Объем политических прав подданных прямо обусловлен формой государственного устройства.
В непосредственных республиках граждане имеют самостоятельное, непроизводное право непосредственного участия в распоряжения государственною властью в форме непосредственного народного собрания или референдума, факультативного, или обязательного и народной инициативы и право избрания и назначения народных представителей и должностных лиц.
В республиках представительных граждане пользуются самостоятельно только правом избрания. Правами непосредственного участия в распоряжении государственной властью они пользуются не самостоятельно, а только в силу избрания их согражданами в народные представители и в силу назначения правительством в должность.
В монархии ограниченной и право назначения народных представителей и должностных лиц ограничивается для них правом монарха, обыкновенно назначающего членов верховной палаты и всегда назначающего должностных лиц.
Существование политических прав у подданных в неограниченной монархии может возбудить сомнение. Раз абсолютный монарх сосредоточивает в своих руках всю полноту государственной власти и распоряжается ею, ничем и никем не ограничиваемый, то могут ли при таких условиях у подданных оказаться какие-либо права на участие в распоряжении государственной властью?
Сомнения эти, однако, нельзя признать основательными. Как мы уже видели, и абсолютный монарх не может сам лично осуществлять все разнообразные функции государственной власти. Значительнейшую их часть он, по необходимости, передает подчиненным органам. И органы эти не могут быть только пассивными исполнителями велений монарха.
Монарх не может не только исполнить всех своих решений, но не может точно так же и сам все решать. Громадное большинство дел решается подчиненными органами без того даже, чтобы монарх знал о них.
Поэтому подчиненные органы, без сомнения, не только исполняют пассивно распоряжения монарха, но и сами распоряжаются определенной долею власти. А все подчиненные органы составляются из поданных, которые, таким образом, получают и в абсолютной монархии некоторое участие в распоряжении государственной властью, хотя бы только в качестве назначаемых правительством должностных лиц.
Но, кроме того, и в абсолютной монархии состав государственных учреждений может быть не чисто профессиональный, а включать в себя и элемент представительный. В таком случай политические права подданных еще более расширяются.
Мы видели, что права монарха состоят частью в праве непосредственного распоряжения властью, частью в праве назначения органов, осуществляющих власть. Подобно этому и политические права подданных распадаются на права непосредственного участия в распоряжении государственной властью и права избрания представителей.
Но, кроме этих двух видов прав, подданным принадлежать еще, так сказать, пассивные права, не права назначения или избрания, а права быть назначенным или избранным. Относительно юридической природы такой пассивной квалификации в литературе государственного права существует сомнение – можно ли ее признать за права в субъективном смысле?
Так именно Еллинек утверждает, что так называемые права избираемости и поступления на государственную службу суть в действительности не субъективные права, а лишь рефлективное действие юридических норм, определяющие порядок назначения на должности или порядок выборов[1]. Едва ли можно согласиться с таким взглядом.
Право избираемости может найти защиту прямо судебным иском, и не только, как это думает Еллинек, со стороны уже избранного, законность избрания которого оспаривается в силу предполагаемого отсутствия у него пассивного избирательного права, а также со стороны всякого не внесенного в кандидатские списки.
Особенность этих пассивных прав заключается в том, что возможность осуществления их, возможность для субъекта их извлечь из них для себя какую-либо выгоду обусловлена действием других лиц. Но в этом нет ничего несообразного с понятием субъективного права.
И активное избирательное право дает его субъекту возможность осуществить посредством него свои интересы только под условием, что голос его окажется принадлежащим к большинству. Иначе это будет голое право, не представляющее никакого практического значения, не дающее возможности на деле кого-либо избрать.
Такой же характер имеет и право голоса члена всякой вообще коллегии. Имея право решительного голоса, он еще не может сам по себе решить ни одного вопроса, подлежащего ведению коллегии. Его голосом определится или нет решение коллегии, смотря по тому, сколько голосов согласится с ним.
То же самое представляют и права избираемости или назначаемости. Я имею право быть избранным или назначенным, но для того, чтобы быть действительно избранным или назначенным, я должен получить определенное число голосов или быть назначенным компетентной на то властью.
Право есть возможность, обусловленная соответствующей обязанностью; под такое определение вполне подходят права избираемости и назначаемости, так как они представляют собою возможность быть избранным или назначенным обусловленною обязанностью избирать и назначать только лиц, имеющих на то право.
