Нет никакого сомнения в том, что в момент составления уголовного кодекса, совпадавший с моментом высшего расцвета Первой Империи, разрешение вопроса о законодательном регулировании права союзов представляло, значительно менее сложную задачу, чем в эпоху предшествовавшую.
Для деятелей эпохи революции вся трудность заключалась в том, чтобы найти те границы, за которые не должны переходить граждане в пользовании своими личными и политическими правами. Необходимость признания этих прав сама по себе не оспаривалось никем.
Всякое ограничение их рассматривалось как проявление деспотизма, как зло, быть может, неизбежное, но все-таки зло. Вот почему те ограничения, которые успевали даже получить законодательную санкцию, не применялись исполнительною властью. Вот почему издание специального закона о праве союзов встречало препятствия и в Конвенте, и позднее в Совете Пятисот.
Составители Уголовного Кодекса не знали подобных затруднений. Им не приходилось задумываться над вопросом о том, как примирить личную свободу граждан с интересами охраны порядка и безопасности. Личная свобода без колебаний была принесена в жертву соображениям государственной безопасности.
Этим определялся характер постановлений, которые вошли в состав Уголовного Кодекса. Образцом для них служили по-видимому, те проекты, которые, как мы указывали выше, предлагались Совету Пятисот, но не имели в нем особого успеха.
Составители Уголовного Кодекса пошли, однако, как и следовало ожидать, гораздо дальше своих образцов. Именно, по отношению к союзам они от системы явочной решительно перешли к системе предварительно разрешения, системе концессионной.
Обратимся, однако, к самому содержанию постановлений Уголовного кодекса.
Ближайшее отношение к нашей теме имеют статьи 291-294, которые мы и приведем текстуально[1].
Согласно 291 ст. никакая ассоциация, в состав которой входит более 20 членов, с намерением собираться постоянно, или в определенные дни, чтобы заниматься вопросами религиозными, литературными, политическими или какими бы то ни было другими, не может организоваться иначе, как с разрешения правительства и с соблюдением тех условий, какие администрация найдет нужным ей предписать.
В число 20 членов не входят обитатели того дома, где собирается ассоциация.
292 ст. предусматривала распущение всякого союза, который образуется без разрешения администрации или с нарушением предписанных ею условий. Руководители, директора и администраторы подвергались при этом штрафу от 16 до 200 фр.
293 ст. устанавливала для тех же лиц ответственность в повышенном размере в виде штрафа от 100 до 300 франков, и тюремного заключения от 3-х месяцев до 2-х лет, если в собраниях этих обществ посредством речей, воззваний, молитвы на каком бы то ни было языке. чтением, раздачей афиш или листков совершались призывы к преступлениям, независимо от тех более тяжких наказаний, которым подлежали непосредственные виновники этих призывов.
Наказание непосредственных виновников, во всяком случае, не должно быть слабее, чем-то, которому подвергаются директора и администраторы союзов. Наконец, 294 статья устанавливала ответственность для тех лиц, которые без разрешения общинной власти, предоставляли свой дом, иди свою квартиру для устройства собрания членов хотя бы и разрешенного союза. Им угрожал штраф в размере от 16 до 200 фр.
Таковы были эти статьи, просуществовавшие во французском законодательстве до начала XX столетия и водворившие вновь систему предварительного разрешения, систему концессионную в применении к союзам.
Не трудно заметить, что хотя ст. 291-294 направлены против постоянных союзов, действие их неизбежно должно было отразиться и на положении собраний. К собраниям непосредственно относились две статьи 293 и 294, установившие пределы свободы слова и порядки устройства собраний союзов.
Если мы примем во внимание, что впоследствии, в эпоху Второй Империи разграничение между союзами и собраниями вовсе исчезло из законодательства, и ст. 291-294 стали применяться к собраниям на одинаковом основании с союзами, то необходимость ближайшего анализа и выяснения содержания этих статей в исследовании, посвященном истории права собраний, станет для нас очевидной.
Основной смысл ст. 291 заключался в установлении требования предварительного разрешения по отношению ко всем без исключения союзам, в состав которых входит более двадцати членов.
Уже при первоначальном обсуждении проекта Уголовного Кодекса в Государственном Совете, эта особенность 291 ст., ее совершенно общий характер, не допускающий никаких исключений с одной стороны, и чисто формальный критерий – численность членов с другой стороны, – вызвали против нее возражения со стороны членов Совета.
