Истинное понятие об обязательстве, как о праве на действия другого лица, не сразу достигается в истории. Вместо права на действия лица в древности практикуется право на лицо: из обязательств постоянно возникают, так сказать, вещные права на обязанное лицо.
Такие права возникают большей частью с момента заключения обязательства: так, при договоре займа обыкновенно (кроме случаев торговых сделок) наступает личный заклад должника верителю (закупничество и служилая кабала); договор личного найма прямо ведет к установлению полного и неполного холопства (подробнее об этих явлениях см. выше о холопстве).
Ответственность по обязательствам падает только на лицо, а не на имущество его, ибо обязательства имеют вполне личный характер – вменяются лицу и неотделимы от него. В силу этого при исполнении обязательства взыскание не обращается на недвижимое имущество должника, хотя бы оно у него и было, а на лицо должника: этот последний выдается кредитору головой до искупа.
Московская эпоха делает шаг вперед в приближении к истинному понятию об обязательствах. Судебник 1550 г. (в ст. 82) воспрещает при договоре займа должнику служить у своего верителя за рост: «Жити им о себе, а на деньги рост давати»; этим, очевидно, воспрещается личный заклад при договоре займа.
Тот же Судебник старается ограничить силу договора личного найма, как источника холопства (см. его ст. 78 и 76). Узаконения этого времени запрещают выдавать несостоятельного должника верителю в вечное рабство.
В 1558 г. приказ обращался с вопросом к законодательной власти такого рода: некоторые из несостоятельных должников сами просят, при выдаче их кредитору, дозволить им поступить в полные холопы к этому последнему. Царь не разрешил этого, а приказал выдавать головой только до искупа (т. е. для отработки долга в определенный законом срок).
Наконец, в XVII в. (с ук. 1626 г. января 15 и 1628 г. ноября 17; см. Ук. кн. земск. прик., ст. X, 7 и XIII, 9) разрешается обращать взыскание с лица на имущество: сначала на дворы и животы, потом на вотчины и поместья.
Позже то же применено и к посадским людям (см. ук. 1643 г. декабря 27; Указн. кн. зем. прик., ст. XXXIII), а именно тех из них, которые стоят на правеже, а окупиться им нечем, велено не отдавать истцам головой, а продавать (с публичного торга) их дворы и лавки. При залоговых сделках имущество заложенное олицетворяется, становится «порукой», или корреальным должником (см. ранее).
Вот следы нового взгляда на обязательственные отношения. В связи с таким взглядом на существо обязательства стоит решение вопроса о переходе или непереходе обязательств по наследству. Если обязательства падают только на лицо обязанное, тесно срастаются с его личностью, то понятно, что и переход их по наследству был бы невозможен, ибо личные права в наследство не переходят.
Уложение допускает этот переход только в наследовании по закону (между родственниками) и притом выражается об этом так: «А похотят истцы по тем крепостям (на умершего) исков своих искати на жене и на детех, или на иных роду его, кому животы его и вотчины достанутся…», то это им позволяется (X, 245, ср. 132 и 207 и ук. 1676 г. марта 13, ст. 5).
Тот же взгляд замечается в законодательстве и после Уложения ц. Ал. Мих.: именно указ 1676 г. июня 20 позволяет искать по обязательствам «на родственниках их (умерших должников), кому после их даны будут поместья их и вотчины, и дворы и животы».
Этот вопрос уяснится сейчас, когда мы перейдем к рассмотрению лиц, участвующих в обязательстве. Впрочем, мы знаем уже, что обязанность жены, детей (а отчасти родственников) должника отвечать после его смерти по его обязательствам, установленная еще Русской Правдой, основывалась (как и самое право наследства) на личных отношениях их в семье и в роде.