Итак, по степени своей интенсивности политические права подданных могут быть подразделены на три группы: 1) права избираемости и назначаемости, 2) права избрания и 3) права непосредственного участия в распоряжении властью.
Что касается пассивных прав назначаемости и избираемости, то сюда относится, прежде всего, право поступления на государственную службу вообще, затем право быть назначенным на некоторые особые должности местного управления и право избираемости в члены местных органов самоуправления и органов суда.
Право поступления на государственную службу получает у нас особенное значение, так как при нашем государственном устройстве государственная служба является единственной формой участия поданных в общей политической жизни страны.
В государствах конституционных лица, стремящиеся к политической деятельности, избирают для этого не служебную, а парламентскую карьеру. Избрание в члены парламента открывает возможность участия в законодательстве, в разрешении важнейших вопросов государственного хозяйства, влияния на внешнюю и внутреннюю политику правительства.
Мало того, там и во главе управления в качестве министров стоят не лица, прошедшие бюрократическую карьеру, а те же парламентские деятели. Совершенно иные условия у нас.
При отсутствии общего политического представительства, все важнейшее вопросы государственной жизни разрешаются у нас монархом при исключительном содействии учреждений, всецело состоящих из лиц, выдвинувшихся на государственной службе.
Не только должности министра, но и места членов высших совещательных учреждений при монархе достигаются у нас исключительно службою, гражданской или военной. Правда, закон ничем не ограничивает свободу выбора членов государственного совета или комитета министров.
Но, при отсутствии всякого участия общества в политической жизни, нигде, кроме службы, нельзя приобрести необходимую для государственной деятельности опытность, нигде нельзя выдвинуться, проявить свои политические дарования.
Поэтому, самою силою вещей выбор лиц, призываемых к руководящей роли в государственном управлении, неизбежно замыкается узкой сферой наличного служебного персонала. Поэтому, правом поступления на службу определяется у нас и доступ к политической деятельности.
Законодательство, определяющее условия поступления на гражданскую службу, до сих пор опирается на начало сословности. Право поступления на государственную службу приобретается или происхождением, или образованием. По происхождению имеют это право:
1) дворяне,
2) сыновья личных дворян,
3) сыновья лиц, состоявших на гражданской службе, хотя бы канцелярскими служителями или курьерами, имеющими право на получение классного чина;
4) сыновья священнослужителей христианских исповеданий и церковнослужителей православного и армяно-григорианского исповеданий;
5) сыновья уездных, приходских и домашних учителей;
6) сыновья художников и ученых, и
7) сыновья коммерции-советников и купцов-христиан, пробывших в первой гильдии сряду не менее 12 лет.
Лица, не имеющие права поступления на службу по происхождению, приобретают это право образованием, именно высшим или окончанием курса среднего учебного заведения с отличием. Но ограничение права государственной службы в настоящее время значительно поколеблено[2].
Во-первых, предоставлено право поступления на службу и независимо от условий происхождения по некоторым ведомствам, например, учебному, и в некоторых местностях, а особенно отдаленных. Во-вторых, для военной и морской службы сословные ограничения с введением общей воинской повинности совершенно уничтожены.
А это имеет значение не для состава только одной вооруженной силы, а и для всех государственных учреждений, потому что военнослужащие у нас могут переходить свободно в гражданскую службу с переименованием в соответствующий гражданский чин.
Одних условий происхождения или образования недостаточно для получения права государственной службы. К ним еще присоединяются условия пола – требуется непременно мужской пол, возраста – не менее 16 лет, и гражданской чести. Заключение в тюрьме от восьми месяцев и все высшие наказания влекут за собой лишение права, поступления на государственную службу.
Для некоторых должностей установлены особые специальные условия назначаемости. Основанием их может служить или обеспечение со стороны служащих нарочитой подготовки, или стремление соединить в лицах, замещающих известные должности, качество профессионального чиновника с качеством представителя общественных интересов.
Специальные условия первой группы имеют часто техническое значение и всецело относятся к учению об организации отдельных государственных учреждений. Специальные условия второй группы имеют более общее политическое значение. У нас такого рода условия назначаемости установлены для должности земского начальника.
Законодательство наше придает этому должностному лицу, с одной стороны, значение непосредственного органа правительственной власти и для того устанавливает замещение этой должности по назначению от правительства, с другой – стремится сделать из земского начальника лицо, которое для местного общества не было бы чужим, а явилось бы представителем интересов уезда.
