Может случиться, что возникшее, установленное обязательство, не уничтожаясь, подвергается изменению, так что бывшее прежде обязательство принимает новое направление, новое содержание, новый смысл, – отличные от тех, которые имело при своем начальном происхождении.
Происходит это прежде всего по воле самих лиц, участвующих в обязательстве: им может заблагорассудиться сделать в обязательстве изменение, прибавку, так что выходит из этого не новое, особенное обязательство, а только расширяется, стесняется, иначе определяется содержание прежнего.
В самом обязательстве могут быть помещены такие условия, по коим стороне предоставляется, сообразно случайному событию, давать тот или другой смысл обязательству или освобождать себя от той или другой обязанности.
Сторона, имеющая право требования по договору, может уменьшить меру или способ своего требования, либо вовсе от него отступиться: это зависит от одностороннего изъявления воли, буде вместе с уменьшением требования не изменяются права другой стороны.
Такое изъявление воли может выразиться или на письме, с целью определить дальнейшее отношение по договору, или в действии, по поводу исполнения совершаемого повинной стороной. В последнем случае от суда зависит по смыслу и значению действия определить, может ли оно иметь силу, как определение дальнейшего отношения между сторонами.
В нашем законе 1547 ст. Зак. Гражд. говорит: если сторона, имеющая право требовать исполнения, отступится добровольно от своего права в целом договоре или в части, тогда действие договора в целом составе или в части прекращается. Но уступка сия недействительна, если учинена во вред третьему лицу.
Одностороннее или обоюдное отречение от прав, истекающих из договора, облеченного в форму письменного акта, должно быть также письменное; простое же молчание о праве, непредъявление о нем требования получает силу, уничтожающую право, лишь по закону о давности (Касс. реш. 1867 г., N 440).
На сем основании, незаявление наемщиком квартиры в течение пяти лет о недодаче ему одной комнаты по контракту не признано отречением от права.
Отказ контрагента, при наступлении предвиденного договором случая (напр., при просрочке платежа) от права своего уничтожить договор до истечения срока, есть в сущности не что иное, как согласие на продолжение того же непрекратившегося еще договора. Посему, и коль скоро подобное согласие не сопряжено с изменением договора, не требуется для удостоверения его особого письменного акта (Касс. реш. 1878 г., N 451).
Отречением от права по обязательству считается предъявление иска в размере меньше того, что по праву следовало бы. Отречение это покрывается безвозвратно законной силой решения по такому иску (Касс. реш. 1875 г., N 857).
Когда договор заключен с выдачей задатка, то добровольное возвращение его не служит еще признаком уничтожения договора, и получение его обратно не означает само по себе отречения от прав по договору (Касс. реш. 1870 г., N 223).
Неучинение протеста или оглашения неисправности обязанного лица по договору не служит само по себе признаком отречения от права и не стесняет права на иск об удовлетворении за неисправность (Касс. реш. 1875 г., N 156). – Принятие уплаты после срока не означает отречения от права требовать ее в срок и удовлетворения за неисправность (Касс. реш. 1872 г., N 588; 1875 г., N 254).
Не исполнившему в срок периодического платежа по обязательству не служит оправданием, что в прежние сроки платежи принимались от него после срока, без возражения и протеста: это неосуществление противной стороной прав за прежнее время не составляет ни видоизменения договора, ни отречения от права (реш. Сар. Пал. в Касс. реш. 1878 г., N 170, 183).
Из существующего обязательства и возникших по оному отношений могут возникнуть новые обязательства и отношения, вследствие свободных действий той или другой стороны, коими нарушается обязательство или нормальное положение, на которое сторона имеет право по силе обязательства. Нарушение права, противозаконное действие могут быть причиной происхождения обязательства, прежде не существовавшего.
Каждый имеет свою юридическую сферу, в которой он может требовать неприкосновенности своей личности и своего имущества. Кто самовольно коснулся этой сферы или действием нарушил законное господство в ней хозяина, тот виноват, несет на себе ответственность за свое действие и посредством этого действия вступает в обязательное отношение к тому, чье право было им нарушено.
