Течение давности, погашающей наказание, начинается со дня составления приговора[1]. Положение это отвергается многими криминалистами, принимающими за начало давности момент вступления приговора в законную силу[2]. В праве положительном вопрос этот разрешается весьма разнообразно.
Кодекс баварский, ст. 97,[3] высказывается в пользу защищаемого нами воззрения. Уложения северогерманское[4] § 70 и Цюрихское § 56, Итальянский проект[5] и Испанское уложение требуют вступления приговора в законную силу. Неопределенностью отличается 133 статья Вюртембергского уложения[6].
Средину между этими воззрениями занимает право французское. Давность, погашающая уголовное наказание, начинается, в силу статьи 635, со дня постановления приговора (de la date des arrets on jugements).
Что же касается до давности, погашающей наказания исправительные и полицейские, то ст. 636 и 639 делают различие между решениями окончательными и решениями, подлежащими обжалованию.
Течение давности начинается, по отношению к первым, точно так же, как и по отношению к давности наказаний уголовных, со дня постановления приговора; по отношению же ко вторым – со дня истечения сроков, назначенных для принесения апелляции[7]. Системы этой в общих чертах придерживается и Бельгийский кодекс 15 октября 1867 года[8].
Весьма своеобразно постановление § 194 Баденского уложения, в силу которого течение десяти или пяти летней давности, погашающей заключение в смирительный или рабочий дом или тюрьму, начинается со дня отбытия назначенного в приговоре наказания. Давность, погашающая денежный штраф, начинается со дня объявления приговора.
Одна из главных причин, по которой мы исходом давности признаем не день вступления приговора в законную силу, а день его постановления, заключается в том, что после составления хотя бы и неокончательного приговора нельзя принимать в соображение ни одно из тех оснований, на которых покоится давность, погашающая уголовное преследование.
Писатели, придерживающиеся противоположного воззрения, утверждают, что давность последнего рода существует во весь промежуток времени до вступления приговора в законную силу. Приговор суда они признают только обстоятельством, прерывающим ее течение. С мнением этим нельзя согласиться по многим причинам.
Так, начиная с того, что в основу давности, после составления даже и неокончательного решения, нельзя будет положить ни одного из тех начал, на которых, как мы видели, покоится давность преступления.
Понятно, что после постановления подобного приговора нельзя ссылаться на невозможность восстановить объективный и субъективный состав преступления и на трудность разрешения вопроса о виновности лица.
Суд приговором своим определил характер его вины, меру его ответственности и наказание, ему следуемое, и понятно, что погашающее влияние давности должно здесь направиться на совершенно иной объект.
До приговора в лице подсудимого мы имеем лишь возможного преступника; после постановки решения осужденный является в глазах правосудия лицом, несомненно совершившим преступление.
Приговор суда вступает, как известно, в законную силу, если в течение законом установленного срока на решение неокончательное не будет подана апелляционная, а на решение окончательное – кассационная жалоба. Если после объявления приговора не последует ни жалобы, ни протеста, то все, сказанное нами о значении первого решения, остается во всей силе.
Если же преступник подав апелляционную жалобу, убежит, то по отношению к нему едва ли будет справедливо, вместе с защитниками оспариваемого нами воззрения, признавать давность, погашающую уголовное преследование. Бегство преступника не есть ли в большинстве случаев лучшее подтверждение справедливости приговора, его осуждающего?
Итак, вступление приговора в законную силу нельзя признавать моментом, определяющим наличность того или другого вида давности[9], и было бы странно утверждать, что лицо, убежавшее за день до вступления приговора в законную силу, может ссылаться на несравненно более краткий срок давности, погашающей преступление, в то время как бегство его через день после вступления повлечет за собою несравненно более продолжительный срок давности, погашающей наказание.
Такое влияние на удлинение давностного срока может иметь только приговор, сам по себе взятый, а отнюдь не вступление его в законную силу. Неосновательность оспариваемого нами воззрения становится особенно очевидной из следующего примера, приводимого Арндтом[10].
Предположим, говорит он, что два соучастника будут осуждены вследствие содеяния ими известного преступления. Один из них довольствуется решением, другой же (или его защитник) приносит апелляционную жалобу.
Затем оба бегут, но в такое время, когда приговор по отношению к первому уже вступил в законную силу, а по отношению к второму еще не был рассмотрен в порядке апелляционном.
Спрашивается, будет ли справедливо применять к первому давность, погашающую преступление, а ко второму – давность, погашающую наказание? Будет ли справедливо дозволить одному из них ссылаться на более короткий давностный срок, а для безнаказанности другого требовать истечения срока более продолжительного?
В случае бегства осужденного, давность начинается со дня его побега
Всматриваясь в определения всех нами указанных кодексов, мы замечаем, что все они, за исключением Вюртембергского и проекта Итальянского уложения, признавая началом давности объявление приговора или момент вступления его в законную силу, не содержат никаких постановлений о начале давности в случае бегства арестанта[11].
На практике обстоятельство это встречается весьма часто. Осужденный, просидев несколько лет в тюрьме, бежит. Спрашивается, должна ли давность, погашающая наказание, к которому он присужден, начаться с момента объявления приговора (или со вступления его в законную силу), или же со дня его бегства.
Интерпретируя буквально указанные нами законоположения можно 6ы подумать, что промежуток времени, проведенный преступником в тюрьме, должен быть зачислен в давностный срок. Вазейль и Гооребеке[12] придерживаются этого воззрения.