Один из авторитетных юристов той эпохи, носивший титул архиканцлера Империи, Камбасерес, в заседании Государственного Совета, 5-го ноября 1808 г. заявил, что признает предлагаемые постановления целесообразными, поскольку они направлены против собраний политических и религиозных (reunions politiques et religieuses).
Собрания эти в достаточной степени затрагивают общественное спокойствие, чтобы в отношении их оправдывались меры предосторожности, рекомендуемые проектом. Но проект идет слишком далеко, когда устанавливает те же ограничения по отношению к собраниям литературного характера, и ко всем остальным.
Предлагаемая редакция проекта, говорил Камбасерес, может дать повод для возбуждения преследований против лиц, которые в известные дни принимают у себя немногочисленное общество, имеют салон, вроде того, какой был у известной m-me Geoffrin.
Возражая Камбасересу, докладчик по проекту Берлье (Berlier) утверждал, что признаки недозволенного сообщества устанавливаются в проекте совершенно определенно. Таких признаков два: число участников и намерение их собираться постоянно, или в определенные дни, выражение, которое не может быть отнесено к собраниям случайным, или образованным без предварительного соглашения.
Он, таким образом, отметил, что, говоря о собраниях вместо того, чтобы говорить о союзах, Камбасерес выходил из рамок проекта. Далее, Берлье согласился, что требование предварительного разрешения является излишним по отношению к обществам, занимающимся обсуждением литературных вопросов. (diseussions literraires).
Проект упоминает об них только из опасения, чтобы собрания политические и религиозные не происходили под прикрытием литературных обществ, но с таким недоверием можно оправдать всякие стеснения.
После указания Камбасереса, что собрание, считающее себя литературным, и позволившее себе обсуждение религиозных или политических вопросов, тем самым явится нарушением предлагаемого закона и, следовательно, будет наказуемым.
Государственный Совет постановил, что действие статьи должно ограничиться собраниями религиозными и политическими. Слова – literraires ou autres, литературные и другие (общества или собрания) должны были в силу этого постановления быть выброшены из текста[2].
Тем не менее, в силу обстоятельств, оставшихся не разъясненными в литературе, требуемое ограничение не было введено, и во второй раз проект рассматривался в Государственном Совете в прежней редакции, подчинявшей все общества, имеющие более 20 членов, требованию предварительного разрешения.
Любопытно отметить, что при втором обсуждении проекта ст. 291-294 в Государственном Совете, Берлье сделал попытку защищать эти статьи, как проявление либерализма законодателя. Поводом к этому послужило заявление, сделанное в заседании Государственного Совета 26 августа 1809 г одним из его членов, Молэ (Mole).
Последний указал на полную произвольность выбранного проектом maximum’a – 20 членов, в качестве критерия для решения вопроса о том, нуждается ли данная ассоциация в предварительном разрешении, или нет. Общества с меньшим числом членов могут быть более опасны, чем те, которые имеют большее число.
Опасность зависит не от числа членов, a от лиц, входящих в состав общества. Отвечая на эти замечания, Берлье заявил, что если последовать за мнением Молэ, пришлось бы допустить слишком широкое вмешательство администрации в сферу частной жизни.
Представьте себе, говорил Берлье, что четверо или пятеро друзей желают собираться в известные промежутки времени для чтения газет. Неужели они должны просить для этого разрешение? Нельзя не согласиться, что это было бы равносильно отдаче всех граждан под строгую опеку.
Право собираться для того, чтобы обсуждать даже религиозные, политические или литературные вопросы является естественным правом, и если общественный порядок создает некоторые ограничения, то они должны оставаться в разумных пределах. В этих случаях умеренность является первой необходимостью для правительства.
Если оно оказывает слишком сильное давление, ему сопротивляются. Много значит ввести в законодательство ограничение, которого в нем раньше не было; собрание следует считать преступным только тогда, когда число участников настолько значительно, что внушает опасения правительству[3].
Не трудно заметить, что именно в 291 ст. и заключался центр тяжести правительственного проекта. Постановлением ст. 291 создавалось требование предварительного разрешения. Этого совершенно достаточно, чтобы организации более не могли даже возникнуть.
Дальнейшая детальная регламентация оказывалась поэтому вполне излишней, и в следующих статьях законодателю оставалось только установить размеры ответственности за нарушение этой статьи, или за преступные действия, связанные с ее нарушением (ст. 293).