С этою целью назначенными на должность земского начальника могут быть, по общему правилу, только лица, принадлежащие к местному дворянству уезда.
Права избираемости, кроме сословных выборов, о которых уже было говорено, находят себе применение, по нашему законодательству, только при выборах местных, земских и городских и при выборах присяжных заседателей и мировых судей[3].
Относительно местных выборов наше законодательство держится того правила, что избираемыми в гласные могут быть только избиратели, и при том даже только избиратели, принадлежащее к той именно группе избирателей, где производятся выборы (Пол. земск. учр., ст. 38; Гор. пол., ст. 43). Этим постановлением в значительной степени ограничивается свобода выборов.
Право избираемости в присяжные заседатели представляет ту особенность, что оно есть, вместе с тем, и обязанность принять избрание. Избранный в присяжные заседатели не может отказаться от избрания, разве он уже исполнял обязанности присяжного в предшествующем году (Учр. суд. уст., ст. 104).
Это объясняется тем, что хотя право быть присяжным заседателем предоставляется довольно широкому кругу лиц, но постановление уголовного приговора должно быть всегда делом определенного и притом по жребию выбранного числа присяжных. Вот почему пользование правом участия в отправлении уголовного правосудия невозможно поставить в зависимость от усмотрения отдельных лиц.
Тогда бы легко могло случиться, что для решения данного дела не оказалось бы достаточного комплекта присяжных. К тому же, обсуждение судебных дел, в прямое отличие от дел законодательных, неудобно: предоставлять лицам, наиболее в них заинтересованным.
В законодательстве это приводит к тому, что в обсуждении законопроектов участвуют как раз более интересующиеся ими и потому более знающие, более подготовленные к тому лица.
В отправлении правосудия это привело бы к решению дел лицами, лично заинтересованными в деле, в судьбе подсудимого или в успехе обвинения, и, потому не могущими с должным беспристрастием обсудить дело.
Избранными в присяжные заседатели: могут быть: 1) лица всех вообще сословий, обладающие определенным имущественным цензом, и 2) лица сельского состояния, занимавшие не менее трех лет определенные должности.
Имущественный ценз допускается в двух различных формах: или в форме владения недвижимостью определенного размера, или в форме получения определенного минимума дохода.
Недвижимость должна или равняться ¹/20 того количества десятин, какое требуется для непосредственного участия в выборах земских гласных, или приставлять ценность в столицах не менее – 2.000 рублей, в городах, насчитывающих более 100.000 жителей – не менее 1.000 рублей, а в прочих местах – не менее 500 руб.
Получаемый, доход должен быть в столицах не менее 1.000, в городах с населением более 100.000 – не менее 600 руб., а в прочих местах – не менее 400 рублей. Должности, занятие которых дает лицам сельского состояния право быть избранными в присяжные заседатели, суть должности волостных старшин и судей и сельских старост и соответствующие им должности других наименований (Учр. суд. уст., ст. 84).
Но и лица, удовлетворяющие одному из перечисленных условий, не могут быть избираемы в присяжные заседатели, если они:
1) состоят под следствием или судом или подвергались заключению в тюрьме или иному более строгому наказанию, или, быв под судом за преступления, обложенными такими наказаниями, в них не оправданы;
2) исключены со службы по суду или из духовного ведомства за пороки или из сословных обществ;
3) объявлены несостоятельными или расточителями;
4) слепы, глухи, немы, лишены рассудка;
5) впали в крайнюю бедность или состоят домашней прислугой (ст. 82);
6) не умеют читать и говорить по-русски;
7) жительствуют в данном уезде менее двух лет, и
8) имеют от роду менее 25 или более 70 лет (ст. 81).
Для избрания в мировые судьи также требуется определенный ценз, но гораздо высший, и притом в одной только форме – в форме владения недвижимостью.
Требуется именно, чтобы само избираемое лицо, его родители или жена владели на праве собственности количеством земли вдвое против того, какое требуется для непосредственного участия в избрании земских гласных, или другою недвижимостью, ценою не менее 15.000 рублей, а в городах недвижимостью, оцененною для взимания налога, в столицах – не менее 6.000 рублей, в других городах – не менее 3.000 рублей.
Относительно возраста установлен лишь один предел, низший, и притом тот же самый, как и для присяжных – 25 лет. Образовательный ценз также значительно выше, чем для присяжных: требуется не простая грамотность, а, по крайней мере, среднее образование, могущее, впрочем, быть замененным службою не менее трех лет в должностях, дающих практическую опытность в производстве судебных дел (ст. 19).
