Здесь мы опять должны сказать особо о преступлениях вообще и о преступлениях духовных лиц в особенности.
а) Канонами древней церкви воспрещаются и объявляются церковно-наказуемыми всякие вообще преступные деяния, противные не только нравственной и церковной дисциплине, но и уголовному закону. Обычная классификация преступлений, подлежавших церковному суду, состояла в подведении их под три обширные категории: идолослужение, убийство и плотские грехи.
Церковное осуждение и наказание не могли иметь места только там, где совмещение двух судов и двух наказаний (светского уголовного и церковного) было фактически невозможно (в случае присуждения преступника государственным судом к смертной казни).
Но и тут церковный суд, при христианских императорах, мог нередко применять свои церковные меры к уголовным преступникам, избавляя их от уголовного наказания, в силу права ходатайства (jus intercessionis) и права убежища (jus asyli), признанного за церковью христианскими императорами.
Ходатайство епископов, по историческому значению римского термина “intercessio”, было даже не ходатайством перед высшею властью в пользу лиц, которым угрожали уголовный суд и наказание, а властным вмешательством церковного магистрата в отправление должностных действий светского магистрата с освобождением виновных из рук светского правосудия и с наложением на них церковного покаяния за их преступления.
В виду беспорядков, с которыми могло соединяться освобождение преступников из рук правосудия, с конца IV в. стали издаваться ограничительные законы, воспрещавшие клирикам и монахам насильно и самовольно исторгать преступников из рук правосудия. В силу права убежища, епископы давали в храмах приют лицам, спасавшимся от судебного и несудебного преследования.
С конца IV в. и в этом отношении последовали запрещения и ограничения, причем некоторые категории преступников были лишены благодеяния убежища: убийцы, прелюбодеи и похитители лиц женского пола.
Преступники, которым удавалось воспользоваться правом убежища и тем самым освободиться от угрожавшего им уголовного наказания, должны были понести церковное покаяние.
После IV в. коллизия государственного уголовного наказания с церковным на востоке сделалась невозможной потому, что дисциплина публичного покаяния, по суду церкви налагаемого, вышла из употребления, а нанесение тайной эпитимии предоставлено было совести каждого, так что следовательно и подвергнутый уголовному наказанию (кроме смертной казни) мог нести на себе церковную эпитимию.
б) Духовные лица подлежали церковному суду по всем преступлениям против духовно-должностной дисциплины; в отношении же к уголовным преступлениям допущен был Юстинианом (nov CXXIII c. 21) параллельный суд – епископский и светский уголовный. Обвинение могло быть возбуждаемо пред тем и другим.
Епископ, как скоро пред ним вчиналось дело, если находил подсудимого виновным, лишал его сана по церковным канонам и передавал затем светскому судье для уголовного наказания. Если, наоборот, обвинение возбуждалось в светском суде и виновность обвиняемого была доказана, судья должен был препроводить все делопроизводство к епископу.
Последний, по рассмотрению судебных актов, или мог прийти к тому же убеждению, к которому пришел и судья, в таком случае, лишив виновного сана, отсылал его к судье для уголовного наказания, или же мог не согласиться с выводом судьи о виновности подсудимого, в таком случае дело должно было представляться на окончательное разрешение императора.
В позднейшие времена, апанагога (XI, 14) решительно высказалась против обвинения духовных лиц пред светскими судьями, за исключением случая государственной измены, а в синодальном определении патриарха Константина Лихуда (около половины XI в.) было выражено, что для всякого вообще духовного лица, виновного в уголовном преступлении, достаточно извержения в толпу мирян, без присуждения его к какому-либо уголовному наказанию.
На западе, где церкви пришлось иметь дело с варварами, очень долго поддерживалось (за исключением Британии) публичное церковное покаяние за все вообще преступления, противные нравственному христианскому порядку, в том числе и за уголовные.
При несовершенстве варварского уголовного права, сама светская власть, в особенности при каролингах, смотрела на церковные наказания, как на необходимое средство репрессии преступлений. В средние века, в связи с епископскими визитациями, возникли синодальные суды (judicia synodalia, Sendgerichte) с синодальными свидетелями (testes synodales).
Синодальные свидетели давали под присягою обещание доводить до сведения епископа все преступления, совершавшиеся в пределах парохии. Именно епископ, или позднее, архидьякон, созвав на собор всех жителей парохии, в которую они прибыли, и узнав от синодальных свидетелей о существовании в данной парохии преступников против церковных канонов, определяли им публичное церковное покаяние.
