Попытки законодательной регламентации права собраний в эпоху термидорианской реакции

Новая конституция 22 августа 1795 (5 Фруктидора III года) уделила праву союзов и собраний ст. 360-364, главный смысл которых заключался в том, чтобы по возможности предотвратить восстановление якобинского клуба.

Статьи эти прежде всего устанавливали общее запрещение всяких ассоциаций и корпораций, противных общественному порядку; далее союзам воспрещалось принимать наименование «народного общества» (societe populaire) чтобы изгладить самую память об них.

Повторялось известное уже и раньше запрещение взаимных сношений между обществами, занимающимися политическими вопросами, их соединений в одно общество.

Устанавливалось запрещение устройства совместных заседаний; запрещалось устанавливать особые условия приема в члены общества, запрещалось присваивать обществу право исключения своих сочленов, a также предоставлять своим сочленам право ношения каких бы то ни было внешних отличий, указывающих на принадлежность к обществу.

Согласно 363 ст., свои политические права граждане могли осуществлять только в первичных, или в общинных собраниях. Наконец, косвенно ограничивалось право союзов и собраний 364 ст., по которой гражданам предоставлялось подавать петиции властям, но эти петиции должны были быть индивидуальны.

Никакой союз, за исключением тех союзов, которые являлись установленными властями (autorites constituees) не мог в силу конституции представлять петиций. Что же касается союзов, которые являлись установленными властями, т. е. представлявших известные административные единицы – общину, округ, департамент, то и для них право петиций ограничивалось вопросами, входящими в их компетенцию.

Из самого текста статей конституции вытекало право администрации закрыть всякое общество, которое, по ее мнению, являлось противным общественному порядку.

Право это было использовано немедленно после опубликования конституции, с одобрения законодательной власти, и в весьма широких размерах.

На следующий день после торжественного провозглашения конституции, в заседании конвента 6 Фруктидора III года член конвента Мэль (Маilhe) от имени комитетов общего блага, общественной безопасности и законодательства (salut public, surete generale et legislation) представил доклад о народных обществах.

Предположенный в докладе проект особого декрета против народных обществ был принят конвентом без прений[1].

Декрет этот носил совершенно общий характер. Все собрания, известные под названием клубов или народных обществ, объявлены были распущенными. Помещения, в которых происходили их заседания, подлежали немедленному закрытию, a ключи от помещений и документы немедленно должны были быть переданы в секретариаты мэрий.

Конституция, однако, как мы видели выше, не исключала возможности существования политических клубов, лишь бы они не назывались «народными обществами», не предпринимали коллективных выступлений и т. д. Основываясь на этом, члены только что закрытого якобинского клуба сделали несколько попыток к его восстановлению.

Ими были основаны Societe de Pantheon, Patriotes de 89, Cercle de fer и др. Все эти попытки оказались, однако, безрезультатными. Сменившее конвент правительство Директории решило не допускать восстановления клубов вовсе. В послании Совету пятисот Вентоза IV года Директория рассказывает о принятом ею накануне распоряжении, которым все эти клубы были закрыты.

При этом, так как очевидно было, что, несмотря на строгость статей 360-364 конституции, они не давали основания к принятию такой общей меры, то в послании Директории имеются указания на необходимость особого закона, более точно регулирующего право союзов и собраний.

Посланием намечаются и вопросы, требующие специального регулирования, именно вопросы о числе членов, которое можно безопасно допускать к участию в обществах, о времени и месте собраний и об ответственности участников.

Несмотря на возражения Ламарка, доказывавшего бесполезность издания нового закона, в виду того, что все возможные покушения на правительство или на существующий строй предусмотрены уже действующим законодательством, Совет Пятисот по предложению Шенье (Chenier) решил избрать комиссию из 5 членов, для выработки законопроекта[2].

8 Жерминаля Мэль (Маilhе) от имени комиссии представил Совету Пятисот свой доклад[3]. Доклад этот опирался на те же доводы, коими несколько лет тому назад аргументировал Шапелье в своем докладе Учредительному Собранию. Клубы признавались полезными в период революции, пока нужно заниматься разрушением, и вредными после того, как революция закончилась.

Регламентация клубов представлялась Мэлю необходимой. Конституция, по его мнению, нисколько не исключала возможности издания особого закона о клубах. Еще менее основательны были бы возражения против такого закона с точки зрения прав народа.

Если оставить в стороне, говорил Мэль, случаи, когда нужно завоевывать свободу при помощи революции, дух и интересы частных союзов не совпадают никогда с интересами всего народа.

Самый проект закона, представленный Мэлем от имени комиссии Совету Пятисот, устанавливал, согласно желаниям, выраженным в послании Директории, целый ряд ограничений для политических союзов и собраний. Прежде всего, для политических клубов предполагалось установить известную предельную норму, чтобы число членов в них не было слишком многочисленно.

Норма эта в проекте устанавливалась от 20 до 60 в зависимости от числа жителей в городе. Существовавшее уже в конституции запрещение взаимных сношений и тем более соединений повторялось и в проекте, но к ним прибавлялись и новые ограничения. Общества не имели права избирать ни председателя, ни секретаря, ни цензора, под каким бы то ни было названием.

Они не могли устанавливать никаких условий для поступления в члены. Всякий желающий мог вступить в члены до достижения предельной нормы. Организация специальных комиссий или комитетов признавалась недопустимой. Заседания обществ обязательно публичны, и посторонняя публика должна допускаться наравне с членами. Общественные здания не могут быть предоставлены для собраний.

Собственники помещений, где будут происходить собрания, признаются ответственными за все происходящее на них. На собраниях запрещалось говорить о законах Республики, если оратор не приглашал слушателей почитать и исполнять эти законы. Наконец, нарушение закона угрожало виновным серьезными карами.