Относительно гражданской чести и дееспособности те же условия, что и для присяжных заседателей (ст. 21).
Активное избирательное право, кроме сословных выборов, применяется у нас. только в местных выборах, земских и городских[3]. В законодательстве и центральном управлении выборное представительство у нас вовсе не существует.
А представители общества в составе судебных учреждений, присяжные заседатели, сословные представители, выборные мировые судьи, где они еще сохранились, избираются не непосредственно населением, а различными коллегиями.
Сословные представители присоединяются к составу судебной палаты и особого присутствия сената для суждения дел о государственных преступлениях. Сословными представителями служат губернский и уездный предводители, городской голова и волостной старшина.
В судебную палату они призываются самой палатой по очереди, по списку, представляемому палате соответствующими губернаторами, (Уст. уг. суд., ст. 1049, 1050). Сословные представители в сенате назначаются на каждый год Высочайшею властью (ст. 1061⁴).
Присяжные заседатели избираются особой комиссией, состоящей, под председательством уездного предводителя, из уездного члена окружного суда, земских начальников, городских судей, уездного исправника, полицеймейстера, председателя уездной управы, городского головы, товарища прокурора окружного суда и из особых членов, назначаемых ежегодно уездным земским собранием в числе не менее трех (Учр. суд. уст., ст. 97).
Мировые судьи существуют и избираются теперь только, в столицах и в Одессе – городскими думами (ст. 24 и 40).
Избирательные права, в городских и земских выборах в общем определяются одними и теми же началами. И тут, и там главным условием избирательного права служит имущественный ценз, и при том требуется владение им, по крайней мере, в течение года.
Возрастом, именно двадцатипятилетним, и полом, мужским, обусловливается не само избирательное право, а только возможность личного его осуществления. За женщин и лиц, не достигших 25 лет, владеющих установленным цензом, голос на выборах подают их представители.
Лица совершеннолетие сами назначают этих представителей; представителями, несовершеннолетних и малолетних являются их попечители и опекуны. Женщины могут уполномочивать на участие в выборах только своих отцов, мужей, сыновей, зятев, внуков, родных братьев и племянников.
Избирательное право предоставляется не только физическим, но также и юридическим лицам, владеющим имущественным цензом. Юридические лица участвуют в выборах также через назначаемых им представителей. Образовательного ценза не требуется никакого.
Отрицательные условия не так строги, как для избраний в присяжные заседатели или мировые судьи. Из несостоятельных должников лишаются избирательная права не все, а только признанные злостными или неосторожными; несчастные это право, сохраняют. Ограниченнее также влияние судебного преследования.
Избирательного права лишаются только состоящие под следствием или судом, или уже осужденные. Освобожденные от суда без оправдания, например, всемилостивейшим манифестом, сохраняют право на участие в выборах.
Кроме того, состояние под судом или осуждение влечет за собою лишение избирательного права лишь в том случае, если оно относится к преступлениям, влекущим наказания, связанные с лишением или ограничением прав или предусмотренным ст. 169‑177 мирового устава, т. е. к краже и мошенничеству.
Но, с другой стороны, избирательного права лишаются не только исключенные из службы, но также, в течение трех лет, и отрешенные от должности. Не могут также участвовать в выборах исключенные за пороки из духовного состояния и из сословных обществ и состоящие под гласным полицейским надзором (Пол. земск. учр., ст. 27; Город. пол., ст. 33).
Но наряду с этим сходством в основных условиях права участия в земских и городских выборах, имеются в них и довольно существенные различия. Во-первых, право участия в городских выборах обставлено совершенно одинаковыми условиями для лиц всех сословий безразлично.
Для земских же выборов установлены совершенно особые условия участия в них лиц сельского состояния. Избирательное право крестьян не обставлено почти никакими ограничительными условиями: ни имущественным цензом, ни возрастом, ни даже, полом. Требуется только быть домохозяином, главой семьи.
Но зато тут для избрания земских гласных применяется сложная, двухстепенная система выборов. Крестьяне-домохозяева избирают членов только волостного схода, а уже на волостном сходе происходит избрание кандидатов в гласные от крестьян.
Другое существенное различие в условиях участия в городских и земских выборах заключается в различии требуемого имущественного ценза. Для участия в земских выборах требуется непременно владение на праве собственности или пожизненного владения недвижимостью; право участия в городских выборах дает не только владение недвижимостью, но и содержание торгово-промышленных заведений.
