстоятельств, определяемых общими условиями мирового производства.
Сообразно с этим возвышается или падает самая капитальная ценность земли, которая, как и ценность всякого стоячего капитала, определяется ее доходностью. Колебания могут быть в ту или другую сторону; но во всяком случае выгоды и убытки падают на владельца, и ни на кого другого.
Общее юридическое правило, как уже сказано выше, состоит в том, что случай падает на собственника, и это правило в экономических отношениях находит полное свое оправдание. Хозяин потому и есть хозяин, что он несет риск. Кто вкладывает свой капитал в землю, тот ожидает, что она со временем повысится в цене, но он рискует и тем, что она может понизиться.
Это шансы промышленных сил, которые потому именно должны падать на хозяина, что он один способен на них рассчитывать и к ним приспособляться. В первом состоит предприимчивость, во втором – изворотливость, качества, составляющие душу всякого хозяйства.
Устранить их нельзя, не подорвавши в корне самую хозяйственную деятельность человека. Отсюда нелепость мечтаний о присвоении государству всех выгод поземельной собственности. В здравой экономической науке для них нет места.
II. Процент с капитала
Процент с капитала есть вознаграждение за приносимую им экономическую пользу. Процентом он называется в отношении к капитальной ценности, определяемой общим мерилом – деньгами. Это равно относится к стоячему капиталу и к оборотному.
Но в первом, кроме вознаграждения за пользование, требуется еще возмещение траты, ибо стоячий капитал пользованием потребляется; для сохранения его нужно, чтобы часть приносимого им дохода употреблялась на поддержание его в первоначальном виде или, если это невозможно, на восстановление капитальной ценности в денежной форме.
Это возмещение траты принадлежит к издержкам производства, которые возвращаются из доходов. В оборотном же капитале траты нет никакой, ибо, переходя из одной формы в другую, он сам собою окончательно принимает вид денег.
А потому здесь процент является чистым доходом с капитала. Всего яснее это выражается там, где капиталист и предприниматель два разные лица. Предприниматель получает в ссуду капитал, который он возвращает с приплатою процентов.
Но и тот, кто работает с собственным капиталом, насчитывает на него известный процент, ибо капитал, вложенный в предприятие, становится одним из деятелей производства, а потому на его долю должна причитаться известная часть дохода.
Из этого ясно, что процент с капитала составляет совершенно справедливую и экономически необходимую форму дохода. Все возгласы социалистов против этого ненавистного им прироста ничто иное как пустая декламация[2].
Они разбиваются о тот простой факт, что капитал приносит экономическую пользу, которая должна быть вознаграждена. Возмещение траты не есть вознаграждение; это – только возвращение издержек. Если нет излишка, то самая работа, употребленная на создание капитала, в какой бы форме он ни являлся, остается невознагражденной.
Для создания оборотного или денежного капитала, также как и стоячего, требуется работа; если употребление этого капитала не вознаграждается, то и положенная в него работа ни вознаграждена. Он приносит пользу, но не тем лицам, которые его создали и сохранили, а совсем другим.
Чем же определяется высота вознаграждения? Опять же отношением предложения к требованию. Капитал есть произведение, обращаемое на новое производство; следовательно, он требуется для предприятий. Чем больше требование сравнительно с предложением, тем выше процент.
Так бывает во всех странах с мало развитою промышленностью, где капиталы скудны, и всякое предприятие, при обилии непочатых сил природы и недостаточной конкуренции, обещает значительные выгоды.
Напротив, с умножением капиталов вследствие избытка доходов над издержками производства, процент естественно понижается. Это и есть нормальное явление во всех прогрессирующих странах, где капитал умножается быстрее, нежели другие деятели производства.
Этот процесс равно касается всех промышленных отраслей. Предприимчивость устремляется туда, где обещается большая выгода; туда устремляются и капиталы. Но именно это обилие предложения, с одной стороны, и конкуренция, с другой, понижают прибыль, а с тем вместе и процент. А так как это относится ко всем отраслям производства, то, вообще, процент с капиталов стремится к общему уровню.
В частностях, этот процесс подвергается более или менее значительным видоизменениям и колебаниям. Предприятие, обещающее крупные выгоды, может представлять и большой риск.
Поэтому капиталы помещаются туда с крайнею осторожностью; чтобы приманить их, требуется значительное вознаграждение. К обычному проценту прибавляется премия за риск, которая может быть более или менее высока, смотря по доверию к предприятию и к управляющим им лицам.
Кроме выгодности предприятий, требование капитала вызывается иногда и нуждою. А так как требования нужды бывают самые сильные, то этим пользуются обладатели капиталов для получения чрезмерно высоких процентов. В этом состоит ростовщичество, которое не есть экономическое употребление капитала, а пользование нуждою для вымогательства.
Подобные сделки не должны находить защиты в законе. Поэтому обыкновенно законодательства устанавливают известную высоту процента, сверх которой прекращается взыскание. Конечно, нетрудно обойти закон причислением процентов к капитальной сумме; ввиду этого, недозволенные или скрытые сделки иногда караются потерей самого капитала.
