Недозволенные собрания и ответственность за участие в них

Таким образом, собрания, допускавшиеся в дореволюционную эпоху, не были собраниями публичными, т.е. собраниями, участие в которых доступно всем гражданам.

Все это были собрания, выполнявшие определенные административные функции, по преимуществу, функцию выбора должностных лиц, или представителей для заведывания корпоративными делами.

К собраниям, не имевшим такого официального характера, к собраниям, собиравшимся по частной инициативе, и преследовавшим хотя бы самые невинные цели, дореволюционное законодательство и практика относились безусловно отрицательно.

Особенно обострилось это отношение государственной власти к собраниям в эпоху религиозной борьбы, глубоко захватившей вею Францию в середине XVI.

Именно к этому времени относится целый ряд специальных указов, угрожающих за устройство собраний самыми тяжкими уголовными карами до смертной казни включительно. Ордонанс Генриха II, изданный в июне 1559г., запрещает устраивать какие бы то ни было собрания для обсуждения общественных дел, где бы то ни было, в частных помещениях или в публичных местах.

Участие в «недозволенных собраниях», (assemblees illicites), созываемых под предлогом культа, или под каким-либо другим, угрожает участникам смертной казнью. Те же самые запрещения и угрозы повторяются в июльском эдикте 1561 г., в Декларации 10 сентября 1567 и в ордонансе 1629 г.[1]

Строгости по отношению к собраниям не ослабевают и к концу XVII в. Эдикты и указы 1685, 1686 и 1689 гг. постановляют, что все застигнутые и уличенные полицией в участии в религиозных собраниях (assemblees religionnaires) реформатского культа подлежат смертной казни.

Лица, о которых будет известно, что они присоединились (affilie) к этим собраниям, подлежат пожизненной ссылке в каторжные работы[2].

Рассмотрение дел этого ряда в упрощенном порядке – sans autre forme, ni figure de proces, поручалось губернаторам, главным наместникам короля в провинциях, комендантам, и лишь в их отсутствие интендантам. И угроза смертной казнью вовсе не оставалась на бумаге.

Один из юрисконсультов XVIII в. La Poix de Fromm villes, в цитированном выше сочинении приводит в виде иллюстрации решение интенданта провинции Лангедок, Louis de Bernage, данное в Monpellier, 22 Апреля 1723 г.

Этим решением трое проповедников и служителей реформатского культа приговорены к повешению, после предварительного покаяния – amende honorable.

Остальные обвиняемые, преступление которых ограничивалось присутствием на религиозных собраниях, приговорены к пожизненным каторжным работам, a женщины к пожизненному тюремному заключению. Самое здание, где происходили собрания, предписано срыть до основания, a имущество приговоренных признано подлежащим конфискации[3].

Острый период религиозной борьбы прошел, но влияние его на отношение государственной власти к собраниям сохранилось до наступления революции 89 г. Все так называемые юрисконсульты ХVIII в. рассматривают публичные собрания, как нечто весьма опасное для существующего государственного строя.

Недозволенные собрания (assemblees illicites) представляются им государственным преступлением (crime de lese majeste). Правда, они обнаруживают стремление поставить это понятие недозволенного собрания в более или менее тесные рамки. Не всякое собрание, созванное без разрешения власти, подходит под понятие недозволенного собрания (assemblee illicite) в этом техническом смысле.

По определению де Ферриера недозволенными в техническом смысле являются такие собрания, которые устраиваются с нарушением полицейских правил, направлены против королевской власти и, вызывая волнения, нарушают общественное спокойствие[4]. Как указывает Гюйо, только собрание с известной организацией могло быть подведено под понятия недозволенного собрания.

Поэтому к недозволенным собраниям нельзя относить случайное соединение нескольких лиц в одном каком-нибудь месте, без руководителя, без всякого сговора, или заранее обдуманного намерения. Точно также под категорию недозволенных собраний в техническом смысле нельзя подводить такие собрания, которые не создают смуты[5].

Другой криминалист ХVIII в. Mujart de Vouglans высказывал мнение, что смертная казнь может быть применены лишь к участникам таких собраний, на которых присутствовало более десяти человек, притом вооруженных, собраний, которые устраиваются с намерением восстать против власти, и сопровождаются насильственными действиями.

Собрания, хотя и незаконные, но не заключавшие в себе указанных признаков, не могли дать повода к применению смертной казни[6].

Во всяком случае, основной принцип французского права дореволюционной эпохи заключается в том, что для устройства какого бы то ни было собрания требовалось безусловно специальное разрешение власти.

Стало уже тривиальной истиной, говорит один из старых комментаторов этого дореволюционного права, Merlin, что никакое собрание не может быть созвано без позволения короля, или тех, кому он доверил осуществление своей власти[7]. Попытка обойтись без такого разрешения сама по себе является преступной.

