Постановка вопроса. Вопрос о цели государства может ставиться двояким образом. Можно спрашивать себя: 1) для чего существует государство; 2) какие цели ставят государству составляющие его люди? В первом случае вопрос касается объективной цели государства, во втором – субъективной.
В рационалистической (договорной) теории, рассматривающей государство как произведение свободной и сознательной человеческой деятельности, понятия объективной и субъективной цели совпадают: если государство учреждено свободным актом разумной воли людей, договором, то оно существует именно для той цели, которую преследовали его основатели, заключая договор.
Но раз мы признаем, что государство не есть преднамеренное создание составляющих его людей, мы должны разделять вопросы об объективной и субъективной цели государства.
Объективная цель государства. Вопрос о том, для чего существует государство, когда он ставится независимо от субъективных целей членов государственного союза, в сущности, составляет лишь часть более общего философского вопроса: для чего существует весь мир? Самая постановка этого вопроса предполагает веру в присущее миру разумное начало, в Верховный разум, направляющий мировую историю к предначертанным им целям.
Такая вера отнюдь не стоит в противоречии с принципом причинного объяснения явлений, лежащим в основе положительной науки. Точки зрения каузальная (исследующая причинную связь явлений) и телеологическая (располагающая их в порядке иерархической системы подчиненных друг другу целей) вполне равноправны и не исключают одна другой. Но они лежат в различных плоскостях, и смешение их недопустимо.
Вопрос об объективной цели государства, так же, как и вопрос о цели мироздания, относятся к области религии и телеологической философии, но не может быть предметом общего учения о государстве как отрасли позитивного знания.
Идея объективной цели государства нередко появляется в публицистической литературе и в текущей политике в конкретном применении к тому или иному определенному государству, в форме представления об известной роли, предопределенной этому государству в общем ходе всемирной истории, или о его исторической миссии.
Такие представления питаются и поддерживаются естественным патриотическим чувством. Справедливость, однако, требует отметить, что они не имеют под собой объективной научной почвы и всецело относятся к области гаданий и пожеланий, где открывается широкий простор субъективному произволу.
Субъективная цель государства. Какие цели ставят государству составляющие его люди? Для ответа на этот вопрос нужно прежде всего точно определить его границы.
При рассмотрении вопроса об основании государственной власти уже было указано, что совокупность психических актов, совершающихся в известной общественной среде, в общем, направляется в сторону удовлетворения общих интересов членов этой среды и что этой господствующей тенденции подчиняется и деятельность государственной власти.
Но там мы имели в виду, главным образом, непреднамеренный результат взаимного психического влияния членов общества. В вопросе же о субъективной цели государства речь идет, напротив, о сознательной постановке целей для государственной деятельности.
Цели, которые ставят государству составляющие его люди, весьма разнообразны не только в различные эпохи и у различных народов, но и в каждый данный момент в том или другом конкретном государстве в зависимости от разнородных стремлений отдельных лиц и общественных групп. Подвести все это пестрое разнообразие частных целей под одно общее понятие или даже свести его без остатка к нескольким главным категориям невозможно.
Но можно выделить из всей массы целей, которые ставятся государству, или требований, которые к нему предъявляются, те, которые являются общими если не для всех государств, известных в истории, то, по крайней мере, для огромного числа их и особенно для государств современного нам культурного мира. Эти цели можно, в свою очередь, свести к одному высшему понятию общественного интереса.
Нет сомнения, что общественный интерес далеко не всегда играет господствующую роль в государственной деятельности. Весьма часто те, в руках кого находится власть, ставят целью своей деятельности свои личные интересы. Можно даже указать целые эпохи, когда личный интерес властвующих лежал в основе юридических конструкций власти.
Такова, напр., патримониальная монархия, типичным и ярким образцом которой может служить господство Меровингов во Франции. Теми же чертами отмечена вотчинная власть первых московских князей.
Но индивидуальные интересы властителя могут служить определяющим началом всей его деятельности лишь в очень примитивных политических обществах, являющихся скорее зачатками государства, нежели государствами. Во всяком сколько-нибудь развитом государстве это невозможно по разнообразным причинам.
Во-первых, личный интерес властвующих может быть совершенно оторван от общественных задач только в примитивных его проявлениях. Более сложные личные стремления (честолюбие, заботы об укреплении власти и о передаче ее потомству) приводят неизбежно и к попечению об интересах подвластных.
Во-вторых, эгоистическим стремлениям властвующих лиц противопоставляются как сдерживающие и умеряющие их силы психическое давление окружающей среды, стихийно направляющееся в сторону общественных интересов, и сознательные требования, предъявляемые к власти подданными.
Обыкновенно эти сдерживающие и умеряющие факторы первоначально выступают под эгидой религии. Так, в средневековой европейской истории церковное учение об обязанностях и ответственности власти перед Богом служило переходной ступенью от идей вотчинной монархии к пониманию монархической власти как служению государству.
На религиозной почве развилось впервые представление, что власть для физического носителя ее есть не его индивидуальное право, а обязанность по отношению к народу.