Но все подобные ограничения, имеющие в виду ограждение нуждающихся от притеснений, не должны мешать правильным сделкам. Высота законом огражденного процента должна быть такова, чтобы оставалось место для всех видоизменений, проистекающих из риска и выгодности предприятий.
Общий уровень процента подвергается и временным колебаниям вследствие состояния промышленности. Открытие новых поприщ порождает усиленное требование капиталов, что ведет к увеличению процента.
С другой стороны, тот же результат может иметь и удрученное состояние торговли, которое уменьшает прибыль, следовательно, увеличивает риск и сокращает сбережения. Эти колебания выражаются в учетном проценте, который взимается банками при денежных операциях. Он служит признаком состояния промышленного мира.
В странах, стоящих на различном уровне промышленного производства, процент с капитала очевидно должен быть разный. Однако и тут, при усилении торговых сношений и удобстве путей сообщения, проявляется стремление к большему или меньшему уравнению.
Капиталы из богатых стран переносятся в бедные и тем способствуют понижению процента в последних. Но так как этот перенос всегда сопряжен с затруднениями и риском, то полного уравнения не происходит, а есть только большее или меньшее влияние различных стран друг на друга, зависящее от разнообразных фактических условий.
Общее мировое явление состоит в постепенном понижении процента с капитала. Этим обозначается прогресс человечества на пути экономического развития. Накопляясь от поколения к поколению, капитал растет, а с тем вместе умножается и его благотворная деятельность.
Он своим владельцам приносит все меньшее и меньшее вознаграждение; большая же часть приносимой им выгоды идет на пользу потребителей, ибо уменьшение процента на обращающийся в производстве капитал ведет к уменьшению цены произведений.
Значительная доля этих выгод достается и на долю заработной платы, ибо чем больше капиталов ищут помещения, тем более возвышается требование рабочих рук, а с тем вместе и заработная плата.
От обилия капиталов всего более выигрывает масса. Представляя собою возрастающее наследие следующих друг за другом поколений, капитал является величайшим благодетелем человеческого рода.
Но это уменьшение процента никогда не может дойти до полного уничтожения, ибо этим самым прекратился бы всякий повод к накоплению капиталов. Тогда начался бы обратный процесс. С возрастанием народонаселения и потребностей снова увеличилось бы требование на капитал, а вследствие того стал бы возвышаться и процент.
Где есть приносимая экономическая польза, там должна быть и получаемая экономическая выгода. На этом основана вся деятельность человека на промышленном поприще. Мы здесь опять приходим к тому, что стремление в известном направлении вовсе не означает окончательного его торжества. Где есть взаимодействие различных сил, там ни одна не может уничтожиться в пользу другой.
III. Заработная плата
Заработная плата есть вознаграждение за труд, положенный в производство. Работать может и сам хозяин; в таком случае его заработная плата сливается для него с прибылью предприятия. Но во всяком сколько-нибудь обширном деле ведение хозяйства отличается от исполнения различных работ, а потому оба фактора оплачиваются особо.
Даже там, где хозяином предприятия является артель рабочих, отличается плата, получаемая каждым за произведенную работу, и общая прибыль, которая делится между всеми на тех или других основаниях.
В огромном же большинстве случаев оба фактора разделены, и тогда величина заработной платы определяется их отношением, то есть, формально, или юридически, договором, а экономически предложением и требованием, спросом со стороны предпринимателя и количеством рук, ищущих работы. Общий закон, определяющий все экономические отношения, прилагается здесь вполне.
Против этого неуместно возражение, что тут дело идет не о мертвом товаре, а о живом человеке, которого вся судьба зависит от заработной платы и который, будто бы, в силу этого закона, отдается в кабалу предпринимателю. Именно потому, что это не мертвая вещь, а человек, требуется его согласие.
Всегда и везде отношения свободных лиц определяются договором, и это именно имеет место здесь. Тут вопрос идет не об устройстве судьбы человека, которое, при свободных отношениях, лежит на нем самом и ни на ком другом, а об исполнении известной работы, за которую обещается известное вознаграждение.
По содержанию, договор может быть выгоден или невыгоден для той или другой стороны; это зависит от множества разных условий. Иногда рабочие руки дешевы, и предприниматель получает хорошую прибыль, иногда, наоборот, работа оплачивается хорошо, а предприниматель терпит убыток.
Во всяком случае, ни о какой кабале тут не может быть речи. Те громадные стачки, которые устраиваются рабочими в Западной Европе и Америке, свидетельствуют о том, что все подобные возражения ничто иное как пустая декламация.
Даже в тех странах, где не допускаются стачки, например у нас в России, погоня землевладельцев за рабочими руками и трудность их удержать показывают, что тут отношения не принудительные, а свободные, определяемые обоюдною выгодой.
Если, при полной юридической равноправности, капитал фактически имеет какое-либо преимущество, то это такое преимущество, которое вытекает из самой его природы и из его общественного назначения.
Фактические влияния рождаются из взаимодействия свободных общественных сил. Государство призвано не противодействовать им, а напротив, поддерживать их, ибо они полезны для общества. Ими держится весь общественный строй.