Этим не исключалось осуждение тех же преступников светским судом в тех же случаях, когда преступление каралось и по народным правам. Но так как в систему церковных наказаний кроме покаяния, были приняты меры чисто светского характера, то для избежания двойного наказания за одно и то же преступление, к концу средних веков стали различать:
1) преступления чисто светские (delicta mere saecularia) – исключительно подсудные светскому суду,
2) преступления чисто церковные (delicta mere ecclesiastica) – исключительно подсудные церковному суду и
3) преступления смешанной подсудности (delicta mixti fori), в отношении к которым развилась практика превенции, т. е. предварения, не во всех, впрочем, странах однообразная.
Практика эта состояла в том, что известные преступления могли судиться и духовным, и светским судом: тот и другой суд были компетентны, исключая себя взаимно. Если светский судья предварял церковного, то церковный судья уже не мог вызвать виновного и осужденного к своему суду, церковь могла иметь с ним дело только в исповедальне.
Если же напротив духовный судья предупреждал светского, то налагал и уголовное наказание (за исключением телесных наказаний и смертной казни). К таким деликтам смешанной подсудности относимы были: богохульство, клятвопреступление и лжеприсяга, святотатство, прелюбодеяние и противоестественные плотские грехи, лихва, нарушение Божьего мира и др.
К деликтам же чисто церковным, в отношении к которым светский судья был некомпетентен, относимы были обыкновенно четыре преступления: haeresis, schisma, apostasia, simonia, – ересь, т. е. уклонение от церковного догмата, – раскол, т. е. отпадение от повиновения иерархическим властям и от единства церкви, – апостазия, т. е. отпадение в нехристианство, – симония, т. е. предоставление с одной стороны, приобретение с другой духовных благ (в особенности иерархических степеней и церковных должностей) за материальный эквивалент; название этого последнего преступления симонией произошло от имени упоминаемого в книге Деяний апостольских Симона волхва, который предложил апостолу Петру большую сумму денег, желая купить у него дар чудотворений.
Чисто церковные преступления могли быть судимы только духовным судом, хотя для наказания виновные в ереси, схизме и апостазии (но не в симонии) выдавались светскому судье. Духовные лица по уголовным преступлениям имели privilegium fori, т. е. привилегированную духовную подсудность, которую могли утратить только вследствие деградации.
К духовным лицам отнесены были все имеющие тонзуру; но, кроме того, привилегиею должны были пользоваться служители кардиналов и епископов, дети духовных лиц (родившиеся до посвящения их отцов), а также дети унированных греческих священников, – те и другие при жизни их отцов, наконец жены латинских клириков низших степеней и греческого унированного духовенства.
Хотя светские власти в средние века не отрицали принципиально privilegium fori, но уже рано стали устанавливать разные ограничения, так что вполне и безусловно провести эту привилегию церкви никогда не удавалось.
И сами папы, не имея возможности закрывать глаза на справедливость требований светских властей, для которых быстрое отправление правосудия, особенно во времена смут и насилий, затруднялось пререканиями о подсудности между духовными и светскими судами, давали дозволение (индульт) на привлечение духовенства к светскому суду.
В новой истории мало-помалу выработался принцип, что церковный суд не должен служить к умалению государственной судебной власти по всем преступлениям, подсудным этой последней, кем бы они ни были совершены (в том числе и епископами).
А с другой стороны, наказывая все уголовные преступления, кем бы они ни были совершены, современное государство не отрицает за церковью права обсуживать каждое деяние с точки зрения ее собственной дисциплины: таковы напр., преступления, называвшиеся в средние века delicta mixti fori, наказуемые по современным уголовным законам.
Существенная разница средневековой точки зрения от современной на эти деликты состоит в том, что в средние века и церковь и государство угрожали за них одинаково светскими наказаниями (откуда и возникла необходимость устранения конкуренции между церковными и светскими судами), а в настоящее время церкви предоставляется смотреть на данное деяние лишь с точки зрения ее собственного церковного порядка, без применения каких-либо мер, затрагивающих гражданское положение лица.
Что же касается четырех т. н. delicta mere ecclesiastica, то в современных уголовных кодексах таких преступлений нет, так что в отношении к ним возможен только церковный суд и, конечно, без юридических последствий для гражданских прав и для положения в государстве осужденного церковным судом лица.