В-третьих, наконец, организация сколько-нибудь крупного государства представляет собой слишком обширный и сложный механизм для того, чтобы его можно было всецело обратить на служение индивидуальным интересам одного лица или нескольких лиц.
Если носители власти остаются совершенно чуждыми государственной идее и преследуют исключительно свои личные интересы, последствием этого является или полное разложение государственного механизма и вытекающий отсюда неизбежно государственный переворот, или утрата юридически властвующими лицами реальной власти и фактический переход ее к другим элементам или органам государства (как, напр., переход власти от королей к “палатным мэрам” при последних Меровингах).
Более серьезное влияние, чем интересы отдельных лиц и случайных групп их, оказывают на государственную деятельность классовые интересы и, в частности, интересы преобладающего класса. Но, как мы уже видели, общественный класс как таковой не может всецело обладать государственной властью, он может лишь в той или иной мере влиять на ее осуществление.
При этом влияние преобладающего класса сталкивается с влияниями других классов, со стремлением непосредственных носителей власти к независимости и с силой общественного мнения, в образовании которого принимают участие различные классы населения и которое поэтому имеет надклассовый характер.
В результате направление государственной деятельности представляет собой известного рода компромисс между различными индивидуальными и групповыми стремлениями. Но компромисс между противоположными целями возможен лишь при условии признания участвующими в компромиссе сторонами высшей, объединяющей цели. Такой высшей общепризнанной целью является общественный интерес.
Одни приходят к признанию этой высшей цели по необходимости, в силу столкновения их личных и классовых интересов с противоположными личными классовыми интересами, другие, в силу своего умственного и нравственного склада обладают способностью и без давления практической необходимости отрешаться от индивидуального и классового эгоизма и ставить себе целью общее благо; общественный интерес может признаваться в качестве высшей цели искренно или неискренно, – но во всяком случае он является в совершенном государстве общепризнанной регулятивной идеей политической деятельности.
Что такое общественный интерес? Иногда его определяют как сумму индивидуальных интересов членов общежития. Но это определение применимо только к тем редким в современной общественной жизни случаям, когда личные интересы членов общественной группы совершенно совпадают между собой.
Но когда эти интересы сталкиваются, что неизбежно на известной ступени развития личности и при классовой дифференциации общества, общественный интерес есть средний вывод из сталкивающихся индивидуальных и групповых интересов. Само собой разумеется, что этот средний вывод не может быть сделан на основании точных правил, как в математике.
Из всех попыток дать общую теоретическую формулу общественного интереса наиболее удачно определение Бентама, согласно которому общественный интерес есть наибольшая сумма блага для наибольшего количества лиц.
Действительно, при оценке каждой государственной меры, с точки зрения общественного интереса, принимается в расчет и количество лиц, интересам которых служит эта мера, и количество пользы, которое она приносит каждому из этих лиц в отдельности.
С точки зрения общественного интереса, может быть одобрена не только мера, направленная на интересы большинства, но и мера, преследующая интересы меньшинства, если эти интересы весьма серьезны, а, напротив, создаваемые им для большинства неудобства незначительны (напр., закон об отдыхе торговых служащих).
Но вышеприведенная формула, во всяком случае, нуждается в некотором дополнении, с одной стороны, и ограничении, с другой. Она должна быть дополнена в том смысле, что при этом среднем выводе из интересов принимаются в расчет не только интересы живущих в данный момент членов государства, но и интересы будущих поколений.
Этим оправдываются меры, которые могут быть, безусловно, невыгодны для большинства лиц, составляющих в данный момент население государства (как, напр., законы, ограничивающие рубку лесов и вообще эксплуатацию естественных богатств страны и тем возвышающие цены на соответствующие продукты, но ограждающие интересы потомства).
Ограничивается же упомянутая формула общепризнанным в современном культурном человечестве нравственным началом абсолютной ценности человеческой личности. Жизнь человека не может быть принудительно принесена в жертву, хотя бы это принесло пользу миллионам настоящих и будущих членов государства.
(Напр., ни одно из современных государств не допускает умерщвления душевнобольных, дегенератов, неизлечимых алкоголиков, хотя существование их ложится бременем на общество и угрожает ему вредом).
Надо, однако, заметить, что и с указанными поправками определение Бентама указывает нам лишь общее направление, в котором следует идти при отыскании общественного интереса, но не может дать точного метода для разрешения этого вопроса.
Поэтому при самом искреннем стремлении к общему благу неизбежны разногласия и ошибки при его определении. Общественный интерес представляет собой своего рода загадку, которая допускает лишь приблизительно верное разрешение.
Еллинек. Общее учение о государстве. гл. 8; Коркунов. Русское государственное право. I., § 5; Шершеневич. Общая теория права. § 28; Rehm. Allgemeine Staatslehre. § 49; Schmidt. Allgemeine Staatslehre. I., стр. 145-156; Haenel. Deutsches Staatsrecht. §§ 10, 19; Leroy-Beaulieu. L’Etat et ses fonctions.