Так образуются обязательства из действий, составляющие предмет особого изложения (см. в конце книги). Но независимо от сего каждый существующий договор предполагает совокупность специальных прав и специальных обязанностей по сему договору.
Вступая в договор с другим лицом, я создаю себе особливое юридическое положение в отношении к известному предмету договора; связывая свою волю с чужой, получаю право требовать известного предмета, известного действия в известном направлении, и соответственно с тем принимаю на себя обязанность.
Как скоро с другой стороны, связанной со мной договором, происходит действие не по договору, не сообразное с существом его, не сообразное с правом моим, возникающим из договора, – это будет нарушение, недозволенное действие. Отсюда может возникать для виновной стороны новое обязательство.
Например, я нанял дом и обязуюсь возвратить его, очистить по окончании найма, платить наемные деньги и пр.; но я его испортил, разорвал обои, пробил стену, завел сырость и т.п. Отсюда – обязанность вознаградить убыток, исправить порчу.
Нарушением возбуждается вопрос, о вменении, которое в гражданском смысле ведет к вознаграждению за вред и убыток, по мере вины. Вина происходит от недостатка должного внимания к своей обязанности и к чужому праву.
Внимание получает здесь юридический смысл, и потому юристы с давнего времени обращались к анализу этого понятия и старались определить, в юридическом смысле, оттенки как внимания или заботливости, так и вины, от невнимания происходящей. Внимание определяется обыкновенно двоякою мерой.
Одно внимание то, которое можно по опыту предположить у всякого разумного человека относительно дел своих и имущества (diligentia in abstracto, quasi diligens pater familias); другое – то, которое оказывается относительно своих дел, своего имущества у того, кто в данном случае должен отвечать относительно чужого (diligentia in concreto, quam quis suis rebus adhibere solet).
Первая мера нормальная, объективная; последняя – мера колеблющаяся, личная и требует от данного лица, по крайней мере, той же заботливости о чужом, какую он прилагал к своему. В связи с этим разделением установлялась и мера вины.
Из рассеянных в источниках римского права мнений и положений прежние юристы выводили обыкновенно три категории вины: вину тяжкую, легкую или малую и самую легкую (culpa lata, levis, levissima). Ответственность за вину определялась, по правилу Ульпиана, так.
Где договор клонится к выгоде кредитора, должник обязан радеть об его праве и имуществе не более того, как радеют о своем, и потому отвечает лишь за тяжкую вину. Где договор клонится к выгоде обеих сторон (продажа, наем и пр.), там должник обязан радеть о предмете исполнения великим хозяйственным радением, и потому отвечает и за малую вину.
Где договор клонится к выгоде должника (напр., ссуда), там он обязан радеть об имуществе со всевозможным попечением, даже больше чем хозяйским радением, и потому повинен отвечать даже за самую малую вину.
Эта формальная теория вела на практике ко множеству затруднений: на практике невозможно отделить ясной чертой признаки одной вины от признаков другой. Оттого в последнее время отвергается она как наукой, так и законодательством.
Троякое разделение вины удержалось еще в прусском уложении; австрийский кодекс (ст. 1294), не установляя категорий вины, говорит просто о вине, происходящей или от неизвинительного незнания, или от недостатка внимания, или от недостатка в радении (Fleisses). Французский кодекс тоже не принял римского деления вины, хотя упоминает иногда о важной вине (fautre grave), впрочем в простом, а не формальном смысле.
Французский закон ставит всем в обязанность добросовестное отношение к предмету договора, т.е. никак не меньшую заботу о чужом, как о своем (разумеет вообще и радение, и вину in concreto); затем общее правило о договорах (1137 ст.) гласит: каков бы ни был договор, т.е. клонится ли он к выгоде одной стороны или обеих сторон, всякий, на ком лежит попечение о сохранении вещи, обязан радеть о ней, как доброму хозяину свойственно (tous les soins d’un bon pére famille, стало быть, diligentia и culpa in abstracto).