Но именно против этих фактических влияний вооружаются социал-демократы; они отвергают всякую зависимость человека от человека, утверждая, что этим унижается человеческое достоинство.
И в этом возражении нет ничего, кроме риторики. Мы видели, что нравственное значение труда состоит в том, что человек принуждает себя исполнять известную работу в пользу другого; юридическая же сторона заключается в том, что он получает за это вознаграждение.
Если тут установляется зависимость, то лишь такая, которую человек добровольно на себя принимает, и это нисколько не унижает его достоинства, ибо это составляет исполнение человеческого назначения. Взаимодействие свободных лиц устанавливает между ними сложную цепь частных зависимостей.
При бесконечном разнообразии жизненных условий, одни могут занимать высшее положение, другие низшее; но пока есть свобода, зависимость всегда обоюдная, ибо высший нуждается в услугах низшего, также как последний нуждается в плате.
В этом состоит свободная солидарность людей, не исключающая иерархического порядка, а напротив, требующая такого порядка, ибо, при неравенстве сил и призваний, свобода сама собою ведет к неравенству положений, которым и определяется взаимная зависимость. Только этим путем установляется внутренняя, свободная организация общества, которая одна дает ему крепость и устойчивость.
Эта организация держится многообразными отношениями. Кроме экономической связи, тут установляется и нравственная, ибо везде, где есть люди, рождаются нравственные требования. Со стороны низших требуется уважение к высшим и добросовестное исполнение принятых на себя обязанностей.
В этом состоит нравственное их достоинство, которое одно имеет цену и которое может проявляться в самой низменной доле. Оно дается не материальными средствами и не общественным положением, а тем нравственным чувством, с которым человек относится к своему положению.
Обоюдно, со стороны высших требуется уважение к низшим и внимание к их нуждам. Но нравственность опять же есть дело свободной совести. Задача нравственного проповедника – внушить людям, что с экономическими отношениями должны связываться и нравственные, что служение ближним и забота о них составляют долг совести.
Всего плодотворнее тут действует христианское учение. Экономист же, которого призвание состоит не в нравственной проповеди, а в исследовании экономических отношений, берет вопрос с другой стороны: он старается выяснить общие законы, которыми, при тех или других экономических условиях, определяется заработная плата.
Если же, не ограничиваясь этою научною задачей, он хочет, вместе с тем, взять на себя роль нравственного проповедника, не имея на то никакого научного основания, и еще более, если он, смешивая нравственность с правом, присоединяет к этому превратные юридические понятия, то не только он не достигает научной цели, а напротив, он производит только умственный хаос, что мы и видим в действительности.
Экономист имел бы, однако, полное право восстать против определения заработной платы предложением и требованием, если бы было доказано, что при свободном отношении промышленных сил рабочие, как слабейшие, всегда остаются в накладе, а потому неизбежно обречены на нищету. Это и утверждают социалисты.
Лассаль указывал на “железный закон”, в силу которого, при свободном соперничестве и сосредоточении капиталов в руках богатых, заработная плата едва достаточна для поддержания жизни рабочих. Если она понижается, то часть рабочих, не будучи в состоянии себя содержать, вымирает, вследствие чего уменьшается предложение и плата опять идет вверх.
Наоборот, как скоро заработная плата при большем на нее спросе повышается, так рабочие размножаются, предложение увеличивается и плата опять идет вниз. Таким образом, рабочие классы всегда находятся на краю нищеты.
Эта теория основывается на учении Мальтуса, который доказывал, что рост народонаселения всегда стремится превысить средства существования. Первое умножается в геометрической прогрессии, второе – в арифметической.
Поэтому, как скоро народонаселение размножается так, что средств существования становится недостаточно, так различные физические бедствия, голод, болезни, войны, истребляют лишнее количество и низводят его снова к уровню, допускаемому существующими условиями жизни. Лекарство против этого рокового закона Мальтус видел только в добровольном воздержании от размножения.
Если бы эта теория была верна, то никакие социалистические преобразования не могли бы избавить огромное большинство человеческого рода от неисцелимой нищеты. Государство должно было бы не только взять на себя все промышленное производство, но и регулировать размножение, определять, сколько кому дозволяется иметь детей.
А так как всякое собственное побуждение к воздержанию было бы устранено, а с другой стороны, производство в руках государства давало бы меньше прежнего, то понятно, что такой порядок вещей превосходил бы самые ужасные тирании, какие когда-либо доводилось испытывать человечеству.
К счастью, в нем нет нужды. Экономическое производство содержит в себе элемент, который служит противовесом чрезмерному размножению народонаселения. Этот элемент есть капитал. Если народонаселение растет, то и капитал накапливается, передаваясь от поколения поколению.
Надобно только, чтоб он возрастал быстрее, нежели народонаселение. Когда Мальтус развивал свою теорию об отношении народонаселения к средствам существования, он имел ввиду страну с ограниченным пространством земли. Но пока на земном шаре существуют необработанные почвы, до тех пор о недостатке средств существования не может быть речи.
Капиталы и рабочие руки переносятся в другие страны; капитал делает способы перевозки удобными и дешевыми; наконец, капитал доставляет рабочим покупные средства, возвышая заработную плату в других отраслях производства. Капитал, следовательно, является благодетелем человеческого рода, избавляющим его от нищеты.
