Всего только 42 года тому назад отменено у нас крепостное право[1] и русский народ освобожден от ига рабства.
Император Александр II еще наследником считался всеми сторонником отмены крепостной зависимости крестьян и потому при вступлении его на престол многие ждали от него освобождения крестьян. Однако в манифесте о вступлении на престол об этом не было сказано ни слова. Впервые Государь заявил о своем желании отменить крепостное право в своей речи к московским предводителям дворянства.
“Я узнал, господа, что между вами разнеслись слухи о намерении моем уничтожить крепостное право. В отвращение разных неосновательных толков по предмету столь важному, я считаю нужным объявить вам, что я не имею намерения сделать это теперь.
Но, конечно, господа, сами вы знаете, что существующий порядок владения душами не может оставаться неизменным. Лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно само собою начнет отменяться снизу. Прошу вас, господа, подумать о том, как бы привести это в исполнение. Передайте слова мои дворянству для соображения”.
Затем на коронацию были созваны из всех губерний предводители дворянства и Государь велел министру внутренних дел вести с ними переговоры о крестьянском деле. В январе 1857 года был учрежден Секретный Комитет под председательством самого Государя для обсуждения мер по устройству крестьян.
Членами комитета были назначены министр внутренних дел Ланской, граф Блудов, министр финансов Брок, граф Адлерберг, шеф жандармов князь Долгорукий, министр государственных имуществ Муравьев, главноуправляющий путями сообщения Чевкин, члены государственного совета князь П. П. Гагарин, барон М. М. Корф и генерал-адъютант Я. И. Ростовцев.
Производителем дел комитета назначен государственный секретарь Бутков. 3‑го января было первое заседание комитета. Государь изъяснил присутствовавшим, что “вопрос о крепостном состоянии давно занимает правительство, что это состояние почти отжило свой век, и предложил вопрос: следует ли приступить теперь же к каким-либо мерам для освобождения крепостных людей?”.
Комитет признал, что уже помимо того, что крепостное состояние само по себе есть зло, требующее исправления, безотлагательная необходимость в преобразовании быта крепостных людей вызывается еще тем, что крестьяне находятся в настоящее время в каком-то ожидании, и что вообще в России замечается брожение умов относительно освобождения крестьян.
Поэтому комитет вполне убежден, что для упрочения благосостояния государства необходимо немедленно приступить к составлению предположений о началах, на коих может совершиться в России освобождение крестьян, освобождение постепенное, без крупных и резких переворотов, по плану, тщательно и зрело во всех подробностях обдуманному.
Весною 1857 года Государь отправился за границу и во время его отсутствия комитет собирался редко и занимался лишь второстепенными вопросами.
Чтобы побудить комитет к суждению по главным вопросам, Ланской внес в него записку, предлагавшую доставить крестьянам права свободного состояния; по прошествии переходного времени, не более 12 лет, признавалось невозможным выкуп личности крепостных, равно как и совершенное лишение крестьян земли.
Эти предположения встретили в комитете оппозицию и были оставлены без обсуждения. Между тем Государь воротился из-за границы. Он был недоволен деятельностью комитета. В видах усиления прогрессивной партии был назначен членом комитета Великий князь Константин Николаевич, усердно принявшийся за дело.
В это время прибыл в Петербург генерал-губернатор Назимов с адресом от дворян Виленской, Ковенской и Гродненской губерний, ходатайствовавших об освобождении крестьян от крепостной зависимости, сохраняя неприкосновенными права помещиков на земли. Три субботы комитет обсуждал этот адрес.
Голоса в нем разделились на трое: большинство полагало отказать в ходатайстве; князь Гагарин и Чевкин, не желавшие освобождения с землей, склонялись, с некоторыми оговорками, на ходатайство; Константин Николаевич, Ланской, Ростовцев, Блудов стояли за необходимость немедленного официального заявления правительством, что оно приступило к преобразованию крестьянского быта и притом на началах обеспечения крестьянам прочной оседлости.