В России круг ведомства церковного суда по преступлениям подробно очерчен т. н. уставами Владимира и Ярослава. В первом из этих уставов содержится полный перечень преступлений, второй имеет вид форменного устава о преступлениях и наказаниях, т. е. состоит из статей, из которых каждая содержит в себе диспозитивную часть (формулирование состава преступления) и санкционирующую часть (определение соответствующего преступлению наказания).
Некоторые из терминов, встречающиеся в обоих уставах, до сих пор не удалось объяснить удовлетворительно. Выше, при рассмотрении круга ведомства церковного суда по спорным делам, было замечено, что большая часть предметов его, упоминаемых в уставах Владимира, может быть объясняема не в частноправовом, а в криминальном смысле.
Кроме того в уставе Владимира исчисляются: умычка ( т. е. похищение лиц женского пола), – пошибание (насильственные действия, может быть изнасилование в техническом смысле по отношению к лицам женского пола), – ведство, зелейничество, потвори, чародеяния, волхвования (т. е. колдовство и волхвование в разных видах) – урекания бляднею, зельи, еретичеством (т. е. попреки или обвинение кого-либо в блядне, колдовстве и еретичестве; подобные попреки могли иметь серьезное значение, напр. девица могла потерять своего жениха; по германским законам требовалось даже, чтобы оговоренный или оговоренная очищали себя от оговора присягой с соприсяжниками; в древнейших списках устава, вместо: “еретичеством” стоит “еретичество”, так что тут имеется в виду не попрек в еретичестве, а самое еретичество, как самостоятельное преступление), зубоежа, которую объясняют различно: то в смысле особого вида колдовства, то в смысле укушения, как средства нападения или обороны во время борьбы, то в смысле употребления в пищу звероядины, т. е. животных, заеденных или закусанных зверями,- если сын бьет отца или мать, а дочь или сноха бьет свекровь, т. е. нанесение побоев и оскорбление действием со стороны детей родителям,церковная татьба, мертвецы сволочат, крест посекуш или на стенах режут, скот или псы или поткы (птиц) без великой нужды введет, или ино что неподобно церкви подеет, т. е. кража из церкви, ограбление тел умерших, срубливание креста (может быть, на могиле), вырезание частичек из стен церковных (может быть с суеверною целью, в виде предохранительного амулета), введение в церковь без всякой нужды скота, собак и птиц и т. п., так называемая неблагопристойная защита мужа женою, состоящая в том, что жена одного из дерущихся схватит за лоно другого и раздавит; скотоложство (если кого застанут с четвероножиною) – совершение обрядов языческого культа (если кто молится под овином, в роще или у воды),- аще девка дитя повержет (т. е. подкинутие девицей прижитого ею ребенка, может быть вытравление плода, а может быть и самый факт прижития).
В уставе Ярослава упоминаются еще некоторые другие преступления, напр. если кто завлечет к себе девицу и тем самым сделает ее предметом толков и пересудов, следовательно опозорит ее в глазах других, если кто одновременно с двумя женами живет, если кто поджигает гумно или двор и др.
Вообще круг ведомства церковного суда обнимал собою, судя по древним памятникам, преступления против веры и церкви, преступления в пределах семейного союза, и против целомудрия. В памятниках позднейшего времени сохраняется еще воспоминание о древнейшей практике. Так между делами патриаршего разряда в XVII в. упоминаются:
1) челобитные родителей на детей в непослушании или в каких иных неистовствах,
2) челобитные жен на мужей и мужей на жен в прелюбодеянии и иных делах,
3) челобитные рабов на господ в блудодеянии и иных насилиях,
4) челобитные женщин и детей всякого чина на насилие со стороны всякого чина людей,
5) челобитные отцов духовных на детей их духовных в непослушании и во всяком бесчинии,
6) челобитные священников на своих прихожан, отказывающихся быть детьми их духовными, по воскресным и праздничным дням и в посты в церковь не ходящих и не молящихся,
7) оскорбление бранными словами: выблядок, блудник, прелюбодей и т. п.
8) хватание за тайные уды и опростоволосение женщины.
Духовенство, а также все разряды лиц, причислявшихся к церковным людям, по преступлениям уголовным (за исключением самых тяжких) должны были ведаться духовным судом. Но общего правила о подсудности церковных людей по уголовным делам мы не знаем, а знаем лишь содержание жалованных грамот, которые, как выше разъяснено, имели характер специальных привилегий.