Вся задача состоит в том, чтобы он возрастал быстрее народонаселения, а это достигается именно свободным действием частных экономических сил, ибо в руках частных лиц, движимых экономическим интересом, капитал умножается быстрее и сберегается лучше, нежели в руках правительственных агентов.
Этим не устраняется требование собственного воздержания; но оно может быть только делом свободы, а не принуждения. Рождая детей, человек должен знать, что он в значительной степени берет на себя ответственность за их судьбу. Очевидно, такое сознание может войти в нравы только там, где человек сам является распорядителем своей судьбы и ответственным за себя лицом.
Если же он относительно собственной судьбы и судьбы детей может положиться на государство или общество, то этим устраняются всякие поводы к обузданию естественных влечений. Всего сильнее размножаются те, которые не думают о будущем.
Отношением капитала к народонаселению определяется отношение предложения к требованию рабочих рук. Капиталы ищут помещения в предприятиях, ибо только этим путем они могут приносить доход; предприятие же нуждается в рабочих. Таким образом, предприниматель является посредником между капиталистами и рабочими; это – связующее их звено.
Вознаграждение тех и других входит в состав издержек производства. При одинаковой высоте издержек, очевидно, что чем меньше вознаграждение капитала, тем больше может быть вознаграждение рабочих. Уменьшению процентов соответствует увеличение заработной платы.
Но издержки должны быть возмещены из цены произведений, а цена, как мы видели, зависит от предложения и требования на общем рынке. Следовательно, окончательно, заработная плата определяется состоянием рынка, ускользающим от всякой произвольной регламентации.
Отсюда невозможность определить наименьшую, необходимую для жизни работника высоту заработной платы, как требуют социалисты. Без сомнения, желательно, чтобы работник имел всегда средства к существованию, но обеспечить ему эти средства государство не в силах, ибо они зависят от экономических отношений, над которыми государство не властно. Если издержки производства не окупаются ценою произведений, то приходится или понизить заработную плату или прекратить производство.
При таких условиях, вознаграждение рабочих путем заработной платы представляет для них громадную выгоду. Предприятие может идти в убыток, но надежда на будущее поправление заставляет хозяина продолжать свое дело.
Рабочие получают все ту же плату, а убытки все падают на предпринимателей. Отсюда многочисленные примеры акционерных компаний, которые в течение целого ряда лет не дают пайщикам никакого дивиденда, между тем как миллионы выплачиваются в виде заработной платы.
Подобные предприятия составляют, однако, исключение. В конце концов, производство, приносящее убыток, прекращается. Все развитие промышленности и рост капиталов основаны на предприятиях, которые окупаются.
На этом же основано и возрастание заработной платы, которое составляет выдающееся явление новейшего промышленного развития. Сравнивая величину заработной платы в начале нынешнего столетия и в конце, мы видим громадный успех. Во Франции и в Англии она увеличилась вдвое.
С тем вместе уменьшилось количество рабочих часов и возросла покупная сила заработка. Значительное удешевление большей части произведений повело к тому, что за одну и ту же сумму денег рабочий гораздо лучше может удовлетворить своим потребностям. Умножая капиталы, промышленная свобода разливает благосостояние в массе народонаселения[3].
Этот общий прогресс не исключает, однако, временных колебаний. Перепроизводство в тех или других отраслях, а также происходящее от конкуренции уменьшение цен ведут к умалению прибылей, а с тем вместе к задержкам и даже к сокращению производства. Вследствие этого и рабочие лишаются заработка.
Это составляет для них источник весьма значительных бедствий. Чем меньше они могли или умели сберечь на случай нужды, тем сильнее на них отражается удрученное состояние промышленного рынка. Но и против этого государство бессильно. Оно не может сочинить работу, когда нет спроса на произведения.
Право на работу есть социалистическое требование, не имеющее ни юридического, ни экономического основания. Право обеспечивает человеку свободное распоряжение тем, что ему принадлежит, а не дает ему притязания на то, чего у него нет. При подобных временных экономических колебаниях помощь может оказывать только благотворительность, частная или государственная.
На отношение предложения к требованию рабочих рук имеют влияние и те разнообразные стеснения, которым подвергается свободное движение экономических сил. Они могут касаться, как предложения, так и требования. Всякие фискальные и иные меры, стесняющие предприимчивость, неизбежно отражаются и на заработной плате.
Также действует отчасти и закрытие или ограничение внешних рынков таможенными пошлинами. Для внутреннего рынка таможенные пошлины имеют последствием привлечение предприимчивости к покровительствуемым отраслям, а с тем вместе и возвышение заработной платы.
Но это совершается, как мы видели, в ущерб потребителям, а также и тем отраслям производства, которые вывозят свои произведения. Здесь, вследствие стеснения сбыта, заработная плата, напротив, понижается. Задача экономической политики состоит в правильном соображении существующих условий и их последствий для народного хозяйства.
Что касается до предложения, то прежние внутренние стеснения свободного передвижения народонаселения большею частью исчезли. Но международные стеснения практикуются еще в широких размерах. Самый разительный пример представляет изгнание китайских работников из Соединенных Штатов.
