Конституция 22 Фримэра VIII года не упоминала вовсе о праве граждан устраивать политические союзы и собрания. Существование тех и других ставилось таким образом, в зависимость от усмотрения победителя 18 брюмэра, первого консула.
B расчет его не могло, конечно, входить предоставление своим политическим врагам средств для организации и борьбы против нового порядка вещей. Судьба институтов, в которых политическая свобода находит себе наиболее яркое проявление, и прежде всего судьба права союзов и собраний была, таким образом, предрешена на многие годы.
После ликвидации революционного движения, постановления, регулирующие право союзов из конституции перешли в Уголовный Кодекс. Таким образом, пределы, в которых гражданам дозволялось пользоваться этими правами, определялись чисто отрицательным путем: то, что не воспрещалось Уголовным Кодексом, должно было считаться дозволенным.
Собственно, право собраний постановлениями Уголовного Кодекса затрагивалось лишь косвенно.
Поэтому за отсутствием специального закона о публичных собраниях, который определял бы пределы полномочий полиции по отношению к ним, исполнительная власть оказывалась вынужденной в течение всего периода с 1800 до 1848 г. искать основания этих полномочий в тех неотмененных декретах Учредительного Собрания, которыми определялась компетенция органов местного управления, и возлагалась на эти органы общая обязанность заботиться об охране порядка и безопасности.
Для постановки права собраний эти декреты имели решающее значение. Вопрос об их толковании и применении, на практике оказался весьма спорным. Именно этот вопрос в 1848 г. дал повод к конфликту, который закончился Февральской революцией.
В дальнейшем нам придется еще остановиться на истории этого конфликта, и на его юридической стороне подробно. Пока достаточно будет указать, что, собственно, в период Консулата и Первой Империи потребности в издании особого закона о праве собраний не было, и не могло быть.
Конституция VIII г. фактически устраняла граждан от избрания народных представителей, которые, по системе Сийэйса, назначались по спискам. Таким образом, основная функция публичных собраний, выяснение общественного настроения, подготовка к выборам, сделалась излишней, и самые публичные собрания неизбежно должны были исчезнуть.
С другой стороны, органы исполнительной власти с первых же шагов нового главы правительства, первого консула, были наделены в порядке верховного управления широкими полномочиями по отношению к собраниям, которые могли бы представлять какую бы то ни было опасность.
Указом 12-го Мессидора VIII г. на префекта полиции в Париже возложена была между прочим обязанность принимать необходимые меры для рассеяния сборищ, рабочих сходок и шумных или угрожающих общественному спокойствию собраний.
Как замечает по поводу этой меры один из современных историков права союзов, Бассервиль, префекту полиции предоставлялась, таким образом, совершенно неограниченная власть по отношению к собраниям всякого рода[1].
Вообще говоря, необходимости в издании особого специального закона, посвященного праву союзов и собраний в эпоху Консулата и Империи не чувствовалось. Политическая жизнь во Франции в эту эпоху как бы замерла.
Не было ни одной ассоциации, говорит тот же Бассервиль, которая осмелилась бы поднять голову перед абсолютным властелином, державшим в своих руках бразды правления. Достаточно было одного его слова, одного жеста, чтобы подавить все, что казалось ему помехой или стеснением[2].
Если в эту эпоху были тем не менее созданы постановления, которым в течение целого столетия суждено было оставаться в арсенале французского законодательства, то это объясняется исключительно тем обстоятельством, что период Империи был в области законодательной периодом кодификаторским.
При кодификации же уголовного законодательства, нельзя было, конечно, обойти вопроса о том, что является преступным сообществом, и не затронуть, таким образом, права союзов, a косвенно и права собраний.
[1] Marcel Basserville, «Le droit а l’association au point de vue historique contemporain et au point de vue legislatif», Beaugency, 1897, p. 88 et suiv. Cp. Weil, Le droit de reunion et d’association, стр. 33.
[2] Basserville, op. cit., p. 98.
