Идеи превосходства духа над материей, души над телом, небесного над земным, священства над царством, высказывавшиеся как на востоке, так и на западе, в разное время разными лицами по разным поводам, возведены были в целую систему вначале V в. западным, латинским, учителем церкви, блаж. Августином, епископом иппонским (в северной Африке).
В 22 книгах своего сочинения о государстве Божием (de civitate Dei) Августин последовательно провел параллель между двумя civitates, дуализм которым начался еще в первые дни творения отделением злых духов от добрых и продолжался через всю историю человеческого рода, начиная с сыновей Адама – каина и Авеля.
Государство земное (civitas terrena), учит Августин, имеет свою целью только земное благополучие, к этой цели стремится и нехристианское государство, а так как государство Божие (civitas Dei), в земном своем проявлении, нуждается в мире, обеспечиваемом земным государством, то отсюда вытекает обязанность христиан повиноваться государству даже не христианскому.
Но государство, которое лишь к этой одной цели стремится, так же греховно, как вообще греховно исключительное стремление каждого человека в отдельности только к земному благополучию.
Государство, желающее опираться только на себя самого, отпадает от Бога, предпочитает ложных богов, демонов, истинному Богу, становится civitas diaboli и приэтом не может достигнуть даже земной своей цели: вместо благополучия (felicitas) и мира (pax) господствуют лишь бедствия (miseria) и война (bellum); государство становится большой разбойничьей шайкой (magnum latrocinium), без истинного богопочтения, без справедливости, без любви к ближнему.
Чтобы не подпасть власти диавола, земное государство должно поставить себя на службу государству Божию – церкви, именно оно должно в законодательстве и во всей деятельности вообще сообразоваться с церковными предписаниями, запрещать и наказывать все противоречащее заповедям Божиим, прежде же всего обращать свои принудительные меры против идолослужения, ересей и расколов, ибо принуждение в таких случаях добрых предохраняет от соблазна, колеблющихся и невежд вразумляет, а злых карает.
Но император не по собственному усмотрению должен определять, в чем состоит воля Божия, а по указаниям церкви, или, иначе, представляющего церковь священства, в руках которого находятся благодатные средства, без которых никто не может спастись. Итак, воля Божия есть воля церкви, а воля церкви есть воля священства.
Если законы государства согласуются с заповедями церкви, то подданные должны повиноваться им, как воле самого Бога, ибо тогда сам Христос предписывает через императора; а если, напротив, императорские веления противоречат заповедям церкви, то они, следовательно, противоречат заповеди Божией, и христианин должен отказать им в повиновении, ибо заповеди Божии выше законов государственных.
Таким образом, в системе Августина за светской властью не только отрицается всякий духовный и священный характер, но и та самостоятельная миссия – быть органом божественного мироправления и воздавать справедливость, – о которой говорили апостолы, а воля Божия отождествлялась с волей священства.
В то время, когда высказывались идеи Августина, для них не было еще возможности практического осуществления во всем, что касается подчиненности императоров и королей духовности воззрения, логически проведенные и ясно формулированные Августином, сделались позднее для великих пап средних веков программой, которую они стремились осуществить, искусно пользуясь для того, или даже вынуждаемые, событиями истории, и в этом смысле сделались “теоретическим базисом для будущего развития всемирной истории” (Niehues).