Китаец работает усердно с утра до ночи, довольствуясь самым ничтожным вознаграждением; через это он становится опасным конкурентом для туземных рабочих, привыкших к уровню жизни, требующему несравненно более высокой платы. Американцы не нашли иного средства помочь этому злу, как выгнать всех китайцев из Америки. Их примеру следует и Австралия.
Но европейские государства, несмотря на раздающиеся в них возгласы против наплыва иностранных рабочих, доселе воздерживаются от подобных мер. Они понимают, что при живом развитии международных сношений нельзя оградить себя китайскою стеной от иностранцев. В особенности там, где допускаются стачки рабочих, соперничество иностранцев служит им самым сильным противодействием.
Последнее явление составляет характеристическую черту современного экономического быта. Свобода соглашений неизбежно ведет к стачкам. Они образуются, как между предпринимателями, так и между рабочими. Для рабочих это часто единственное средство поддержать свои интересы.
В одиночку они бессильны; соединяясь, они составляют сплоченную массу, которая нередко в состоянии предписывать свои условия. Несправедливо, что при свободных соглашениях предприниматели всегда имеют перевес, ибо они обладают денежными средствами и потому могут ждать, тогда как рабочие, побуждаемые голодом, принуждены принимать самые невыгодные для них условия.
Предприниматель обыкновенно имеет долги, с срочною расплатою, и обязательства, которые он должен исполнить. Если предприятие останавливается, он разоряется. Рабочие же, при взаимной помощи, могут выдерживать долго, особенно в странах, где общий уровень заработной платы довольно высок.
Но чем более они в состоянии выдерживать, тем ярче выступают невыгодные стороны стачек. Бесспорно, они могут содействовать улучшению условий работы; регулируя предложение, они ставят рабочих в более выгодное положение. Имея перед собою не беззащитные единицы, а крепко организованную массу, предприниматель принужден делать все те уступки, которые совместны с его интересами.
Но эти выгоды покупаются иногда чрезмерно высокою ценой. Всякое прекращение работы отражается громадными потерями, и для производства, и для потребителей, и для самих рабочих.
Так, например, забастовка рабочих в целом обширном районе угольных копей имеет последствием значительное вздорожание топлива, а это не только составляет бедствие для всего неимущего населения страны, но ведет к задержке или даже прекращению работ на многих фабриках. И таким образом оставляет без заработка множество даже сторонних рабочих.
Предприниматели терпят громадные убытки, и сами забастовщики с их семействами переносят величайшую нужду. Все их мелкие сбережения уходят, и только помощь товарищей поддерживает их существование. Поразительны те цифры чистых потерь, как для самих рабочих, так и для всего народного хозяйства, которыми выражаются издержки каждой забастовки.
И часто все это не ведет ни к чему. В большей половине случаев рабочие не выдерживают и возобновляют работу на прежних условиях. Или же им делаются уступки, далеко не покрывающие того, что они теряют от временной приостановки заработков.
Еще хуже, когда рабочие становятся орудиями политических агитаторов, которые поддерживают забастовки из партийных целей и разжигают народные страсти. Тогда рабочие делаются жертвами безумной социалистической пропаганды. Так это происходит большею частью во Франции, с тех пор как стачки там разрешены.
Наконец, редко подобные движения происходят без насилия над другими. Забастовка только тогда может иметь успех, когда она обнимает всех рабочих без исключения. Между тем многие вовсе не хотят жертвовать судьбой своих семейств для выгод часто весьма проблематических.
Всегда есть и сторонние люди, не имеющие заработка и готовые идти на всякие условия. Чтобы достигнуть цели, забастовщики должны прибегнуть к острастке, а если это не действует, то и к насилию. Нужны чрезвычайные полицейские меры, чтоб оградить желающих работать от толпы забастовщиков.
Разрешая стачки, как явления свободы, государство, очевидно, не может терпеть, чтоб они обращались в нарушение чужой свободы. Нередко рабочие, принадлежащие к организованным союзам, требуют, чтобы на фабриках вовсе не принимались сторонние рабочие. Это составляет уже самое возмутительное посягательство на свободу промышленности и труда.
По всем этим причинам, стачки рабочих допустимы только там, где широкое развитие экономической и политической свободы укоренило ее в нравах и утвердило в самых низших классах привычку уважать свободу других. Иначе они ведут к нескончаемым смутам, к насилиям и к неисчислимым потерям для народного хозяйства и для самих рабочих.
В демократических странах, конечно, этого избежать невозможно. Но нельзя утверждать, что только путем стачек поднимается заработная плата, а вследствие того и благосостояние рабочего класса. Экономическая история нынешнего столетия показывает, что такой же подъем произошел и там, где стачки вовсе не допускались.
Во Франции, как указано выше, заработная плата удвоилась, несмотря на то, что стачки разрешены только в новейшее время. Во многих случаях стачки имели результатом улучшение условий работы; во множестве других они повели, напротив, к громадным потерям.