Государь утвердил это мнение и 20 ноября 1857 года дан Высочайший рескрипт в ответ на ходатайство литовского дворянства. На другой день после рескрипта Ланской дал Назимову подробные правила в руководство губернских комитетов, по воле Государя обязанных окончить порученное им дело в шестимесячный срок.
Крестьянам предписывалось отвести в пользование землю, которая должна постоянно оставаться за крестьянами. Количество земли, предоставляемой крестьянам, следует определить по местным обстоятельствам и обычаям. Порядок пользования землей также определяется местными обычаями. Вотчинная полиция оставляется помещику.
Под его же наблюдением ставится заведование мирскими делами каждого общества и мирская расправа мирскими сходами и составленными из крестьян мирскими судами. Продажа, дарение и всякое отчуждение крестьян должно быть прекращено.
Обращение крестьян в дворовые следует прекратить и принять меры сначала к уменьшению, а затем и к уничтожению этого класса людей, посредством их обращения в крестьян с наделом земли.
Губернаторы, согласно желаниям Государя, склоняли дворянство к скорейшему выражению готовности приняться за улучшение быта крестьян. Прежде всех успел в этом нижегородский губернатор А. Н. Муравьев, старый масон и либерал, в 1824 г. поплатившийся каторгой, друг Ланского.
Побуждаемое им нижегородское дворянство 17 декабря 1857 года поднесло всеподданнейший адрес о полной готовности исполнять священную волю Государя, на основаниях, какие ему благоугодно будет указать. Затем последовало ходатайство от московского дворянства с оговоркой разрешения составить правила общеполезные, удобные для местности Московской губернии.
В ответном рескрипте 16‑го января 1858 года предписывалось составлять проект правил на тех же главных началах, кои указаны Государем дворянству других губерний, изъявившим прежде желание устроить и улучшить быт крестьян. Потом последовали один за другим адресы и всех других дворянств.
8 ноября 1858 года Высочайше повелено было о преобразовании секретного комитета в главный комитет по крестьянскому делу, с сохранением того же состава, с присоединением к нему графа Панина и с назначением в помощники Буткову С. М. Жуковского.
В мае при главном комитете учреждена особая комиссия для предварительного рассмотрения проектов губернских комитетов, состоявшая из министров Ланского, Муравьева, Ростовцева и графа Панина; управление возложено на Жуковского.
4 марта при министерстве внутренних дел учрежден Земский отдел центрального статистического комитета, под председательством товарища министра Левшина, из Я. А. Соловьева, Н. А. Милютина, генерал-майора Исакова и графа Бобринского.
Учреждение этого Земского отдела было чрезвычайно важно, главным образом, вследствие назначения в него Соловьева и Милютина, обнаруживших преданность делу крестьянского освобождения, бывших наиболее дельными, умными, выдающимися государственными деятелями того времени. Оба они больше всего способствовали приобретению министерством Ланского исторического значения в деле освобождения крестьян.
Летом 1858 года Государь путешествовал по России; первый раз он стал лицом к лицу с дворянством. Приведем несколько речей, сказанных Государем дворянам: “Господа, говорил он тверскому дворянству, я поручил вам дело важное для меня и для вас – дело крестьян. Надеюсь, что вы оправдаете мое доверие. В действиях нам разойтись нельзя, наша цель одна – общая польза России”.
В Нижнем, где крепостники, с С. В. Шереметевым во главе, доходили до личных инсинуаций, Государь сказал: “Я слышу с сожалением, что между вами возникли личности, а личности всегда портят дело; это жаль, надо устранить их; я надеюсь на вас, надеюсь, что их более не будет и тогда общее дело это пойдет”. В Москве был сделан дворянству еще более резкий упрек.
“Мне, господа, приятно, говорил государь московским дворянам, когда я имею возможность благодарить дворянство, но против совести говорить не в моем характере. Я всегда говорю правду и, к сожалению, благодарить теперь я вас не могу.
Вы помните, когда я, два года назад, в этой самой комнате, говорил вам о, том, что рано или поздно надобно приступить к изменению крепостного права и что надобно, чтобы оно началось лучше сверху, нежели снизу. Мои слова были перетолкованы. После того я об этом долго думал и, помолившись Богу, решился приступить к делу.