Правда, стоглавый собор отменил несудимые грамоты и возвел на степень общего правила, что священнический и иноческий чин подлежит святительскому суду, за исключением душегубства и разбоя с поличным, но на самом деле продолжалась прежняя практика жалованных несудимых грамот.
Обыкновенно в грамотах, определявших подсудность церковных людей, но не в широком смысле устава Владимира, а главным образом в смысле крестьян, живших на церковных землях, говорилось, что волостели и другие княжеские органы не въезжают к ним для производства следствия и суда “опричь душегубства и разбоя и татьбы с поличным”, или “опричь душегубства и разбоя”, или “опричь одного душегубства”: нередко даже в жалованных грамотах монастырям не делалось никакого исключения из правила о неподсудности жителей жалуемого селения княжеским органам.
История уголовной подсудности духовенства и других церковных людей со времени уложения 1649 г. совпадает с вышеизображенной судьбой гражданской его подсудности.
Так как в XVII в. с большей силой, чем когда-либо отстаивалась исключительная подсудность именно духовенства, а не церковных людей вообще духовному суду в смысле западно-католической privilegium fori, то собором 1667 г. и позднейшими постановлениями было запрещено “градским” судьям судить духовных лиц по уголовным преступлениям (татьба, подделка монеты, разбои, убийство, ведовство или колдовство).
Светским сыщикам дозволено вызывать обвиняемых духовных лиц к допросу в сыскную избу, но самый допрос велено производить в присутствии закащика (как представителя от духовного начальства), который должен занимать место выше сыщика при производстве допроса.
Таким образом “закащик” выступает здесь пред нами не с тою функцией, какая усвоена была ему стоглавым собором. Если оговоренные не винились, а оговорившие с трех или четырех пыток не отказывались от оговора, сыщик должен был, сковав духовных арестантов, отсылать их к архиереям, под конвоем стрельцов.
Архиерей, которому подсуден присланный, нашедши его виновным в том преступлении; в котором он оговорен, препровождал его к “градскому суду” с грамотою, дающею знать, что виновный “отлучен священства”, т. е. что с него снят сан, и следовательно он перестал быть неприкосновенным для светского судьи, подобно тому, как на западе деградация разоблачала клирика от его клерикальных привилегий, после чего виновных можно было подвергать наказанию, какое кто заслужил по законам.
Патриарх Иоаким запретил даже в 1688 г. самый распрос людей священного и монашеского чина в мирском суде у градских судей, предписывая производить очные ставки оговоренных с оговоренными и даже пытки в церковных приказах у закащиков.
Петр Великий оставил в ведомстве духовного суда: дела о богохульстве, ереси, расколе и волшебстве, некоторые преступления против нравственности и семейного союза (прелюбодеяние, двоебрачие, принуждение детей родителями к браку, исключив состоявшие дотоле в этом ведомстве блуд, изнасилование, кровосмешение, похищение, вступление в брак без согласия родителей), – оставил даже дела о похищении церковного имения, а из преступлений духовных лиц “партикулярные” преступления (как преступления против чести и против имущества), в отличие от “явных злодеяний” или “тяжких государственных дел” (как политические преступления и преступления против жизни); по этим последним следствие и суд предписано производить светскому суду, и только для снятия сана велено отсылать осужденных к духовному начальству.
В сущности к духовенству было применено правило, установленное для коллежских служителей. Именно указом 1721 г. было предписано: “о коллежских служителях, кроме членов, ежели кто впадет в какое партикулярное, а не важное погрешение, о таковых следовать (т. е. производить следствие) и судить их по усмотрению вин, штрафовать или наказание чинить, кто чему довелся, в тех же коллегиях, в которых оные обретаются”.
В последующее время круг ведомства церковного суда еще более сокращен. По действующему уставу духовных консисторий, лица светского звания подлежат духовному суду по проступкам и преступлениям, подвергающим виновного церковной эпитимии, а лица духовного звания по проступкам и преступлениям против должности, благочиния и благоповедения и, кроме того, по жалобам на них со стороны духовных и светских лиц в обидах.