Затем ценз, установленный для земских выборов, значительно выше ценза, установленного для городских. Для непосредственного участия в земских выборах требуется владение недвижимостью ценою не менее 15.000 рублей или определенным количеством десятин земли, различным для различных местностей, но, во всяком случае, не меньшим 125 десятин, а в многоземельных местностях доходящим и до 800 десятин.
Для участия в городских выборах требуется владение недвижимостью, ценою не менее 3.000 или 1.500, или 1.000, или даже всего 300 рублей, смотря по населенности и значению города, или содержание торгово-промышленного заведения, требующего выборки гильдейского свидетельства и только в столицах непременно первой гильдии.
Зато, с другой стороны, в земских выборах участвуют и не владеющие полным цензом через избираемых от них особенных уполномоченных. В городских же выборах такого косвенного участия мелких собственников не установлено.
Мелкие собственники, не владеющие полным цензом, могут избирать уполномоченных для участия в земских избирательных собраниях, если владеют не менее как ¹/₁₀ полного ценза. Но в избрании этих уполномоченных не могут участвовать женщины, хотя бы и через представителей, а только мужчины, сами владеющие ¹/₁₀ ценза.
Самостоятельное право непосредственного распоряжения государственною властью принадлежит у нас, как и во всех-монархиях, одному только монарху.
Подданные могут иметь лишь производные права участия в распоряжении властью: или в силу правительственного назначения на должность самим монархом, или по его уполномочию подчиненными органами, или в силу избрания своими согражданами, избирательные права которым предоставляются также властью монарха.
Поэтому, о праве непосредственного участия в распоряжении государственною властью нам придется говорить в особенной части при рассмотрении устройства отдельных государственных учреждений.
Вместе с правами участия в распоряжении государственной властью подданные несут обязанность подчинения ей. Подчинение это выражается, как мы уже знаем, в повиновении распоряжениям власти и в содействии ее деятельности. В курсе государственного права невозможно войти в ближайшее рассмотрение этих обязанностей по их содержанию.
Каждое законодательное постановление, устанавливающее право поданных, устанавливает, вместе с тем, и соответствующие обязанности и, конечно, предполагает исполнение этих обязанностей, следовательно, повиновение своим велениям. Таким образом, для рассмотрения в частности содержания обязанностей, налагаемых на подданных, потребовалось бы изложение всего законодательства страны.
Насколько обязанность содействия выражается в платеже налогов, рассмотрение ее составляет специальный предмет финансового права, где обязанность платежа налогов рассматривается в связи с общей организацией государственного хозяйства.
Содействие личными услугами выражается в разнообразных обязательных действиях, как деятельность свидетеля, эксперта, обязательная служба по выборам, и т. п. действиях, не имеющих между собой ничего общего и могущих быть надлежащим образом понятыми только в связи с изучением организации тех учреждений, содействие деятельности которых составляет их содержание.
Только одна воинская повинность, служащая основой организации вооруженной силы государства, имеет самостоятельное значение и потому требует особого рассмотрения, что и будет сделано в следующем параграфе.
Здесь же мы ограничимся лишь выяснением внешних границ обязанности подчинения государственной власти. В чем именно должен подчиняться подданный власти – это выясняется по различию содержания подчинения в различных юридических науках. Но каковы вообще пределы должного подчинения власти – это вопрос государственного права.
Мы видели, что с развитием государственной жизни осуществление государственной власти получает все более и более правомерный характер. Потому подчинение подданных государственной власти представляется не безусловным, а правомерным.
Так как государство есть юридическое отношение и взаимное соотношение его участников определяется юридическими нормами, то и пределы подчинения подданных власти обусловливаются согласием его с действующими в государстве юридическими нормами. Поданный должен подчиняться велениям органов власти лишь настолько, насколько веления эти согласны с законом, правомерны.
Каждый отдельный орган государственной власти имеет власть лишь в пределах закона. Раз в своих распоряжениях он переступает эти границы, действует в нарушение закона, веления его не могут быть признаны обязательными для поданных. Государственная власть стала бы сама с собой в противоречие, если бы требовала от поданных подчинения и незаконным распоряжениям своих органов.
Закон есть выражение воли государственной власти. Принуждать к исполнению незаконных распоряжений значило бы принуждать к тому, что противоречит собственной воле государства, что самою властью признается несправедливым, неразумным, вредным.
