Говоря доселе о воле лица, мы разумели ее вполне свободной в ее проявлении, не зависящей от влияющих на ее определение обстоятельств, которые однако могут иногда заставить ее принять не то направление, которое она приняла бы, будучи вполне свободной, могут сделать сомнительным именно свободное ее проявление.
Строго говоря, все эти обстоятельства, иначе мотивы воли, т. е. те побуждения, расчеты, ожидания лица, весь словом тот мыслительный процесс, который предшествует всегда волеизъявлению (составляющему юридическое действие), как нечто вполне субъективное, внутреннее, – не обращают на себя внимания объективного права, имеющего дело лишь с волею, проявившеюся во вне, с юридическим действием.
Достаточно для права знать, что воля существует во внешнем ее проявлении, a почему она так проявилась, это вопрос посторонний, до которого праву нет дела. Древнеримское цивильное право строго держалось этого взгляда, не придавая мотивам выраженной во вне воли никакого значения.
Но преторское право вступило в этом отношении на другой путь. Руководясь принципами aequitas, оно стало давать средства к опорочению действий, совершенных при обстоятельствах, явно мешавших свободному самоопределению воли.
Классическое римское право признает значение не только за случаями несоответствия между волей и действием, но в некоторых случаях обращает внимание на направление и характер воли, на мотивы воли, когда непризнание за этими мотивами значения было бы оскорблением нравственного чувства и естественной справедливости. К мотивам, оказывающим влияние на силу волеизъявления, относятся:
1) угроза или принуждение, вызывающие в лице действующего страх,
2) заблуждение или ошибка со стороны действующего и
3) обман, которому подвергся действующий.
Рассмотрим их в отдельности.
I. Принуждение (страх, вызванный угрозой – metus).
Когда говорят о принуждении, как мотиве воли, тогда имеют в виду не физическое принуждение.
Принуждение физическое или насилие – violentia, vis absoluta исключает y подвергающегося ему всякую возможность действия, всякое проявление воли; если кто-либо, схватив руку, в которой я держу перо, насильно водит моей рукой и подписывает пером, в ней находящимся, мою фамилию на документ, то тут нет никакого действия с моей стороны, a следовательно нет речи и о мотивах моего действия.
Говоря о принуждении, как мотиве действия лица, мы имеем в виду лишь психическое принуждение – vis compulsiva, т. е страх, намеренно кем-либо возбужденный в лице действующего путем угрозы или причинения боли самому этому лицу или его близким; fr. 2. D. 4. 2. «Metus est instantis vel futuri periculi mentis trepidatio».
«Страх есть такое состояние духа (потрясение ума), в которое человек приходит по причине настоящей или будущей опасности», т. е. по поводу уже причиненного ему зла или угрозы злом будущим. В виду этого страха, ожидаемого зла лицо придает своей деятельности не то направление, которое она приняла бы, если бы этого страха не было.
Только об этом виде принуждения и должна идти речь здесь, так как оно не исключает y лица действующего воли. Он все же сам совершает свое действие, так как y него всегда есть свобода выбора в направлении его деятельности:
1) он может решиться на борьбу с угрожающим или принудителем;
2) может решиться претерпеть зло, которым ему угрожают и,
3) наконец, может исполнить действие, к которому его принуждают.
Выбор того или другого из этих путей зависит от лица, и то, что он сделает под влиянием принуждения, есть следовательно изъявление его собственной воли, его собственное действие.
Так на это смотрят и источники римского права. См. fr. 21 § 1. D. 4. 2; fr. 21 и 22. D. 23. 2. Ha этом основании древнее римское право не признавало за metus влияния на действительность сделки. «Quamvis metu coactus, tarnen voluisti», «Coactus voluit, attamen voluit» говорило оно.
Ho принуждение прямо противоречит цели всякого права, оно безнравственно и противно всякому юридическому порядку.