Если, как говорит цитированный уже нами de Ferriere, король для государства то же, что душа для тела, то в государстве не должно происходит никаких событий, имеющих публичный характер, без разрешения того, кто является душой, главой и опорой государства[8].

Недозволенные собрания, говорит Pothier, являются государственным преступлением, ибо если никакая корпорация (nul corps) не может возникнуть, никакое собрание не может быть созвано без разрешения государя, в таком случае устройство собраний без его разрешения, под каким бы то ни было предлогом, является посягательством на его власть и узурпацией его прав[9].

Подтверждением этих же теоретических построений являлась вся практика судебных и полицейских учреждений XVIII в.

В том же трактате La Poix de Freminvilles, из которого мы заимствовали приведенные выше сведения о преследовании собраний религиозного характера, дается несколько иллюстраций отношения государственной власти к собраниям всякого рода, устраиваемым без разрешения.

Ответственность за эти собрания возлагалась, главным образом, на хозяев помещения, которые подвергались штрафам. Особенно преследовались собрания франкмасонов[10].

Какого-нибудь разграничения между союзами и собраниями в смысле различия в регламентации тех и других, дореволюционная эпоха, конечно, не знала. Те и другие регулировались не на основании общего закона, a на основании целого ряда королевских ордонансов, парламентских решений, полицейских предписаний по преимуществу запретительного характера.

Издание таких указов вызывалось зачастую потребностями временными и местными. Тогда и самые указы получали характер временной меры; имеющей исключительно местное значение. В виде примера можно привести полицейский ордонанс, изданный в Лионе 1 Августа 1778 г. и подтвержденный Парижским парламентом 7-го сентября того же года[11].

В этом ордонансе прежде всего запрещаются всякие собрания в Лионе без особого разрешения; далее запрещается специально рабочим образовывать какие бы то ни было союзы для взаимопомощи и сближения; им же запрещается собираться вместе не только в кафе, трактирах или чайных домах, но точно также на улицах, на площадях, в садах, виноградниках и т. д., под угрозой немедленного ареста, и ответственности за участие в недозволенном собрании.


[1] Dupriez, op. cit p. 17, Serrigny, op. cit, II, 486. Guyot, Repertoire universel et raisonne de jurisprudence civile criminelle, canonique et beneficiaire, Paris, 1784, t. I p. 684.

[2] La Poix de Freminvilles, Dictionnaire ou traite de la police generale de villes, bourgs, paroisses et seigneureries dela campagae. Paris, 1758, p. 12.

[3] La Poix de Freminvilles, op. cit. стр. 15.

[4] De Ferriere, Dictionnaire de droit et de pratique, Paris, 1779, t. I p. 133.

[5] On ne doit pas regarder, comme assemblee illicite la rencontre de plusieurs personnes qui s’assemblent sans chef, l’une apres l’autre, dans un meme but, ou qui s’y trouvent par hasard, sans aucun complot ni dessin premedite. De meme, si l’Assemblee ne se fait pas dans la vue de nuire ou ‘d’occasionner le trouble, elle ne doit point etre regardee comme illicite.

Guyot, Repertoire universel, Paris 1784, t. I. p. 684, Assemblee.

[6] Mujart de Vonglans, traite des crimes, p. 334.

[7] Merlin, Repertoire universel et raisonne dejurisprudence, 3 ed. 1807, t. I, Assemblee.

[8] De Fernere «Dictionnaire de droit et de pratique» Paris, 1779, 3 d. t. I, p. 440.

[9] Pothier, Traite de la procedure criminelle, section l, art. 2, § 2.

[10] La Poix de Freminvilles, loc, cit. Sentence de police du Chatelet de Paris, 14 septembre 1737, faisons defense a personnes de tel etat qualite et condition qn’elles soient de s’assembler, ni de former aucune association, sous quelque pretexte, et sous quelque denomination que ce soit, notamment sous celle de Freys Macons, et ce sous peines portees par les dits arrets et reglement.

[11] Guyot, Repertoire universel et raisonne de jurisprudence civile, criminelle, canonique et beneficiaire, t. I, p. 684. Paris, 1784.

Владимир Матвеев https://ru.wikipedia.org/wiki/Матвеев,_Владимир_Фёдорович_(юрист)

Влади́мир Фёдорович Матве́ев (23 апреля 1881, Санкт-Петербург - 1919, Петроград) - российский, советский учёный-юрист, профессор, доктор полицейского права. Проректор Казанского университета (1912–1913), основатель и первый декан юридического факультета Пермского университета (1916–1917).

You May Also Like

More From Author