Когда вследствие вызова Петербургской и литовских губерний даны мною рескрипты, я, признаюсь, ожидал, что московское дворянство первое отзовется; но отозвалось нижегородское, а Московская губерния не первая, не вторая, даже не третья. Это мне было прискорбно, потому что я горжусь, что родился в Москве, всегда ее любил, когда был Наследником, люблю, как родную.
Я дал вам начала и от них никак не отступлю. Я люблю дворянство, считаю его первой опорой престола. Я желаю общего блага, но не желаю, чтобы оно было в ущерб вам; всегда готов стоять за вас; но вы для пользы своей же должны стараться, чтобы вышло благо и для крестьян. Помните, что на Московскую губернию смотрит вся Россия.
Я готов для вас сделать, что могу, дайте мне возможность стоять за вас. Я заметил, что написано об усадьбе. Я под усадебной оседлостью понимаю не одно строение, но и всю усадебную землю. Еще раз повторяю, господа, делайте так, чтобы я мог за вас стоять”.
Оставшись в комитете, Ростовцев усердно изучал иностранную литературу и русские рукописные записки, а потом и печатные статьи по освобождению крестьян. По натуре горячий и не утративший добрых чувств, он вскоре пристрастился к делу и до самой смерти горячо преследовал освобождение с землею.
Летом Ростовцев был за границей и написал оттуда Государю четыре письма; все они относятся к крестьянскому делу. Он доказывал в них, что необходимо оставить крестьянам при их освобождении их дома, огороды, пашни в постоянное пользование. По возвращении Ростовцева в начале октября эти письма стали предметом конфиденциальных совещаний с Государем в Гатчинском дворце.
В заседании главного комитета 18 октября постановлено было при рассмотрении и впоследствии при обнародовании всех законодательных по крестьянскому делу работ соблюсти непременно три условия:
1) чтобы крестьянин немедленно почувствовал, что быт его улучшен,
2) чтобы помещик немедленно успокоился, что интересы его ограждены и
3) чтобы сильная власть ни на минуту на месте не колебалась, отчего ни на минуту же общественный порядок не нарушался.
В заседаниях 19, 24 и 29 ноября были выработаны главные основания реформы и утверждены Государем 4 декабря. При обнародовании нового положения о помещичьих крестьянах предоставляется им право свободных сельских сословий, личные, по имуществу и по праву, жалобы Крестьяне входят в общий состав свободного сельского сословия.
Они распределяются на сельские общества, имеющие свое мирское управление. Власть над личностью крестьянина сосредоточивается в мире и его избранных. Помещик должен сноситься только с миром, не касаясь отдельных личностей. Мир отвечает круговою порукой за каждого по отправлению повинностей казенных и помещичьих.
Надо стараться, чтобы крестьяне делались земельными собственниками; надо с 1859 года все превышение доходов с государственных имуществ обращать на выкуп угодий крестьян.
Земли ненаселенные, принадлежащие дворянам, разрешить приобретать лицам всех сословий; земли, населенные крестьянами, также могут покупать лица всех сословий, но только с тем, чтобы при покупке одновременно с купчей крестьяне те получили в собственность усадьбы, земли и прочие угодья за выкуп по любовному соглашению.
Ростовцев внес в комиссию главного комитета записку об особых комиссиях для составления сводов проектов положений губернских комитетов. Комиссии были учреждены и получили наименование редакционных.
Председательство в редакционных комиссиях было возложено на Ростовцева. Он отвечал на это, что принимает назначение не с согласием или желанием, а с молитвой к Богу, с благоговением к Государю, со страхом пред Россией и потомством.
Князь Оболенский объявил 17‑го февраля 1859 года Высочайшее повеление об учреждении редакционной комиссии для составления общего положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости. 27‑го апреля состоялось Высочайшее повеление об образовании финансовой комиссии для обсуждения вопроса, какие способы могут быть со стороны правительства для содействия крестьянам в выкупе.
Председательство и в ней возложено было на Ростовцева. Она составлялась из избранных председателем лиц, специально изучивших финансовую науку и практически знающих Россию, и из представителей министерств финансов, внутренних дел, государственных имуществ и ведомства опекунских советов.