В сумме же, решающее влияние имеет тут вовсе не организация стачек, а отношение предложения к требованию. При умножении капитала возрастает требование рабочих рук, а с тем вместе и заработная плата. От этого зависит и самый успех стачек. Предприниматели тогда готовы идти на уступки, когда капиталы предлагаются в изобилии и предприятие идет успешно.
Сказанное о стачках относится и к рабочим союзам, которые и суть главные устроители стачек. Как организация взаимной помощи и средство для обсуждения совокупных интересов, они принесли и приносят существенную пользу рабочему классу. Но это – оружие обоюдоострое.
Нужна глубоко вкоренившаяся привычка к самодеятельности и ясное понимание своих интересов, для того чтоб эти союзы не обратились в орудие политической борьбы и возбуждения взаимной ненависти классов. В Англии, рабочие союзы доселе держали себя в стороне от политики и преследовали только свои экономические цели; однако и в них в настоящее время начинают приобретать почву социалистические учения.
Во Франции же недавно учрежденные синдикаты рабочих прямо попали в руки социалистических агитаторов и сделались самым удобным поприщем для противообщественной пропаганды.
Ничего не смыслящие массы становятся слепыми орудиями в руках демагогов, которые пользуются всяким удобным случаем, чтобы разжигать страсти и с помощью смут играть выдающуюся роль. Доселе, кроме вреда, французские синдикаты ничего не принесли.
Там, где рабочие союзы держатся на почве своих собственных, чисто экономических интересов, в них замечается другое, антидемократическое стремление. Они замыкаются внутри себя и образуют нечто в роде средневековых гильдий, с привилегированным положением.
Имея в виду регулировать предложение работы, они стараются не допускать к ней посторонних. Отсюда упомянутое выше требование, чтобы на фабриках принимались только члены рабочих союзов. Современное законодательство, исходящее от общегражданской свободы, конечно, не может покровительствовать подобным стремлениям, которые находили настоящую свою почву в сословном порядке.
Тем не менее, фактически, рабочие союзы могут приобретать более или менее привилегированное положение там, где работа требует подготовки и умения и где поэтому невозможно свободное передвижение рабочих из одной отрасли в другую. Отсюда общее явление, что рабочие союзы образуются преимущественно из высшего разряда рабочих в каждой отрасли.
Из общей массы выделяется своего рода рабочая аристократия, которая организуется в союзы и обладает иногда весьма значительными средствами. Масса же простых рабочих остается вне союзов, переходя, смотря по потребности, от одной работы к другой.
Все эти явления составляют естественное последствие экономической свободы, предоставляющей беспрепятственное поприще неравным силам. Человеческий труд различается не только количественно, но и качественно.
Вследствие этого, и требование труда не ограничивается известным числом рабочих дней и часов; для разных производств нужен различного качества труд, и чем выше качество, тем труд оплачивается дороже. Это признается и теми, которые, как Карл Маркс, хотят ценность произведений определить количеством положенных на них рабочих дней.
Они допускают высшую плату за высшего качества работу, но утверждают, что на практике квалифицированная работа легко переводится на простую: день той или другой квалифицированной работы приравнивается к стольким-то дням простой работы, которая служит общим для них мерилом. Чем же, однако, на практике определяется это отношение?
Опять тем же отвергаемым ими законом предложения и требования. Работа высшего качества оплачивается дороже, потому что требование на нее больше, а предложение меньше. Потребитель готов заплатить больше за лучшую работу, а доставить ее может не всякий: для этого нужно умение, а иногда и талант.
Последний есть чисто личное, прирожденное свойство, а потому составляет естественную привилегию немногих. Для первого же требуется более или менее продолжительное приготовление. Человек тогда только станет тратить на это время, деньги и труд, когда он имеет ввиду, что на такого рода работу есть спрос и что она оплачивается хорошо.
Это своего рода накопляемый человеком умственный капитал, который приносит процент. Но величина этого процента определяется исключительно предложением и требованием, и ничем другим. Известная квалифицированная работа может требовать весьма значительного приготовления; но если спрос на нее небольшой или конкуренция велика, то она оплачивается плохо.
Отсюда весьма обыкновенное явление, особенно в образованных странах, что молодые люди с довольно высоким образованием не находят себе места; приобретенные ими знания, за недостатком спроса, остаются без приложения. Из этого образуется так называемый умственный пролетариат, который, не находя исхода своим способностям, нередко устремляется на неправильные пути.
Те, напротив, которые находят подлежащее им место в общественном строе, занимают в нем высшее положение и пользуются более или менее значительными выгодами в сравнении с другими.
Таким образом, в силу закона предложения и требования, человеческий труд сам собою организуется в иерархическом порядке, с соответствующим каждой ступени вознаграждением и с свободным передвижением вверх и вниз. На вершине этой лестницы стоит та рабочая аристократия, о которой говорено выше. Она составляет цвет рабочей массы; из нее выходит и значительная часть предпринимателей.
IV. Прибыль предпринимателя
Прибыль предпринимателя образуется из разности между издержками производства и ценою произведений. Это и составляет вознаграждение предпринимателя за руководящий труд и за сопряженный с предприятием риск.