Поэтому во имя естественной справедливости положительное право должно противодействовать принуждению, должно дать принуждаемому средства устранить при помощи суда невыгодные последствия действия, совершенного под влиянием страха, опорочить действие это, оспорить его силу не только против принудителя, но против всякого, кто чем-либо обогатился вследствие принуждения в ущерб лица, подвергшегося ему.
Эти соображения естественной справедливости сознал претор и объявил в эдикте: «Quod metus causa gestum erit, ratum non habebo» fr. 1. D. 4. 2. Классическая юриспруденция еще более развила правила о влиянии принуждения.
См.fr. 116. D. рг. 50. 17: «nihil consensui tarn contrarium est, quam vis atque metus: quem comprobare contra bonos mores est» (нет ничего более противного согласию (свободному), как насилие или угроза, одобрить которые было бы безнравственно).
См. также fr. 21 § 1. D. 4. 2; fr. 14 § 1. D. eodem. Установив в своем эдикте это положение, претор создал и разнообразные средства для защиты потерпевших от принуждения, a именно:
1) потерпевшему от принуждения дается actio quod metus causa против принудителя.
2) Против требования исполнить обещанное под принуждением претор дает exceptio quod metus causa, и наконец,
3) когда эти средства не могут уже помочь, претор дает потерпевшему in integrum restitutio – восстановление в прежнее состояние.
Заметить надо, что все эти средства даются потерпевшему in rem, т. е. не только против самого принудителя, но и против всех, извлекших выгоду из принуждения. Fr. 9. § 1 и 8. D. h. t.
Конечно, претор, давая эти средства, указывал известные условия, при которых ими можно было пользоваться.
1) Не достаточно одной наличности страха, a нужно, чтобы страх был кем-либо возбужден намеренно. fr. 14. § 3. D. 4. 2.
2) Чтобы он был metus justus или non vani hominis, т. е. страх основательный; значит, чтобы было чего бояться на самом деле, была бы вероятность исполнения угрозы, так что и человеку с твердым характером не легко было бы устоять; fr. 6. D. 4. 2. и fr. 184. D. 50. 17.
3) Угроза должна быть такова, чтобы был налицо timor majoris malitatis, т. е. чтобы угрожающее зло было соразмерно действию, к которому принуждают, иначе чтобы угроза была направлена на жизнь, здоровье, свободу и т. п. принуждаемого или его ближних. Угроза, направленная на честь или на имущество, тоже может служить основанием к опорочению действия, но другими средствами.
4) Угроза должна быть противозаконна, должна нарушать интересы объективного права. Действие, совершенное под влиянием страха, вызванного принуждением со стороны лица, имеющего на то право (metus revеrendialis), не может быть опорочено.
5) Опорочено может быть только действие, к которому именно принуждение относится. Например: нельзя опорочить обещание, данное под влиянием страха караульному, к которому обратились за помощью.
II. Заблуждение есть другой мотив, за которым объективное право признает в известных случаях влияние на значение совершенного действия. Заблуждение есть отсутствие истинного представления о предмете. Лицо может вовсе не звать ничего о предмете, не иметь о нем никакого представления, или иметь о нем представление ложное.
Поэтому можно различать между ignorantia и error, но так как существенно, что и в том и в другом случае нет истинного представления о предмете, то с юридической точки зрения нет надобности в строгом различии этих понятий: и неведение и ошибка в праве обсуждаются одинаково.
Действительна ли воля, основанная на заблуждении? Ложное представление о предмете также не подавляет воли в действующем, как и принуждение.
Ложное представление служит лишь побудительной причиной к тому или другому проявлению воли, и отсюда понятно положение римского права, что заблуждение само по себе не оказывает никакого влияния на юридическое действие, и лишь по исключению заблуждающийся охраняется против невыгодных последствий действия, совершенного под влиянием заблуждения.
Таким образом, не следует придавать широкого значения встречающемуся в источниках правилу: «errantis nulla voluntas est» – «воля, основанная на заблуждении, ничтожна». fr. 116 § 2 D. 50. 16. Это положение может относиться к так называемому существенному заблуждению, когда воля y лица вовсе отсутствует на то действие, которое совершается.