Муравьев, вместо просимых Ростовцевым Заблоцкого-Десятовского и Домонтовича, назначил от себя Булыгина и Павлова. От министерства юстиции и II отделения были назначены: М. Н. Любощинский, Н. П. Семенов, Н. В. Калачов, Н. П. Попов, от министерства внутренних дел И. П. Арапетов.
Крепостники провели в редакционные комиссии графа П. П. Шувалова, В. В. Апраксина и М. П. Позена. Из виленской комиссии Колошин рекомендовал Порошина, Гелинга, Ясинского, Гелевича, Шишко. Шульц из Киева рекомендовал киевского губернского предводителя Ярошинского, Гробянку, Хонского.
Выбраны были Гробянка и Гелевич, Залесский. По сочувствию к крестьянскому освобождению были приглашены А. Булгаков, генерал-провиантмейстер, князь С. П. Голицын, написавший брошюру по крестьянскому освобождению “Печатная правда”, Н. П. Семенов, Н. П. Шишков, известный сельский хозяин Рязанской и Тульской губерний.
В финансовую комиссию поступили от министерства финансов Ю. А. Гагемейстер, М. X. Рейтерн; от ведомства опекунских советов Н. А. Христофоров, от министерства внутренних дел Н. А. Милютин, от государственных имуществ Е. И. Ламанский. В эксперты приглашены: Н. X. Бунге, А. П. Заблоцкий-Десятовский, К. И. Домонтович и М. П. Позен.
Открытие редакционных комиссий состоялось 4‑го марта. К первому заседанию собралось только десять членов, все наличные члены должны были представиться Государю. Он сказал им взволнованным голосом:
“Я желаю только блага России. Вы призваны, господа, совершить большой труд. Я буду уметь оценить это дело щекотливое. Я знаю, мой выбор пал на вас, обо всех вас я слышал от вашего председателя, он мне всех рекомендовал.
Я уверен, что вы любите Россию, как я ее люблю, и надеюсь, что исполните все добросовестно и оправдаете мое к вам доверие. Я надеюсь, что с вами мы приведем это дело к благополучному окончанию. Да поможет Бог в этой трудной работе, а я вас не забуду. Прощайте!”
Деятельность редакционных комиссий вызвала большие нарекания со стороны крепостников. Во главе их стоял граф Орлов-Давыдов, напечатавший в Париже брошюру: “Lettre d’un député de comité à Mr le président de la Commission de rédaction, aide de camp général Rostovzeff”, разосланную почти всем правительственным лицам, кроме самого Ростовцева.
В редакционные комиссии были вызваны 42 представителя местных комитетов. 4‑го сентября они были представлены Государю и он сказал им такую речь:
“Господа! я очень рад вас видеть. Я призвал вас для содействия делу, равно интересному для меня и для вас, и успеха которого, я вполне уверен, вы столько же желаете, сколько и я; с ним связано будущее благо России; я уверен, что верное мое дворянство, всегда преданное Престолу, с усердием будет мне содействовать. Я считал себя первым дворянином, когда был еще Наследником.
Я гордился этим, горжусь этим и теперь и не перестаю считать себя в вашем сословии. С полным доверием к вам начал это дело; с тем же доверием призвал вас сюда. Для разъяснения обязанностей ваших я велел составить инструкцию, которая вам представлена. Она возбудила недоразумения; надеюсь, что они рассеялись.
Я читал письмо, представленное мне Яковом Ивановичем; ответ, вероятно, вам сообщен. Вы можете быть уверены, что ваши мнения мне будут известны; те, которые будут согласны с мнением редакционной комиссии, войдут в ее положение; все остальные хотя и несогласные с ее мнением, будут представлены в главный комитет и дойдут до меня.
Я знаю, вы сами, господа, убеждены, что дело не может окончиться без пожертвований. Но я хочу, чтобы жертвы эти были как можно менее чувствительными. Буду стараться вам помочь и жду вашего содействия; надеюсь, что доверие мое к вам оправдается не одним словом, а на деле. Прощайте, господа, до свидания”.