Эта обязанность – прибавлено в статье – более или менее обширна, смотря по роду некоторых договоров: действительно, в иных требуется радение о вещи больше, чем хозяйское (какова, напр., обязанность принявшего заказ или специальное поручение за деньги).
Но кроме недозволенного действия нарушением, дающим новый вид обязательству, может быть и бездействие, и уклонение от действия, от исполнения. Это так называемая Säumnis, Verzug, mora, demeure, – умедление, уклонение, удержание.
Всякое обязательство должно быть исполнено в известное время, определяемое или предметом и свойством исполнения, или волей сторон. Тот, в чью пользу положено исполнение, вправе рассчитывать, что оно последует вовремя, ибо в противном случае он терпит ущерб в своем интересе.
Но и обязанное к исполнению лицо, освобождаясь исполнением от обязанности, вправе ожидать, что с другой стороны не последует проволочки в принятии и признании исполнения: в противном случае и обязанное лицо подвергается ущербу. Таково значение умедления: с одной стороны в исполнении (mora solvendi), с другой стороны – в принятии (m. accipiendi).
Не всякое запоздалое исполнение соединяется с умедлением в смысле юридическом. Можно запоздать без вины, а умедление без вины не бывает. Умедление соединяется всегда с виною, со стороны того, от кого оно последовало, ибо в нем предполагается сознание и притом обоюдное, – обязанности учинить исполнение в известное время.
Умедление относится к положительному действию, и потому, когда исполнение договора состоит не в действии, а в попущении или в умолчании (in patiendo), то умедления в неисполнении быть не может.
Умедление относится исключительно ко времени, а не к предмету или образу исполнения: когда в обязательстве образ исполнения отождествляется с временем, так что исполнение получает смысл в один только известный момент (напр., обязательство доставить пассажира на железную дорогу прямо к отходу такого-то поезда), то умедление в исполнении сливается с неисполнением обязательства и не имеет отдельного значения.
Умедление исполнения в обоюдных договорах может последовать с той и с другой стороны. Необходимые признаки умедления следующие:
1) Должен наступить срок обязательного действия.
2) В удержании исполнения должно быть виновно именно обязанное лицо, и оно одно исключительно.
3) Должно быть несомнительно сознание обязанного лица, что обязанность его наступила к исполнению. Для сего, со стороны требующего лица, кредитора должно быть совершено личное действие, которым должник явственно поставляется в такое сознание, т.е. должно последовать требование исполнения, приглашение к исполнению (interpellatio, Mahnung, sommation).
Оно должно быть заявлено в надлежащее время, в надлежащем месте, надлежащему лицу. Предполагается, что в ту минуту, когда наступает исполнение, не должник ходит за кредитором, а кредитор за должником. Таково общее предположение (mora fieri intelligitur non ex re, sed ex persona).
Однако несправедливо было бы применять его к тем случаям, в коих, или по особливому соглашению сторон, или по свойству обязательного исполнения, наступление срока, само по себе, должно побуждать обязанное лицо к немедленному и несомнительному исполнению (dies interpellat pro homine; mora fit ex re).
Первое из этих двух положений имело вид общего правила в классическом римском праве; последнее в германском праве. В обязательствах бессрочных основательность римского правила несомненна; но вопрос о том, что должно быть общим признаком умедления в срочных обязательствах, принадлежит до сих пор к числу спорных.
Новейшие германские законодательства вообще допускают, что когда время исполнения с точностью означено в договоре, то должник, не дожидаясь требования, сам должен исполнить, а если не исполнит в срок, то подвергает себя последствиям умедления.
Напротив того, французский закон, удержав старинное воззрение французских романистов, признает, что умедление со стороны обязанного лица начинается только с тех пор, как лицо, имеющее право требовать, пригласило его к исполнению посредством гласного акта, т.е. или формальным somma-tion через пристава, нотариуса, или посредством иного соответственного акта (demande en justice, assignation, citation en conciliation. Code civ. 1139).