Когда же мы говорим о заблуждении лишь как о мотиве воли, то мы должны помнить, что лишь по изъятию действие, совершенное под влиянием ошибки, объявляется ничтожным и заблуждение извинительным. В этом отношении важно различие между error juris и error facti: фактическое относительно событий, сущности и свойств вещей и людей, юридическое относительно значения и применимости юридических определений.
Первое считается, по правилу, извинительным, так как часто трудно и даже невозможно его избегнуть. Понимание факта часто и самых благоразумных людей вводит в заблуждение; fr. 2 D. 22. 6.
Неизвинительны факты заблуждения от грубой беспечности; fr. 9. § 21; fr. 32 D. 1. 22 t. 6. «Фактическое заблуждение в том только случае не вредит кому-либо, если не представляется с его стороны самой высшей небрежности, a если все граждане знают что-либо, a один не знает, то заблуждение для него неизвинительно». В fr. 4 Dig. 43. 24 указывается причина этого: ne milioris conditionis sint stulti, quam periti.
Неизвинительно незнание собственных действий, собственных юридических отношений. «Plurimum interest, utrum quis de alterius causa et facto non sciret, an de jure suo ignoraret» (fr. 3 pr. D. 22. 10), т. е. «Большая разница – не знает ли кто об обстоятельствах или фактах другого лица или не знает о своем праве».
См. fr. 5. D. 41. 10: «In alieni facti ignorantia tolerabilis error est», т. е. заблуждение относительно чужого факта извинительно. По исключению однако может быть извиняемо и такое заблуждение или по причине особых свойств заблуждающегося лица или по соображению особых обстоятельств отдельного случая.
Например, извинительно заблуждение для лица, которое по принадлежности к женскому или крестьянскому сословию естественно знает меньше, чем другие. Или человек, покинутый родителями, находится в услужении в качестве раба, не зная о свободном своем рождении.
Юридическое заблуждение обсуждается строго потому, что иначе никакой бы порядок не мог быть обеспечен. С точки зрения объективного права поэтому и считается незнание обнародованного закона грубой беспечностью, небрежностью неизвинительной.
Римское право в исключительных случаях однако считает и юридическое заблуждение извинительным. Итак к обоим видам заблуждения приложимо правило, что заблуждение, являющееся результатом грубой беспечности неизвинительно. Лишь при отсутствии последней будет извинительно заблуждение – error probabilis justus, justa probabilis ignorantia.
Разница в применении этого положения к двум различным видам заблуждения состоит в том, что при фактическом заблуждении небрежность заблуждающегося должна быть доказана противной стороной. a при юридическом заблуждении она предполагается, и отсутствие ее должно быть доказано заблуждающимся, который должен доказать невозможность для него знания определений.
III. Обман – dolus есть намеренное введение одного лица другим в заблуждение, иначе намеренное возбуждение ложного представления о предмете в ущерб обманутому, все равно, делает ли это обманщик в своем интересе или нет. Употребляемое в этом значении слово dolus является тожественным со словом fraus – коварство.
Но в более обширном смысле слово dolus означает вообще, по словам Савиньи, безнравственное нарушение того доверия, на котором основывается весь оборот, из чего бы это нарушение ни вытекало – из обмана или из другого источника. Кроме того, слово dolus равносильно нашему выражению злой умысел.
Из вышеприведенного определения обмана видно, что, с одной стороны, в понятии обмана заключается заблуждение, a с другой, обман уподобляется принуждению, потому что ложное представление вызывается здесь извне сторонним лицом подобно тому, как при принуждении вызывается сторонним лицом страх.
Отсюда уже понятно, что о влиянии обмана на волю и о значении действия, совершенного под влиянием этого мотива, должно сказать то же самое почти, что было говорено относительно влияния на волю принуждения и заблуждения, т. е. что обман не уничтожает воли; про лицо, действующее под влиянием обмана, должно сказать, что оно действует так, a не иначе, потому что хочет так действовать, хотя несомненно, что оно хочет этого потому, что его обманывают.