По выслушивании этих слов воронежский депутат, князь Гагарин, сказал, что дворянство готово на жертвы, хотя бы они простирались до трети их достояния. На что Государь заметил: “Нет, таких значительных жертв я не требую, я желаю, чтобы великое дело совершилось безобидно и удовлетворительно для всех”.
Но судьба готовила для крестьянского дела тяжелую потерю. Истомленный чрезмерной работой и злостными, наглыми нападками крепостников, Ростовцев захворал желчной лихорадкой. Кроме лихорадки, у него сделался карбункул, и когда его вырезали, сделалась гангрена.
В ночь на шестое февраля 1860 г. Государя известили о приближающейся кончине Ростовцева. Государь застал его еще в сознании. Открывая время от времени глаза, Ростовцев твердил Государю: “не бойтесь, не бойтесь”. В шестом часу утра Ростовцев скончался.
Потеря Ростовцева возбудила во всех сторонниках крестьянского освобождения большое сожаление и тревогу. Всем было ясно, как трудно найти ему преемника. Когда на четвертый день после его кончины председателем редакционной комиссии был назначен граф Панин, заклятый крепостник и вообще крайний рутинер и формалист, все сторонники крестьянского освобождения стали бояться новой затяжки.
Назначенный министром юстиции, Панин взял отпуск на два месяца, чтобы прочесть от слова до слова весь Свод Законов, а гражданские и уголовные выучить наизусть. Применял же он законы с сухою жестокостью заядлого буквоеда.
Узнав о назначении Панина, Н. А. Милютин задумал выйти в отставку, не имея никакой надежды на возможность продолжать достойным образом деятельность при таком председателе, но Великая Княгиня Елена Павловна и Ланской удержали его от отставки, объяснив ему, что Панин назначен под условием не делать никаких изменений ни в направлении и ходе дела, ни в личном составе.
Панин согласился на это условие потому, что, как сам это говорил: “По долгу верноподданнической присяги я считаю себя обязанным, удостоверившись, что Государь смотрит иначе, чем я, отступить от своих убеждений и действовать совершенно наперекор им, даже с большею энергией”.
И сам Государь так же понимал Панина. Когда Великая Княгиня Елена Павловна выражала ему свое удивление назначению Панина, он отвечал ей: “У него одно лишь убеждение – точное исполнение моих приказаний”.
Однако, на первых порах Панин не мог все-таки удержаться от попыток провести в комиссии свои взгляды. Во время доклада, 9 апреля, о поземельном наделе в малороссийских губерниях Панин сказал речь против предоставления крестьянам надела в бессрочное пользование. Все убеждения председателя оказались тщетны.
Большинство членов осталось непоколебимо за бессрочное пользование наделами. Панин закрыл заседание, объявив, что он сам составит журнал. В слушании на следующем заседании составленного им журнала комиссия отказалась подписать его журнал за полным искажением в нем высказанных комиссией мнений.
Увидев, что все его усилия и маневры бесполезны, Панин был вынужден подписать журнал, составленный секретарем комиссии. Спустя несколько недель повторилось то же самое. Паниным было предложено присоединить к новому крестьянскому положению полицейский устав министерства государственных имуществ.
На это комиссия отвечала ему, что устав этот найден во многих отношениях неудобным и устарелым, и решено уже его поэтому не вводить. Тем не менее, Панин, возвращая журнал заседания, написал на нем: “Прошу внести в журнал постановление о полицейском уставе”.
Комиссия возмутилась, и ему доказали с очевидностью, что предложение его уже было ею отвергнуто. Панин побледнел и, задыхаясь от волнения, отвечал: “Так это, значит, вы выражаете сомнение в моем слове: это случается первый раз в моей жизни”. После этого случая он стал реже ездить в заседания комиссии и задерживал журналы по нескольку недель.
Молча выслушивал журналы, не вмешивался в прения и аккуратно закрывал заседания через два часа. Оставаясь всегда в меньшинстве, испытывая неудачу в маневрах для проведения своих предложений, Панин сказал как-то со вздохом одному из членов комиссии: “Нет, надо признаться, время тайных советников и даже действительных тайных советников прошло безвозвратно!”