Таков был этот любопытный проект, предусмотревший, кажется, все возможные случаи злоупотребления правом союзов и собраний и намечавший для этого права достаточно тесные рамки. Совершенно очевидно, что этот проект, также как и статьи 360-364 конституции III года продиктован был теми же самыми опасениями и страхами перед возможностью восстановления якобинского влияния.

Предотвратить эту опасность можно было, однако, только одним путем: совершенным упразднением всяких политических организаций, в которых недавние властители Франции могли бы группировать своих единомышленников.

Проект комиссии обсуждался в Совете 500 4 Термидора V года, был возвращен в комиссию после долгих прений[4].

Комиссия решилась предложить Совету Пятисот ограничиться предоставлением общинной администрации дискреционной власти по отношению к политическим союзам, права закрывать их, если они будут казаться угрожающими общественному спокойствию и безопасности. Совет Пятисот склонился к наиболее простому решению.

Законом 7-го Термидора V года всякие общества, занимающиеся политикой, были временно запрещены.

Лица, собирающиеся в таких обществах, подлежали ответственности перед судами исправительной полиции, как за участие в сборищах (attroupement). Хозяевам помещений, где будут происходить собрания таких обществ, угрожает ответственность в виде штрафа до 1000 франков и тюремного заключения до трех месяцев[5].

Временное восстановление якобинского влияния после переворота 18 Фруктидора V года[6] повело к некоторому изменению этого запрета: согласно ст. 36 и 37 закона 19 Фруктидора закрытие угрожает только тем обществам, в которых будут проповедоваться принципы, противные конституции III года, принятой французским народом.

Вскоре после издания этого закона восстановлены были якобинские общества в провинции, в Бордо, в Лилле, Лориане, Руане и Амьене[7].

Одновременно с воcстановлением клубов сделана была, по-видимому, попытка возобновить и прежние приемы их деятельности, возобновить так называемую петиционную агитацию.

По отношению к этим приемам Директория, однако, оставалась на той точке зрения, которую некогда развивал в Учредительном Собрании Шапелье. Решением Директории 24 Вентоза VI г.[8] определенно разъяснено, что клубы, возобновившиеся под именем cercles constitutionnels, не имеют права совершать никаких коллективных актов.

Такими коллективными актами Директория считала подачу петиций, в которых к фамилиям подписавших их граждан, прибавлялось – члены такого-то конституционного клуба. Такие петиции, как заявляла Директория, будут оставляться без рассмотрения. Всякое общество, как бы оно ни называлось, если оно будет совершать коллективные акты, будет немедленно закрыто.

Самое существование конституционных клубов Директория в этом решении признает незаконным, так как конституция не признает никаких корпораций. Собрания, на которых обсуждаются политические вопросы, должны быть публичны и доступны для всех граждан.

В самом Париже попытка восстановления якобинского клуба сделана была 18 Мессидора VII г., причем первоначальное помещение учредители общества избрали там же, где заседал и Совет Старейшин, Conseil des Anciens.

Совет предложил якобинцам переменить помещение, a вскоре после этого Директория распорядилась снова закрыть якобинское общество, переехавшее в новое помещение. Одновременно с этим распоряжением, 26 Термидора VII т. Директория снова ходатайствовала перед Советами Пятисот и Старейшин об издании закона о политических обществах[9].

Снова пришлось, однако, убедиться в том, что разрешение этой задачи, издание закона о политических союзах и собраниях в то время, когда все стремления правительства сводились к тому, чтобы лишить своих политических противников возможности организоваться, не могут привести ни к каким положительным результатам.

1 Термидора VII года была избрана Советом Пятисот специальная комиссия для выработки законопроекта. Проект, представленный ею 16 Термидора VII г. был отвергнут. Три другие проекта были 26 Фруктидора VII года переданы в комиссию, и вопрос не был еще решен законодательным путем, когда сама жизнь разрешила его в окончательной форме[10].

После переворота 18 Брюмэра VIII г. издание специального закона о политических обществах сделалось излишним. Общества эти прекратили свое существование.


[1] Moniteur Universel, 11 Fructidor an III, 28 авг. 1795, seance 6 Fructidor, № 341, p. 137.

[2] Moniteur Universel 14 Ventose an IV (4 марта 1796) № 164 p. 656.

[3] Ibidem 11 et 12 germinal an IV №№ 191-192 (31 марта 1796), стр. 763-768.

[4] Подробную историю этого законопроекта см. в парижской тезе de Faget de Casteljau «Histoire du droit d’association de 1789-1901». Paris, 1905 p. 145-151.

[5] Moniteur Universel, 10 Thermidore, an V (28 июля 1797), № 310, p. 1239.

[6] Устранение Карно и Бартелеми из состава Директории и изменение состава Совета 500.

[7] Aulard, La Societe des Jacobins, t I, p. CII.

[8] Moniteur Universel, 27 Ventose, an VI (17 Mars 1798) № 177, p. 709.

[9] Aulard, La Societe des Jacobins, t. I, p. СIII. Cp. Weil, Le droit de reunion et d’association, Paris 1893 стр. 26 и сл.

[10] Aulard, La Societe des Jacobins, t. I, p. СIII.

Владимир Матвеев https://ru.wikipedia.org/wiki/Матвеев,_Владимир_Фёдорович_(юрист)

Влади́мир Фёдорович Матве́ев (23 апреля 1881, Санкт-Петербург - 1919, Петроград) - российский, советский учёный-юрист, профессор, доктор полицейского права. Проректор Казанского университета (1912–1913), основатель и первый декан юридического факультета Пермского университета (1916–1917).

You May Also Like

More From Author