Исходя от понимания давности, как эквивалента наказания, они утверждают, что для существа дела совершенно безразлично, каким образом истек законом установленный давностный срок. Подобное, буквальное толкование закона, не может быть признано правильным[13].
Отбытие преступником наказания и давность, погашающая это наказание, – понятия, друг друга исключающие. Неприменение к осужденному в течение законом определенного срока известной кары есть, как мы видели, условие, от наличности которого зависит существование давности.
И Виллере, полемизируя с Визейлем, весьма основательно замечает, что во время отбытия виновным наказания не может быть речи о давности, погашающей это наказание.
Обобщая все сказанное нами о точке отправления давности приговора, мы видим, что течение этой давности начинается: 1) со дня объявления приговора и 2) со дня бегства преступника.
[1] Arndt, Ein Beitrag zur Lehre von der Verjahrung der Strafen, Goltdammer’s Archiv 1870, November-Heft, стр. 745.
[2] Kostlin, System, стр. 510. Berner, Lehrbuch, стр. 269. Hufnagel, Band I, примеч. к стр. 290. Hirzel, стр. 53.
[3] Stenglein, Commentar, стр. 619, замечает, что если для течения давности и необходимо вступление приговора в законную силу, то течение это начинается не с этого момента, а co дня постановления приговора. См. также Weis’a Strafgesetzbuch стр. 273 и след.
[4] Из прежних германских законодательств этой системы придерживались уложения: Саксонское ст. 115 и Тюрингенское ст. 73.
[5] Ст. 91 определяет: la prescrizione corre dal giorno in cui la sentenza e divenuta irrevocabile….
[6] Статья эта, между прочим, постановляет, что течение давности начинается “с момента объявления приговора, вошедшего в законную силу”. Недостаточность этой редакции видна уже из того, что приговор объявляется обыкновенно до вступления его в законную силу.
Неопределенность эта имела своим последствием то, что Berner, Lehrbuch, стр. 303, примеч. 2, отнес это постановление к первой из рассматриваемых нами категорий, а Arndt (loc. cit. ко второй. Hufnagel, Commentar, Band I, стр. 290 и примеч. к ней стр. 307, 674 и след. и особенно Band III, стр. 650, объясняет это постановление следующим образом:
“Давность, погашающая наказание, говорит он, предполагает приговор, уже вступивший в законную силу, но течение этой давности начинается не с этого момента, а со времени объявления приговора”.
[7] Hoorebeke, стр. 260. Cousturier, стр. 357. Весьма подробно рассмотрен этот вопрос y Brun de Villeret, N 389-402.
[8] Nypels, Legislation criminelle de la Belgique, Tome I, глава VIII, пункты 15, 17 и 18. Haus, Principes generaux, N 776, 777, 780 и 781.
[9] Schwarze, стр. 76 и след., хотя и исходит от совершенно неправильного сопоставления обоих видов давности, но, говоря о вступления приговора в законную силу, он справедливо замечает, что момент этот на давность, погашающую наказание, не может иметь никакого влияния.
“Вступление приговора в законную силу не есть, говорит он, какой-либо судебный акт, влияющий на давность, а только истечение известного судебного срока, – обстоятельство, не обнаруживающееся вовне никаким осязательным образом”.
[10] Arndt, Goltdammer’s Archiv, 1870 r. November-Heft, стр. 746.
[11] Статья 133 Вюртембергского уложения постановляет, между прочим, что если осужденный убежит, то давность начинается со времени его побега. Ст. 91 нового Итальянского проекта определяет: la presrizione corre dal giorno…. in cui e stata interrotta in qualsiasi modo l’esecuzione gia incominciata della pena.
Все остальные кодексы, принимая за образец весьма неудачную редакцию статьи 633 французского устава, не содержат никаких постановлений об этом вопросе. Указанная нами ст. 635 говорит, что течение давности начинается a compter de la date des arrets ou jugements.
Сходно с этим постановление ст. 91 Бельгийского уложения. ст. 97 Баварского уложения 1861 года определяет, что счисление давностного срока начинается со дня постановления приговора. И наконец, § 70 Северогерманского уложения постановляет, что давность начинается со дня вступления приговора в законную силу.
Арндт, указывая на недостаточность этой редакции, предлагает изменить ее следующим образом: давность, погашающая определенное судом наказание, начинается со дня, в который исполнение этого наказания сделалось по какой-либо причине невозможным (вследствие бегства, сумасшествия осужденного или вследствие упущения cо стороны должностных лиц.).
[12] Hoorebeke, стр. 267, ссылается на Вазейля, исходившего при решении этого вопроса от того общего положения – qu’apres vingt ans de la date d’un arret rendu en matiere criminelle, il ne peut plus etre execute.
Vazeille высказался в этом смысле, разбирая решение французского кассационного суда от 20 июня 1827 года, признавшее неправильным зачислить в давностный срок то время, в течение которого преступник отбывал наказание. Давность по отношению к подобному преступнику должна, по мнению кассационного суда, начинаться с момента побега.
[13] Brun de Villeret, стр. 393, замечает по этому поводу, что принцип, усвоенный Вазейлем, мог бы повести на практике к весьма странным результатам.
Признав день окончательного решения единственным началом давности и считая ее по прошествии 20 лет истекшей, “невзирая на то, каким образом протекли эти 20 лет”, следовало бы по прошествии тех же 20 лет признавать свободным от наказания преступника, приговоренного к пожизненной каторжной работе.