Крестьянское дело, по условиям своего положения и все возраставшего возбуждения умов и страстей, требовало возможно скорейшего разрешения. А Панин всеми уловками тормозил дело. Он обещал представить труды комиссии только к 10‑му октября, между тем как Милютин заявлял, что они будут совсем окончены уже в июле.
Когда наступило 10 октября, день, назначенный для закрытия, члены долго ждали Панина, но он так и не приехал, а прислал письмо на имя Булгакова, где поручал ему объявить комиссии Высочайшее повеление о ее закрытии. С крестьянской реформой приходилось так торопиться, что в тот же день были возобновлены по Высочайшему повелению заседания главного комитета.
Накануне председатель комитета, крепостник князь Орлов, был поражен параличом, и на место его был назначен Великий Князь Константин Николаевич, искренно сочувствовавший освобождению крестьян. Комитет тогда состоял из графа Блудова, графа Адлерберга, князя Гагарина, Ланского, графа Панина, князя Долгорукова, Муравьева, Чевкина и Княжевича.
Вследствие объявленной комитету Высочайшей воли торопиться окончанием крестьянского дела так, чтобы журнал комитета мог быть представлен в государственный совет уже в начале января, комитет имел в течение трех месяцев сорок пять заседаний.
При этом, хотя Положение отстаивали только четыре члена комитета, Константин Николаевич, граф Блудов, Ланской и Чевкин, они все-таки составляли большинство, так как противники были в полнейшем между собою разногласии, а князь Гагарин, Муравьев и граф Панин почти по всем вопросам подавали особые мнения.
14 января 1861 года главный комитет окончил свои занятия, и крестьянскому положению предстояло пройти последнюю инстанцию – государственный совет. Членам совета дано было 30 дней на ознакомление с делом. Первое заседание совета, 28 января, было открыто речью председательствовавшего в нем Государя.
“Дело об освобождении крестьян, которое поступило на рассмотрение государственного совета, по важности своей, я считаю жизненным для России вопросом, от которого будет зависеть развитие ее силы и могущества. Я уверен, что все вы, господа, столько же убеждены, как и я, в пользе и необходимости этой меры.
У меня есть еще и другое убеждение, а именно, что откладывать этого дела нельзя, почему я требую от государственного совета, чтобы оно было кончено им в первую половину февраля и могло бы быть объявлено к началу полевых работ; возлагаю это на прямую обязанность председательствующего в государственном совете.
Повторяю, и это моя непременная воля, чтобы дело это теперь же было кончено. Вот уже четыре года, как оно длится и возбуждает различные опасения и ожидания как в помещиках, так и в крестьянах. Всякое дальнейшее промедление может быть пагубно для государства.
Я не могу не удивляться и не радоваться, и уверен, что и вы все также радуетесь тому доверию и спокойствию, какое выказал наш добрый народ в этом деле.
Хотя опасения дворянства до некоторой степени понятны, ибо они касаются самых близких и материальных интересов каждого, при всем том я не забываю и не забуду, что приступ к делу сделан был по вызову самого дворянства, и я счастлив, что мне суждено свидетельствовать об этом пред потомством.
При личных моих разговорах, с губернскими предводителями дворянства и во время моих путешествий по России, при приеме дворян, я не скрывал моего образа мыслей и взгляда на занимающий всех нас вопрос и говорил везде, что это преобразование не может совершиться без некоторых с их стороны пожертвований и что старание мое заключается в том, чтобы пожертвования были сколь возможно менее обременительны и тягостны для дворянства.
Я надеюсь, господа, что при рассмотрении проектов, представленных в государственный совет, вы убедитесь, что все, что можно было сделать для ограждения выгод помещиков, сделано; если же вы найдете нужным в чем-либо изменить или добавить представляемую работу, то я готов принять ваши замечания; но прошу только не забывать, что основанием всего дела должно быть улучшение быта крестьян и улучшение не на словах только и не на бумаге, а на самом деле”.