Исключений из этого правила допускается немного – для обязательств строго действия (1145, 1302, 1153, 1378, 1379, 1653, 1657, 1846 ст. Code civ.). Напротив, итальянский кодекс отступает от римского воззрения, постановляя (ст. 1223), что в обязательствах – дать или исполнить, dies interpellat pro homine; но когда срок истекает уже по смерти должника, умедление для наследников начинается лишь по заявлении требования.
Умедление соединено с виною, но могут быть и случаи безвинного и потому невменяемого умедления.
Таковы случаи, когда после умедления требующее лицо вступило с повинным лицом в сделку, которой покрыты последствия умедления; когда умедление одной стороны уравновешивается в предмете исполнения умеделением другой (напр., в принятии проданной вещи); когда была безусловная, зависевшая от внешней непреодолимой силы невозможность исполнения.
К этому последнему разряду можно отнести отсрочки и оправдания, предоставляемые законом или правительством в исключительных случаях (напр., в военных обстоятельствах) некоторым лицам и сословиям (военно-служащим во время похода и т.п. Термин: moratorium).
Главное действие умедления состоит в том, что с ним связана ответственность за все материальные его последствия.
Если предмет действия составляет вещь, которую следовало принять или отдать, то эта вещь остается на ответственности, на руках у того, с чьей стороны умедление. Страх за случай и его последствия остается на виновном (periculum in mora, peril en la demeure).
Напр., если вещь уничтожилась, погибла, сгорела и т.п. после назначенного времени, когда лицо, имеющее право, должно было принять ее, но не приняло, то эту потерю несет виновный в умедлении, буде не может доказать, что лицо, у коего на руках оставалась вещь, виновно в ее потере или уничтожении, или что вещь погибла бы во всяком случае независимо от умедления.
Если вещь оставалась в руках у обязанного лица и это лицо виновно в умедлении, то оно обязано вознаградить потерю. Обязательство, во всей своей ценностью, несмотря на погибель предмета, остается в целости (perpetuatur obligatio). Вообще, когда с вещью что случилось: изменение, порча, и на сохранение ее или на исправление нужны издержки, за все то отвечает сторона, виновная в умедлении.
Виновный в умедлении обязан отвечать за все его последствия, т.е. возместить другой стороне всю потерю интереса или ценность убытка, от умедления происшедшего. Он отвечает во всех приращениях вещи и в ценности ее употребления, за все время удержания после срока.
Отсюда происходят так наз. проценты умедления, представляющие ценность употребления денежных капиталов (см. о сих процентах выше). При определении ценности вознаграждения виновный отвечает обыкновенно и за возвышение цены со времени умедления.
По римскому праву виновный в умедлении лишался права на выбор вещи, когда оно по договору было ему представлено; в двусторонних договорах, тому, против кого учинено умедление, представлялось, если хочет, отступиться от договора; но в новейших законодательствах оба эти правила или не приняты вовсе, или смягчены значительно.
Для того, чтоб определить заранее, круглой суммой, убытки от умедления, стороны прибегают к особому соглашению о неустойке. Об этом виде договора сказано будет особо, в своем месте.
Умедление в принятии причитается в вину тому, кто имеет право на исполнение. Для признания этой вины требуется также, со стороны обязанного лица, предложение исполнения или приглашение к действию, необходимому для исполнения (напр., к явке, к расчету, к обмену, к принятию), и уклонение с другой стороны.
Вообще, когда можно обвинить сторону в уклонении, это зависит в каждом данном случае от соображения обстоятельств. Последствия умедления в этом смысле сходны с прежде означенными: страх, ответственность за убытки и издержки.
Наше законодательство не говорит вообще о значении, признаках и действии умедления; оно говорит об этом предмете лишь по поводу некоторых обязательств, как-то: заемных, в коих умедление соединяется с просрочкой, не требуя других признаков, и по поводу задержания имущества в руках незаконного владельца.
Здесь умедление для владельца добросовестного начинается с того времени, как предъявлено требование о возвращении имущества, или с тех пор, как он узнал о неправильности своего владения, а для владельца недобросовестного с той минуты, как началось владение (см. I том курса, § 21).