Признание обязательности и незаконных распоряжений органов власти приводило бы к замене начала законности в государственной жизни господством ничем не регулируемого произвола.
Это бесспорное само по себе положение, логически вытекающее из понятия государства, как юридического отношения, находит себе выражение и в постановлениях нашего законодательства. Ст. 1 Осн. Зак., говоря, что “повиноваться Верховной власти не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает”, тем самым указывает на нравственное основание подчинения власти[4].
“За страх” можно повиноваться и произволу; “за совесть” – только законной, правомерной власти. В ст. 47[5] законность выставляется, как общее основное начало, определяющее порядок управления Российской Империей.
Ко всему этому и в постановлениях уголовного законодательства, устанавливающих наказуемость неповиновения и сопротивления органам власти, законность их распоряжении и действий выставляется, как необходимое условие наказуемости неповиновения и сопротивления (Мир. уст., ст. 29; Улож. о наказ., ст. 270‑272).
Признавая обязательность одних только законных распоряжений органов власти, нельзя, однако, каждого отдельного подданного делать судьей законности действий власти. Это значило бы поставить подчинение власти в зависимость от изменчивых и разнообразных субъективных мнений, лишить его вовсе обязательного характера.
Человек всегда склонен счесть незаконным всякое распоряжение, для него стеснительное, неудобное, неприятное, и потому не признать себя обязанным ему подчиняться. Но, с другой стороны, нельзя точно так же всякое распоряжение, только потому, что оно исходит от органа власти, признавать безусловно законным.
Государственные учреждения состоят из тех же людей, подверженных ошибкам, увлечениям, страстям. Должностные лица легко могут увлечься излишнею ревностью к службе и в своих требованиях нарушить предписания закона.
Устанавливаемые законом границы власти, обязательные формы деятельности, права поданных – все это может часто представляться должностному лицу тягостным стеснением, мешающим только осуществлению возложенной на него задачи. Поэтому вполне возможны и зауряд встречаются: случаи действительного злоупотребления властью.
Компетентным решателем возникающих споров о законности распоряжений органов власти может быть только суд, задача которого и состоит именно в разрешении всяких споров о праве, и сама организация которого представляет все необходимые гарантии беспристрастного и правильного их решения.
Но, вместе с тем, невозможно требовать, чтобы органы государственной власти тотчас же приостанавливали свои действия до рассмотрения дела судом, как только заинтересованными лицами будет возбуждено сомнение в законности распоряжений власти.
При таком порядке заявлялись бы нарочно самые бессмысленные возражения против несомненно законных распоряжений для того только, чтобы вызвать проволочку, затянуть, дело, а между тем, во многих случаях распоряжения власти не допускают промедления, требуют неотложного осуществления.
Поэтому, всегда и везде за органами власти признается, право действовать и принуждать к исполнению своих требований, не останавливаясь перед каждым возбужденным сомнением в законности их действий и не дожидаясь непременно предварительного разрешения этих сомнений судом.
Но зато, с другой стороны, и за подданными признается право не исполнять незаконных распоряжений власти, в том смысле, что признанная впоследствии судом незаконность распоряжений служит основанием освобождения от ответственности за оказанное неповиновение власти.
Наказуемость простого неисполнения незаконных требований органов власти стоит вне всяких сомнений. Но не всегда подданный может оградить свои права против незаконных действий органов таким пассивным неповиновением. Оно достаточно лишь в тех случаях, когда орган власти ограничивается одними незаконными требованиями.
Когда же он сам совершает незаконные действия, нарушающие права подданного, пассивное неповиновение не достигает цели. Тут является надобность уже в активном неповиновении или сопротивлении.
Вопрос о допустимости сопротивления против незаконных действий органов власти представляется спорным. Некоторые, считая несогласуемым допустимость сопротивления хотя бы и незаконным действиям органов власти с господством мирного государственного порядка, с авторитетом государственной власти, с принадлежностью ей исключительного права понуждения, отвергают безусловно допустимость такого сопротивления.
Таково, например, мнение Л. Штейна и Градовского. Невозможно, однако, признать такой взгляд правильным. Им совершенно подрывается начало законности.
Допустить только одно пассивное неповиновение незаконным распоряжениям и считать активное неповиновение безусловно наказываемым, значить признать, что только в своих требованиях органы власти должны считаться с постановлениями закона, собственно же в действиях своих они могут нарушать закон, и для подданных все-таки сохраняется обязанность подчинения.