После краткого очерка истории крестьянского вопроса и выражении благодарности членам редакционной комиссии и главного комитета, и в особенности его председателю Великому Князю Константину Николаевичу, Государь, заключит свою речь следующими словами:
“Взгляды на представленную работу могут быть различны. Потому все различные мнения я выслушаю охотно, но я вправе требовать от вас одного, чтобы вы, положив все личные интересы, действовали, как государственные сановники, облеченные моим доверием.
Приступая к этому важному делу, я не скрывал от себя всех затруднений, которые нас ожидали, и не скрываю их теперь, но, твердо уповая на милость Божию и уверенный в святости этого дела, я надеюсь, что Бог нас не оставит и благословит нас кончить его для будущего благоденствия любезного нам отечества. Теперь с Божиею помощью приступим к самому делу”.
Обсуждение в государственном совете продолжалось две с половиной недели. Предстательствовал граф Блудов. Прения были очень бурные, так что председатель с трудом поддерживал порядок. Существенных изменений, внесенных советом, было только два: 1) уменьшение для многих местностей максимума надела и 2) введение дарового надела.
Последнее заседание Государственного Совета, посвященное крестьянскому делу, происходило 17 февраля, манифест об освобождении крестьян подписан Государем 19 февраля и обнародован чтением в церквах 5 марта.
Этот драгоценный манифест начинается с заявления, что “Божиим Провидением и священным законом престолонаследия быв призваны на прародительский Всероссийский престол, в соответствие сему призванию мы положили в сердце своем обет обнимать нашею царскою любовью и попечением всех наших верноподданных всякого звания и состояния, от благородно владеющего мечем на защиту отечества до скромно работающего ремесленным орудием, от проходящего высшую службу государственную до проводящего на поле борозду сохою или плугом.
Вникая в положение званий и состояний в составе государства, мы усмотрели, что государственное законодательство, деятельно благоустрояя высшие и средние сословия, определяя их обязанности, права и преимущества, не достигло равномерной деятельности в отношении к людям крепостным, так названными потому, что они, частью старыми законами, частью обычаем, потомственно укреплены под властью помещиков, на которых с тем вместе лежит обязанность устраивать их благосостояние.
Права помещиков были доныне обширны и не определены с точностью законом, место которого заступали предание, обтай и добрая воля помещика.
Но при уменьшении простоты нравов, при умножении разнообразия отношений, при уменьшении непосредственных отеческих отношений помещиков к крестьянам, при впадении иногда помещичьих прав в руки людей, ищущих только собственной выгоды, добрые отношения ослабевали и открывался путь произволу, отяготительному для крестьян и неблагоприятному для их благосостояния, чему в крестьянах отвечала неподвижность к улучшениям в собственном быте.
Таким образом, мы убедились, что дело изменения положения крепостных людей на лучшее есть для нас жребий, чрез течение столетий поданный нам рукою Провидения”.
Манифест оканчивается обращением к народу: “Осени себя крестным знамением, православный народ, и призови вместе с нами Боже благословение на твой свободный труд, залог твоего домашнего благополучия и блага общественного”.
Положением уничтожалась безусловно крепостная зависимость крестьян, и они получали все права свободных людей. Что же касается земли, то их собственностью были признаны только земли, купленные ими во время крепостной зависимости на свои собственные деньги, но на имя помещика, так как крепостные не имели права покупать земли.
Если помещик оспаривал это право крестьян, они могли жаловаться мировому посреднику, обязанному позаботиться о миролюбивом окончании дела; если такого соглашения не последовало, мировой посредник составлял протокол об отзывах, объяснениях и доказательствах, предъявленных помещиком и крестьянами, и вносил этот протокол на рассмотрение уездного мирового съезда, где повторялось вновь то же, что и у мирового посредника.
Если соглашения все-таки не состоялось, дело передавалось в губернское по крестьянским делам присутствие, которое в свое заседание по этому делу приглашало председателя гражданской палаты, или равного ей судебного места, и совестного судью и в таком соединенном присутствии окончательно решало дело в качестве высшего совестного суда.
