Вопрос o признании за гражданами права на устройство публичных собраний и на участие в них, по самому существу дела, не мог быть поставлен законодательством старого порядка.
Ревниво охранявшая свои прерогативы государственная власть не признавала за гражданами, за обывателями, прежде всего, вообще, права интересоваться какими бы то ни было вопросами, выходившими из узкого круга их личных интересов.
Дела общественные, в силу основного принципа абсолютной монархии, касаются одного государя, les affaires publiques sont les affaires du roi, и обыкновенный смертный должен держаться в стороне от этой опасной и запретной области[1].
Последовательное проведение этого принципа привело бы, однако, к полному упразднению личной самодеятельности и возложило бы на государство такие обязанности, справиться с которыми было для него не под силу. С другой стороны, старинная борьба с крупными феодалами заставляла королевскую власть в течение долгого времени поддерживать начала общинного самоуправления.
Цеховая организация промышленности создавала необходимость признания за корпорациями известной автономии. Наконец, религиозные потребности населения делали неизбежным признание государством религиозных общин, с вытекавшими отсюда последствиями.
Все эти обстоятельства вынуждали государственную власть допускать, хотя и с многочисленными оговорками, собрания, созывавшиеся для одной из указанных целей.
Ho отношение государственной власти ко всем этим собраниям, в которых проявлялась общественная самодеятельность, не было сколько-нибудь устойчивым. Только по отношению к общинным собраниям можно говорить о праве собраний, которым пользовались некоторые общины в силу специальной привилегии[2].
Другую категорию собраний, допускавшихся старым правом, составляли собрания цехов и корпораций[3].
К этим собраниям государственная власть относилась всегда с недоверием, особенно усилившимся после того, как сделанная Тюрго в 1776 г. попытка уничтожить самую цеховую организацию окончилась неудачей.
Общим собраниям предоставлено было только право выбора депутатов, которые одни могли решать все дела, касающиеся цехов. Общие собрания могли созываться лишь с разрешения полиции, или даже только по ее непосредственному распоряжению. Они ограничивались выбором должностных лиц.
При этом полиция должна была заботиться о том, чтобы собрание не было слишком многолюдным, и чтобы одновременно не происходило несколько собраний. По этим соображениям, полиция распределяла собрания на различные дни и местности[4].
Последнюю категорию собраний, допускавшихся старым режимом, составляли собрания верующих, принадлежавших к одному приходу, assemblees generales des paroisses. Собрания эти созывались приходскими должностными лицами, по крайней мере два раза в год, для обсуждения вопросов хозяйственного управления прихода и для избрания должностных лиц[5].
[1] Thaine, Ancien Regime, 3 ed. Paris, 1876, p. 399-400.
[2] Источником этой привилегии являлись так называемые «общинные хартии» – «chartes des communes», которыми в XV ІІ XVI в. успели заручиться от своих феодальных сеньоров все сколько-нибудь значительные общины. Хартии эти устанавливают неодинаковый порядок созыва собрании.
В некоторых из них устанавливается необходимость предварительного разрешения сеньора, или его уполномоченных; в других допускается устройство собраний, даже несмотря на отказ в разрешении – pourvu que sous couleur de la dite assemblee ils ne traitent chose qui ne soit licite ou honnete. Последнее, разумеется, возможно лишь в королевских хартиях.
Образцы этих хартий см. Serrigny, «Droit public et administratif romain». Paris, 1862, t. II, стр. 448, 486 и сл.
[3] Об этих собраниях см. E. Levasseur, Histoire de la classe ouvriere et de l’industrie en France, 2 ed. Paris 1901, t. II, p. 462 et suiv. Как указывает Левассер, в XVIII в. общие собрания цехов и корпораций, вообще, потеряли свое значение.
Les assemblees generales d’ail-leurs devaient etre peu frequentees et meme parfois peu serieuses, si l’on en juge d’apres une sentence de police de l’annee 1724 qui constate que les assemblees convoquees au burean de la communaute des maitres et marchands chaudronniers de la ville de Paris sont le plus souvent infructueuses, par rapport au peu de maitres qui s’y trouvent et qui ajoute que s’il s’y trouve quelques maitres ce n’est que pour s’entretenir de choses inutiles et contraires aux ordres des jures, se querellant quelque fois sans rien re-soudre. Ibidem, t. II, p. 467.
[4] Dupriez, La liberte de reunion, стр. 26.
[5] Ibidem, стр. 24.