А так как, при одних и тех же издержках, цены произведений, вследствие изменения предложения и требования, подвергаются колебаниям, то очевидно, что этот избыток может быть больше или меньше, смотря по обстоятельствам.
Поэтому, из всех видов дохода, прибыль предпринимателя есть самый разнообразный и изменчивый. На нем прежде всего отражаются свойства и результаты экономического движения, и они служат ему мерилом.
Из двух входящих в состав прибыли элементов, труда и риска, первый имеет характер субъективный, второй объективный. Но и труд предпринимателя заключает в себе двоякое начало: собственно руководящую работу, которая требуется всегда и везде, и без которой никакое предприятие не может идти, и промышленный талант, который составляет чисто личное свойство руководителя, а потому разнообразен до бесконечности.
Самый обыкновенный труд предпринимателя требует сочетания недюжинных качеств. Здесь необходимы: 1) талант организации; 2) умение выбирать людей и управлять ими; 3) знание экономических условий и различных способов производства; 4) умение правильно расчесть возможные выгоды и убытки.
Чем крупнее предприятие, тем эти свойства требуются в большей степени. Для предприятий, рассчитывающих на обширные рынки, при остром соперничестве, нужно и более или менее широкое образование. Но всего нужнее практический смысл.
Понятно, что такой труд требует и высокого вознаграждения. Там, где хозяин сам ведет предприятие, это вознаграждение прямо дается прибылью. Но в акционерных компаниях, где участников предприятия множество, руководящий труд приходится возлагать на одного или нескольких, и тогда он оплачивается особо.
Однако и тут руководящим лицам, кроме постоянного жалованья, всегда предоставляется более или менее значительная доля в прибыли, ибо только этим способом личный интерес, составляющий главную побудительную причину экономического производства, связывается с выгодами предприятия.
Поэтому, крупные доходы руководителей составляют первое и необходимое условие всякого обширного предприятия. Конечно, этим можно злоупотреблять. В дурно организованных компаниях директора получают значительные оклады, давая скудный дивиденд акционерам. Но этому злу легко помочь уменьшением постоянных окладов и увеличением доли, причитающейся из прибыли.
Как бы, однако, ни была высока эта прибыль, в упроченных, предприятиях и в отраслях, вошедших в известную колею, она не превышает известного уровня. Побуждаемые личным интересом, лучшие промышленные силы устремляются туда, где ожидается наибольшая выгода, а соперничество их ведет к понижению цен.
Поэтому, здесь прибыль более или менее стремится к уравнению, хотя особенности единичных предприятий и умение их вести всегда отражаются на высоте дохода. Совершенно иное имеет место, когда открываются новые поприща деятельности или новые способы производства.
Здесь требуется уже не обыкновенное умение вести дело, а высшая способность. Здесь настоящее поприще для промышленного таланта, умеющего предугадывать новые условия и воспользоваться счастливо слагающимися обстоятельствами.
Вознаграждение таланта не имеет меры, ибо это чисто личное, бесконечно разнообразное свойство, которого оценка вполне зависит от вкуса и потребностей публики. Это относится ко всем поприщам. Цена картины великого художника может достигнуть баснословных размеров. Но в искусстве денежное вознаграждение составляет только низшую, материальную его сторону.
Высшее вознаграждение художника заключается в приобретаемой им славе и в том сочувствии, которое он встречает в других. Иногда оценка немногих знатоков для него дороже рукоплесканий толпы. На промышленном же поприще весь талант заключается в получении денежной прибыли, ибо на это направлена вся деятельность.
Поэтому и высота таланта измеряется прибылью: чем выше талант, тем больше он доставляет выгоды. Отсюда стремление даровитых предпринимателей к большему и большему приобретению. Этим они выказывают свой талант и получают известность, а вместе – и доверие, необходимое для крупных предприятий.
Отсюда и те громадные состояния, которые возникают в особенности на новых поприщах. Как вознаграждение таланта, они по всей справедливости принадлежат предпринимателям, пролагающим новые пути. И так как эти состояния созданы ими, и никем другим, то они составляют крупные приобретения для всего народного хозяйства.
От них получают выгоды и все другие участники предприятия, капиталисты, влагающие в него свои сбережения, и работники, участвующие в нем своим физическим и умственным трудом. Этим, наконец, возбуждается дух предприимчивости, составляющий движущую пружину всего экономического развития.
Народное хозяйство тогда только может достигнуть сколько-нибудь значительной высоты, когда промышленным талантам предоставляется свободное поприще. Даровитые предприниматели играют такую же роль в экономической жизни, как значительные ученые и художники в области науки и искусства. Это – герои промышленного мира.
Поход близоруких поклонников равенства против крупных состояний, образующихся на промышленном поприще, тогда только находит некоторое оправдание, когда значительные богатства возникают не путем свободной промышленной деятельности, а с помощью искусственных мер, создающих для известных лиц монопольное положение в ущерб другим.
Так, например, когда многомиллионные состояния образуются под защитою покровительственных пошлин, потребитель не может не видеть, что они берутся из его кармана. Его заставляют покупать дороже и хуже то, что он мог бы приобрести дешевле и лучше.