Когда право собственности крестьян бывало признано, уездный суд, по предъявлении ему копии с решения, немедленно выдавал им на имущество данную на гербовой бумаге, без взимания пошлин.
Все другие земли, усадебные земли, пашни и другие угодья, которыми крестьяне пользовались при крепостной зависимости, оставались временно собственностью помещиков, но собственностью ограниченной, так как крестьяне получали на нее право постоянного пользования с уплатой за то помещику оброка, и помещик не мог этими землями распоряжаться.
Но такое положение временно обязанных крестьян было допущено только, как временное, переходное положение, должное перейти, замениться положением их как крестьян собственников посредством выкупа земли, в совершении которого содействовало крестьянам правительство, ссужая под приобретаемые выкупом земли определенную сумму, с рассрочкою крестьянам уплаты оной на продолжительный срок и само взыскивало следующее с них платежи, как в счет процентов, так и на постепенное погашение долга.
Помещики получали кредитные бумаги, выкупные ссуды.
Практическое применение Положения о выкупе очень скоро обнаружило необходимость его изменения. Уже в 1863 г. было установлено понижение выкупных платежей: 1 марта и 30 июля (П. С. З., № 39335 и 39992) в губерниях: Киевской, Подольской, Виленской, Гродненской, Ковенской, Минской и в четырех уездах Витебской. Затем 2 ноября того же года (№ 40772) эта мера распространена на все уезды Витебской губернии и на губернию Могилевскую.
Первоначально выкуп допускался по желанию крестьян только с согласия помещика; помещики же могли требовать выкупа и без согласия крестьян.
В 1881 году декабря 28 (П. С. З., № 575) Именным указом установлен обязательный выкуп крестьянских наделов и перечисление крестьян в крестьян собственников в губерниях: Астраханской, Владимирской, Вологодской, Воронежской, Вятской, Екатеринославской, Казанской, Калужской, Костромской, Курской, Московской, Нижегородской, Новгородской, Олонецкой, Оренбургской, Орловской, Пензенской, Пермской, Полтавской, Псковской, Рязанской, Самарской, С.‑Петербургской, Саратовской, Симбирской, Смоленской, Ставропольской, Таврической, Тамбовской, Тверской, Тульской, Уфимской, Харьковской, Херсонской, Черниговской, Ярославской и в области войска Донского.
Долг крестьян казне уплачивается в 9‑летний срок. В тот же день был издан Именной указ, коим были понижены выкупные платежи в размере одного рубля с каждого надела. Третьим именным указом того же дня (П. С. З., № 577) отпускалось на все это 12.000.000 рублей. Срок выкупа назначен на 1 янв. 1885 года, так что с этого времени временно-обязанных крестьян более уже не существует.
Дополнение. В виду тягостности для крестьян выкупных платежей Именным Высочайшим Указом 3 ноября 1905 г. (собр. узак. № 207 ст. 1753) признано было за благо “сложить эти платежи в течение самого краткого срока с крестьян бывших помещичьих, бывших удельных и бывших государственных, сохранив на прежних основаниях обложение выкупными платежами лишь тех земель сельского населения, которые до отвода в надел состояли в чиновном владении или арендном пользовании их нынешних собственников, или же отведены крестьянам вновь из казенных земель, вовсе в пользовании крестьян не состоявших”.
Вследствие сего тем же указом велено было: “годовые оклады выкупных платежей, взимаемые с бывших помещичьих крестьян, на основании высочайше утвержденного 19-го февраля 1861 года положения о выкупе и дополнительных к нему узаконений, с бывших государственных крестьян – на основании законов 16‑го мая 1867 года и 12‑го июня 1886 года, и с бывших удельных крестьян – по закону 26‑го июня 1863 года, – уменьшить с 1-го января 1906 года наполовину, а с 1‑го января 1907 года взимание выкупных платежей на основании вышеозначенных законов вовсе прекратить”.
[1] Семевский. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине IX века. 2 тома. 1888. Иванюков. Падение крепостного права в России. 1882. Джаншиев. Эпоха великих реформ. 1898, стр. 1‑186. Ходский. Земля и землевладелец. Т. II.