На том основании, что действие, совершенное под влиянием обмана, есть все-таки выражение воли действующего, действие такое не может считаться само по себе ipso jure ничтожным. По древнему римскому праву, сделка, заключенная под влиянием обмана, сохраняет полное юридическое значение, потому что, как говорили древние римляне, всякий должен обдумывать свои действия, чтобы не быть обманутым.
Но претор обратил внимание на то, что нельзя требовать от всякого человека такой осмотрительности, которая бы совершенно исключала возможность поддаваться коварным действиям других; что обман представляется безнравственным нарушением того доверия, которое является необходимым условием правильного юридического порядка и которое этот порядок обязан принять под свою защиту.
С этой целю преторский эдикт и дал обманутому средства, охраняющие его от невыгодных последствий действия, совершенного под влиянием обмана или даже признавал возможность оспаривать значение такого действия и уничтожить его. Средства эти суть:
1) actio doli, иск по поводу обмана. Это средство применялось в тех случаях, когда обманутое лицо исполнило, уже с своей стороны то действие, которое вызвано обманом, и понесло уже таким образом ущерб.
2) В тех случаях, когда лицо обманутое не исполнило еще того действия, которое должно было нанести ему ущерб, и когда к этому лицу только еще предъявлялся иск об исполнении этого действия, обманутое лицо защищалось посредством exceptio doli.
A обманом заставил B подписать невыгодную для последнего куплю – продажу и предъявляет против В, как против покупщика, иск actio venditi, направленный на выдачу А, как продавцу, денежной цены вещи. B в этом случае может противопоставить иску A exceptio doli, т. е. возражение, что сделка купли-продажи заключена B под влиянием обмана со стороны лица А.
Под exceptio doli разумеется в римском праве всякое вообще возражение, которое вытекает из незаконного действия истца: всякое незаконное требование заключает в себе нечто безнравственное, и против него может быть предъявлено exceptio doli в обширном смысле или exceptio doli generalis.
Возражение же, основанное на том, что известное действие совершено под влиянием обмана, называется excеptio doli в техническом смысле, exceptio doli specialis.
Наконец – 3) потерпевшему вследствие обмана, также как и потерпевшему от принуждения претор мог оказывать помощь путем восстановления в прежнее состояние in integrum restitutio. Все эти введенные претором средства удержались в позднейшем праве.
Таким образом, потерпевшему от обмана даются подобные же средства защиты, как и потерпевшему от принуждения. Но естественно однако, что законодательство смотрит строже на принуждение, чем на обман: насилие чужой воли является, конечно, деянием более безнравственным, чем введение другого в заблуждение.
На этом основано различие между средствами защиты, даваемыми претором propter dolum и propter metum. Средства защиты, даваемые обманутому, действительны только против тех лиц, которые принимали непосредственное участие в обмане.
Так что если обманувший успел продать, например, приобретенную обманом вещь третьему лицу, то обманутый не может требовать возвращения этой вещи от третьего лица посредством actio doli: последний иск может быть предъявлен только к обманщику. Наоборот, иск, даваемый потерпевшему от принуждения, действителен не только против принудителя, но и против третьих лиц, обогатившихся от принуждения.
В этом состоит важное различие между средствами охраны против принуждения (remеdia propter metum) и средствами защиты против обмана (remеdia propter dolum). Словом, судебное охранение, даваемое обманутому, имеет место только in personam, т. е. против обманщика и его наследников.
И относительно обмана, как и относительно принуждения надо признать совершенно излишним делаемое некоторыми комментаторами различие между metus или dolus causam dans – главный обман и metus или dolus incidens – побочное принуждение – побочный обман.
Главным обманом называют обман, послуживший поводом к совершению самой сделки, a побочным – обман, побудивший к включению в сделку, совершаемую помимо влияния обмана, только каких-либо условий. В том и другом случае совершенное под влиянием страха или обмана может быть одинаково опорочено, оспорено судебным порядком.