а) Что касается, во-первых, лиц светского звания, то епархиальное начальство подвергает их эпитимии за те преступления и проступки, за которые по уложению о наказаниях 1845 г. было назначено очищение совести церковным покаянием, или которые обнаруживаются по делам, производившимся в консисториях, напр. по окончании бракоразводного процесса виновный в неверности супруг подвергается церковной эпитимии (не менее 2 л, и не более 7 л.), без чего он не допускается к вступлению в новый брак.
Уложением 1903 г. церковное покаяние исключено как наказание, для понесения которого светский суд до этого времени отсылал виновного к духовному начальству. Но новейшими законами церковное покаяние, по-видимому, снова восстановляется.
Затем уложение 1903 г. исключило из разряда религиозных преступлений неисполнение новообращенными уставов церкви, уклонение от исповеди и св. причастия, неприведение родителями детей к исповеди, отпадение от христианства в нехристианство и от православия в другие вероисповедания.
О симонии не говорится не только в уложении о наказаниях и в уставе уголовного судопроизводства, но даже в уставе духовных консисторий.
Из преступлений, которые в средние века на западе назывались delicta mixti fori, некоторые судятся исключительно уголовным законом, как богохульство, лжеприсяга, святотатство, растление, изнасилование, прелюбодеяние (последнее в том случае, когда оскорбленный супруг желает не развода, а наказания виновного супруга).
Некоторые же судятся с известным участием духовного начальства, каковое участие может состоять или в том, что уголовному суду предшествует суд духовный (браки в близких степенях родства и свойства, браки православных с нехристианами, четвертые браки православных, браки ранее узаконенного возраста), или в том, что уголовный суд приступает к рассмотрению дела не прежде, как истребовав от духовного начальства необходимые сведения (в делах о многобрачии сведения о совершении брака при существовании другого, в делах о кровосмешении сведения о наличности такой степени родства или свойства, благодаря которой преступная связь должна квалифицироваться как кровосмешение), или наконец в том, что приговор уголовного суда сообщается духовному суду как для решения о действительности или недействительности брака, так и для определения ответственности духовных лиц, совершивших бракосочетание (дела о браках, совершенных по насилию, обману или сумасшествию одного или обоих брачующихся).
См. св. зак. XVI, ч. 1, ст. 1011-1016.
б) Лица духовного звания подлежат исключительно духовному суду по преступлениям и проступкам против должности, благочиния и благоповедения, как относящимся к церковной дисциплине.
Под преступлениями против должности разумеются нарушения обязанностей, лежащих на духовном лице, как на должностном, имеющем на своей ответственности известный круг дел, напр. отправление богослужения и треб, исправное ведение документов и т. п. Понятия благочиния и благоповедения не могут быть разграничены одно от другого.
Это суть вообще нарушения обязанностей звания или сана духовного, каковы нетрезвость, целомудрие, неприличие в одеянии, занятие несообразными с духовным саном профессиями. Сюда могут относиться и такие поступки, которые, по общему порядку, подлежат светской юстиции по 42 ст. мир. уст. (появление в публичном месте в пьяном виде до беспамятства или в безобразном от опьянения виде).
Сюда же принадлежат дела о браках таких лиц духовного звания, которым, по законам церкви их, воспрещено вступать в брачный союз, если при этом не было совершено виновным обмана или подлога, – в последнем случае за духовным судом должен следовать уголовный.
Общие уголовные преступления духовных лиц судятся исключительно уголовным судом, с некоторыми лишь отступлениями от общего порядка уголовного судопроизводства. Так пред начатием следствия, духовное начальство поставляется в известность об имеющем быть следствии.
По делам, подлежащим суду с участием присяжных заседателей, все следственные акты отсылаются прокурором к духовному начальству, которое сообщает ему свое мнение (необязательное для суда) по обстоятельствам дела.
Приговоры, влекущие за собою лишение или ограничение прав состояния духовных лиц, для снятия с осужденных духовного сана, сообщаются в копиях подлежащему духовному начальству с назначением срока, в течение которого должно быть доставлено уведомление о снятии с осужденного сана.
Из преступлений общего характера, т. е. не состоящих в связи с религией и с церковной дисциплиной, судятся до сих пор духовным судом обиды (но не клевета и не диффамация), по жалобам на обидчиков – духовных лиц со стороны обиженных, как духовных лиц, так и мирян.
Сказанное, впрочем, относится только к священнослужителям, а не к церковнослужителям. И сами священнослужители, за оскорбление ими должностных лиц и учреждений, даже духовного же ведомства, напр. духовных консисторий, подлежат уголовному суду.