По простым векселям умедление соединяется с просрочкой (Уст. Вексельн. 106), по переводным с протестом, относительно %, и с предъявлением ко взысканию, относительно прочих издержек (Уст. Вексельн. 73, 118).
Кредитор, ищущий договорной неустойки, не искав о понуждении к исполнению обязательства, должен доказать, что он требовал от должника исполнения, и затем исполнения не последовало (Касс. реш. 1871 г., N 854). В данном случае наемщик дома искал с хозяина неустойки за несдачу ему в срок нанятого помещения.
Нет основания отказывать во взыскании законной неустойки по бессрочным заемным письмам, так как и в них сроком исполнения признается предъявление требования к исполнению, следовательно просрочку составляет уклонение от исполнения по сему требованию (Касс. реш. 1873 г., N 299).
Пользование правом по договору и требование с другой стороны исполнения лежащей на ней обязанности зависит от воли того, кто обладает правом и требованием, разве бы в договоре именно было поставлено, что обязавшаяся сторона понуждается к действию одним наступлением срока.
Посему вообще нет основания обвинять повинную сторону в неустойке умедлением с ее стороны надлежащего исполнения, буде другая сторона не заявляла ей требования об исполнении (Касс. реш. 1873 г., N 887).
В данном случае по мировой сделке одно лицо обязалось уплатить другому 10 тыс. руб. долга, через два месяца, с неустойкой, и не было положительно выражено, что неустойка наступает сама собой по истечении срока.
В реш. 1879 г. N 40 Сенат сводит свои взгляды на вопрос о том, необходимо ли для взыскания неустойки удостоверения того, что кредитор, независимо от просрочки обязательства, обращался еще к должнику с требованием исполнения.
В решении по д. Лейкина это признавалось необходимым; но в позднейших решениях Сенат пришел к заключению, что упущение протеста или оглашение неисправности должника, кроме случаев прямого указания в законе, не почитается за отказ кредитора от прав своих.
В решении 1875 г., N 872 прямо выражено, что право требовать неустойку возникает с просрочки исполнения, независимо от права требовать самого исполнения по договору.
Когда должнику сделана судьей рассрочка, и о том ему объявлено, то силою сего объявления должник обязывается платить в назначенный срок, не ожидая еще исполнительного извещения или требования от судебного пристава (Касс. реш. 1874 г., N 655).
Приемщик денежной поклажи умер прежде предъявления сохранной расписки. Требование отдатчика заявлено к наследникам, но они отказались от исполнения прежде предъявления им сохранной расписки.
Впоследствии истец требовал с них процентов на сумму поклажи со времени требования; но ему отказано потому, что самого приемщика налицо не было, а наследникам нельзя поставить в вину, что они до предъявления не платили, без вины же нет повода возлагать на них проценты, ибо для взыскания процентов по поклажам недостаточно одного протечения времени, а, сверх того, требуется и личная вина или незаконное уклонение обязанного лица (реш. Моск. Общ. Собр. 1864 г. по д. Валуевых).
В Касс. реш. 1876 г. N 394 изъяснено: нельзя признать, чтобы лицо, имеющее право требовать исполнения по договору, должно было, при наступлении условленного срока, оглашать свою готовность к выполнению тех действий, которые могут потребоваться для предоставления другой стороне возможности приступить к выполнению договора.
Готовность эта, пока противное не будет доказано, предполагается сама собой, и неведение лица, обязавшегося по договору, о готовности другой стороны, не может считаться законным оправданием невыполнения с другой стороны.
В данном случае суд (решение коего пересматривалось), оправдывая сторону в невыдаче купчей к назначенному сроку, рассуждал, что другая сторона, для сохранения своего права на неустойку, должна была потребовать, чтобы противник явился к нотариусу для составления купчей крепости.
Предъявление должнику заемного обязательства для платежа закон не связывает с определенной формой, и потому предъявление это может быть доказываемо всякими событиями и документами (Касс. реш. 1874 г., N 621).