Стараясь придать вводимым ограничениям возможно более общий характер, чтобы никакое сообщество не могло ускользнуть от бдительного надзора администрации, законодатели Первой Империи руководились опытом недавнего прошлого. Главная цель статей 291-294 Уголовного Кодекса заключалась в том, чтобы дать возможность исполнительной власти вовремя помешать всякой попытке, направленной к восстановлению клубов.
Очевидно, что общества, число участников которых не превышало двадцати, с этой точки зрения не представлялись опасными и потому могли быть оставлены вне сферы законодательного регулирования.
Но всякие многолюдные собрания даже разрешенных союзов сейчас же напоминали о деятельности «обществ друзей конституции», и потому-то ст. 294 требует предварительного разрешения администрации даже для этих собраний.
Мотивы, которыми руководились составители ст. 291-294 Уголовного Кодекса, как нельзя лучше выяснены в речи, произнесенной при обсуждении их в Законодательном Корпусе докладчиком Ноэлем (Noailles). Самые слова – недозволенные сообщества, associations illicites, пробуждают, говорил Ноэль, печальные воспоминания.
Кто из вас, патетически восклицал оратор, не был жертвою или очевидцем этих собраний, в которых убийства и возмущения непрерывно ставились в порядок дня, собраний, которые были организованы, чтобы наблюдать за действиями властей, и на самом деле препятствовали им в достижении наиболее ценных и наиболее законных результатов и создали анархию во всей Франции!
18 Брюмера, день дорогой для всех французов, закрыло эти мрачные пещеры (ces cavernes tenebreuses) и они не откроются более.
По словам Ноэля, правительство не намеревалось стеснять обществ, устраиваемых для того, чтобы заниматься вопросами религиозными, литературными, или политическими, или для совместных удовольствий. Но правительство обязано наблюдать за этими обществами, и ради этого устанавливается требование предварительного разрешения[4].
[1] Art. 291: Nulle association de plus de vingt personnes dont le but sera de se réunir tous les jours, ou & certains jours marques pour s’occuper d’objets religieux, littéraires, politiques ou’ autres, ne pourra se former qu’avec l’agrément du gouvernement et sous les conditions qu’il plaira a l’autorité publique d’imposer a la société.
Dans le nombre des personnes indique par le présent article ne sont pas comprises celles domiciliées dans la maison ou l’association se réunit,
Art. 292: Toute association de la nature cidessus exprimee, qui se sera formte sans autorisation, ou qui, apres l’avoir obtenue, aura, enfreint les conditions a eile iinposees, sera dissoute. Les chefs, directeurs ou administrateurs de l’association seront en outre punis d’une amende de 16 francs a 200 francs.
Art. 293: si par discours, exhortations, invocations ouprieres en quelque langue que ce soit, ou par lecture, afficlie, publication ou distribution d’ecrits quelconques il a ete fait, dans ces assemblees, quelque provocation a des crimes ou des delits, la peine sera de 100 francs a 300 francs d’amende et de trois mois a deux ans d’emprisonnement cotre les chefs, directeurs et administrateurs de ces associations, sans préjudice des peines plus fortes qui seraient portees par la loi contre les individus personellement coupables de la provocation, lesquels en aucun cas, ne pourront etre punis d’une peine moindre que celle infiigee aux directeurs et administrateurs de l’association.
Art. 294: Tout individu qui sans la permission de l’autorite municipale aura accorde ou consenti l’usage de sa maison ou de son appartement en tout ou en partie, pour la reunion des membres d’une association meme autorisee, ou pour l’exercice d’un culte,’ sera puni d’une amende de 16 a 200 francs.
[2] «Le Conseil arrete que les effets de l’article seront bornes aux reunions religicuses et politiques». Baron Locre «La legislation civile, commerciale et criminelle de la France ou commentaire et complement des eodes, Fraucais», t. 30, Paris 1832 pp. 114, 115.
[3] Baron Locre, „La legislation civile, commerciale et criminelle de la France, ou commentaire et complement des codes Frangais. Paris, 1832, t. 30 p. 176-7.
[4] Rapport fait au Corps Legislatif dans la seance du 16 fevrier 1810 par M. Noailles, Locre. La legislation civile, commerciale et criminelle de la France, t. 30, p.p. 311-312.