Но, как мы уже говорили, это привело бы к той несообразности, что государство оказалось бы принуждающим своих подданных к подчинение незаконным, т. е. самим же государством запрещенным, действиям своих органов.
Безусловное отрицание допустимости сопротивления незаконным распоряжениям органов власти, надо думать, сложилось лишь вследствие того, что в политической литературе право сопротивления незаконным действиям органов власти долгое время смешивали с правом на восстание, приводящим, конечно, к разрушению всякого государственного порядка.
Такое смешение получается неизбежно, как только “незаконность” мы станем понимать в смысле несогласия с требованиями религии, нравственности, отвлеченной справедливости. Лишь при таком понимании незаконности можно говорить о сопротивлении незаконным действиям не только подчиненных органов власти, но и самой Верховной власти.
Но в основу юридической конструкции нельзя класть такого неопределенного понимания законности. Под законностью юрист может разуметь согласие не с какими-нибудь отвлеченными принципами, а только с действующим в данном государстве положительным правом.
Поэтому, все, что предписано законом, законно состоявшимся судебным решением или правительством в пределах предоставленной ему законом дискреционной власти, должно быть признано законным.
Законным должно считаться также, независимо от его материальной справедливости, каждое действие, заключающееся в исполнении окончательного, не подлежащего дальнейшему обжалованию постановления власти, или хотя бы и подлежащего обжалованию, но такого, которому законом усвоено предварительное исполнение.
При таком понимании законности незаконными могут оказаться только распоряжения подчиненных органов власти, а сопротивление им, конечно, еще не ведет к разрушению государственного порядка.
Допущение сопротивления незаконным действиям органов власти вполне согласуемо с признанием за государством исключительного права на принуждение, если только сопротивление это будет допущено лишь в условиях необходимой обороны.
Как необходимая оборона против незаконного нападения частных лиц не противоречит нисколько монополизации принуждения государством, так точно ей не противоречит и необходимая оборона против незаконных действий органов власти. Государство допускает тут осуществление принуждения подданными только потому, что оно при данных условиях не может быть осуществлено органом власти.
Из того, что сопротивление незаконным действиям органов власти допускается лишь в общих условиях дозволенной обороны, вытекают известные ограничения допустимости сопротивления.
Во-первых, сопротивление допускаемое только как необходимая оборона, должно строго ограничиваться одним противодействием незаконным действиям и отнюдь не должно переходить в принуждение органов власти к исполнению их законных обязанностей. Во-вторых, обороняться можно только против таких действий, которые имеют характер прямого нападения на личность или имущество подданного.
Сопротивление же таким действиям, как, например, обнародование правительственных распоряжений, хотя бы и незаконных, никоим образом не может быть подведено под понятие необходимой обороны.
Отсюда ясно, что право сопротивления не может найти себе применения в отношении к представителям Верховной власти да и вообще к высшим решающим органам, так как они сами не приводят в исполнение принудительным путем своих постановлений, и их действия не могут потому принять характера прямого нападения на права подданного.
Наконец, в-третьих, оборона имеет место лишь, покуда длится самое нападение. Всякое насилие подданного в отношении органа власти, хотя бы только что совершившего незаконное посягательство на права поданного, должно быть признано противозаконным.
В русском законодательстве нет особого указания на допустимость необходимой обороны против действий органов власти. Но так как ст. 101 Улож. о нак. говорит об обороне совершенно общим образом, не определяя, от кого исходит неправомерное посягательство, то надо признать, что необходимая оборона допускается у нас против всякого незаконного действия, хотя бы и действия органа власти.
К этому присоединяют еще и тот довод, что ст. 71 воинского устава о наказ. говорит о неприменимости общих правил об обороне к отношениям между подчиненными и начальством в войске. Эта специальная оговорка сингулярного закона доказывает общую применимость необходимой обороны во всех других случаях[6].
[1] Jellinek. System der subjektiven öffentlichen Rechte. 1892, S 134.
[2] [См. дополнение к § 41.]
[3] [В настоящее время также при выборах членов Государственной Думы и Государственного Совета.]
[4] [Ср. ст. 4 Осн. Зак. изд. 1906 г.]
[5] [Цитируемой статье соответствует ст. 84 Осн. Зак. изд. 1906 г.]
[6] Таганцев. Лекции. в. II, стр. 574.