В этом случае крупные выгоды предпринимателей являются очевидным доказательством, что покровительственные пошлины служат не только поддержкою младенческой промышленности, но средством чрезмерного обогащения одних за счет других. И тут талант проявляет свою силу; но эта сила выражается главным образом в обирании чужих карманов с помощью правительственных распоряжений.
Лекарство против этого зла лежит единственно в свободном соперничестве, которое, предоставляя таланту самое широкое поприще, не ставит его в привилегированное положение, а дает только проявиться естественному его превосходству.
Крупное вознаграждение таланта, пролагающего новые пути, тем необходимее, чем больше риск предприятия. Всякое предприятие сопряжено с риском, ибо обстоятельства, определяющие, как условия производства, так и отношение предложения к требованию, неисчислимы и изменчивы. Они не подлежат точному определению.
Но когда известная отрасль до некоторой степени упрочилась, различные влияющие на нее случайности становятся более или менее известными. Статистика обнаруживает их повторение и их размеры. На этом основано страхование, которое выплачивается из прибыли и таким образом составляет часть издержек производства.
Но страхование касается лишь некоторых случайностей; оно не может обеспечить цен на произведения, от которых окончательно зависит вся выгода предприятия. Поэтому, даже в упроченных отраслях, предприниматель всегда должен иметь ввиду такие крупные барыши, которые покрывали бы возможные убытки.
Это составляет существенную часть прибыли. Еще более это имеет место в предприятиях новых, еще неизведанных. Тут нужен большой талант, нужна и надежда на значительные барыши, чтобы побудить человека рискнуть всем своим состоянием для проложения нового пути.
Риск в новых предприятиях так велик, что обыкновенно первые зачинатели разоряются, и только следующие за ними, умудренные их опытом, приобретают те громадные выгоды, которые поражают современников.
Во всяком случае, там, где действуют обстоятельства независимые от человеческой воли, шансы могут быть и в ту, и в другую сторону. В этом и состоит риск. Задача же человека заключается в том, чтобы по возможности рассчитать те и другие, воспользоваться хорошими и отвратить или выдержать дурные.
В этом выражается сила разума, призванного действовать во внешнем мире, который есть мир случайностей, ибо, находясь в условиях пространства и времени, он представляет поприще частных сил, а случайность ничто иное как отношение частных сил.
Сам человек, как единичное существо, подлежит всякого рода случайностям; но разум и свобода на то ему и даны, чтобы он среди этих случайностей нашел надлежащий путь и обратил их в свою пользу.
И это он может сделать предусмотрительностью, изворотливостью, постоянством, одним словом, теми свойствами ума и характера, которые составляют сущность промышленного таланта и которые делают человека царем земли.
Когда Лассаль утверждал, что среди бесчисленных условий экономического быта никакого расчета произвести нельзя, и что успевает всегда глупейший, именно потому что он менее всех рассчитывает, то это один из тех нелепых парадоксов, которыми социалисты стараются затемнить недостаток аргументов.
Разум человеческий, среди случайностей промышленного мира, есть более, чем шанс банкомата, даже более, чем шанс умного игрока, который в коммерческих играх, при переменах счастья, окончательно остается в выигрыше, потому что хорошо играет: это – шанс первенствующего деятеля, который умеет не только воспользоваться благоприятными обстоятельствами, но и приладить их так, чтоб они служили ему к выгоде. На этом основана самая существенная часть прибыли предпринимателей.
Но непременное для этого условие заключается в свободном употреблении своих сил и способностей. Поэтому совершенно нелепо предположение тех, которые требуют, чтобы благоприятные шансы шли на пользу государства. Как уже сказано выше, подобное требование подрывает промышленность в самом ее корне, ибо этим уничтожается предприимчивость.
Человек, в этой системе, перестает быть свободным единичным существом, призванным действовать во внешнем мире; он становится колесом неповоротливой бюрократической машины, страдательно воспринимающим извне падающие на него блага и невзгоды. Присваивая себе шансы, государство присваивает себе все, ибо шансы падают на хозяина.
Из всего этого ясно, что прибыль предпринимателя составляет самую разнообразную, подвижную и изменчивую часть дохода. Это – прогрессивный элемент промышленного мира. Из прибыли выделяются остальные части дохода, поземельная рента, процент с капитала и заработная плата; затем остающаяся часть служит мерилом выгодности предприятия, а вместе и успехов народного хозяйства.
Она служит вместе с тем главным источником приращения капиталов, составляющего первое и необходимое условие экономического развития. Часть полученной прибыли потребляется; остальная же часть становится капиталом и обращается на новое производство.
Этим определяется и отношение производства к потреблению. В обороте это отношение выражается в цене произведений; в доходе оно проявляется в количественном отношении потребляемого к сберегаемому. Это приводит нас к исследованию потребления.
[1] Marshall: Principles of Economics, 2-е изд., стр. 210
[2] Подробный их разбор см. в моем сочинении «Собственность и Государство», ч. II, стр. 57 и след.
[3] См. сочинение Лерул-Болье “Essai sur la repartition des richesses”. Цифры приведены в моем сочинении «Собственность и Государство», ч. II, стр. 109 и след.
