Французскому праву дореволюционной эпохи не было известно учение об обстоятельствах, прерывающих течение давности. Течение ее начиналось со дня совершения преступления и не прерывалось ни жалобами, ни следственными действиями, ни приговорами (конечно, если за ними не следовало их исполнение[1].
Кодекс 25 сентября и 6 октября 1791, a затем и Кодекс 3-го брюмера IV года оставили эту систему. В силу постановлений этих кодексов, все преступления без различия погашались трехлетнею давностью, если только в течение этого срока не было возбуждено преследование.
При наличности его давностный срок удваивался и уголовный иск погашался в 6 лет. Нелогичность этой системы заключалась в том, что давностный срок удлинялся всегда на те же 3 года, совершенно независимо от того, было ли возбуждено преследование в начале или в конце первых трех лет.
Кутюрье, стр. 22, по этому поводу весьма основательно замечает, что было бы гораздо правильнее установить 6 лет крайним пределом уголовного иска и считать преступление погашенным давностью, если с последнего акта преследования протекло три года.
И действительно, если законодатель считает трехлетний срок достаточным для погашения известного преступления, то непонятно, каким образом вследствие того только, что против обвиняемого было возбуждено преследование, давностный срок мог удлиниться до 4, 5 и даже почти до 6 лет (если преследование было возбуждено в течение первого года).
Статья 637 ныне действующего Устава угол. судопроизводства имела в виду устранить эту неправильность. Статья эта постановляет, что если до истечения давностного срока будут “предприняты акты, направленные к исследованию преступления и к преследованию виновного (des actes d’instruction ou de poursuite), то общественный и гражданский иски погашаются только по истечении полной 10-летней давности, начиная со времени составления последнего акта”.
Для погашения проступков ст. 638, придерживаясь той же системы, требует истечения трехлетнего давностного срока. По отношению к давности, погашающей полицейские нарушения, устав усвоил воззрения дореволюционного законодательства.
Течение годичной давности, погашающей эти нарушения, не прерывается, “несмотря на составление протокола, на наложение ареста, на возбуждение следствия или преследования” (ст. 640).
Актами, прерывающими давность преступления или проступка, признаются: 1) все акты, имеющие целью обнаружить преступление, открыть преступника и собрать доказательства его виновности (actes d’instruction), 2) все акты, направленные к привлечению преступника к ответственности или к пресечению ему способов уклоняться от следствия и суда (actes de poursuite)[2].
Для того чтобы эти акты могли прерывать течение давности, они должны 1) исходить от компетентного должностного лица; они должны быть составлены чиновником, во власти которого находятся подобные мероприятия (ayant le caractere pour instruire ou poursuivre sur le fait, говорит президент Barris).
Bce действия чиновников некомпетентных – ничтожны, а quod nullum est, nullum producit effeclum. Поэтому давность не будет прервана, если преследование будет возбуждено прокурором, к кругу ведения которого данное преступление не относится[3].
И 2) акты эти должны удовлетворять всем формальностям, предписанным законом. Так, повестка, не доставленная в место жительства подсудимого, не может прервать давности[4].
Если подобные акты, удовлетворяя двум означенным условиям, будут предъявлены не в надлежащее судебное место, то, по единогласному мнению всех французских криминалистов, некомпетентность суда не помешает этим актам прервать течение давности[5].
Далее, для того чтобы акты эти могли иметь подобное значение, нет никакой надобности в том, чтобы их существование было известно подсудимому. Предписания статьи 637 распространяются и на тех причастных к делу лиц, которых упомянутые акты даже вовсе не касались.
Такая широкая постановка вопроса обусловливается тем, что во Франции течение давности считается прерванным во всех тех случаях, когда власть обвинительная выразит, надлежащим образом, намерение преследовать нарушителя закона.
Прямым последствием этого общего положения является то, что акт, направленный против главного виновника или кого-либо из участников, прерывает давность по отношению ко всем пособникам, попустителям и т. д., т. е. по отношению ко всем прикосновенным к делу лицам. Кассационный суд в толковании ст. 637 пошел еще далее.
Так, решением от 26 июня 1840 г. он признал давность прерванной: 1) когда, при исследовании одного преступления, будет случайно открыто другое. Факт этого случайного обнаружения он рассматривает как обстоятельство, прерывающее ее течение, и 2) когда другое преступление, обнаруженное таким образом, будет совершено даже и не подсудимым, а каким-либо третьим лицом[6].
Давность, погашающая преступление этого третьего лица, оказывается, таким образом, прерванною, несмотря на то, что это лицо еще не было привлечено к ответственности.
Итак, для наличности перерыва достаточно того, чтобы власть обвинительная выразила, хотя бы самым отдаленным образом, намерение преследовать виновного. И даже более: акты, бросающие только свет на событие преступления, даже если они не направлены к преследованию подсудимого, прерывают течение давности.
Понятно, что такая широкая постановка вопроса имеет своим последствием признание течения давности нарушенным в множестве случаев.
Весьма спорен во французском праве вопрос о том, могут ли обстоятельства, прерывающие давность, отстранить истечение ее на неопределенное время, или же, не ограничивается ли их применение только давностным сроком. Кутюрье, стр. 19-25 N 18, Гооребеке и Гаус интерпретируют статьи 637 и 638 в последнем смысле[7].
Они говорят, что только акты, составленные в течение 10 лет, непосредственно следующих за преступлением, могут служить исходною точкою для новой, столь же продолжительной давности.
Законодатель, по их мнению, не имел в виду признать прерывающими акты, составленные после этого десятилетнего промежутка, хотя бы от акта предшествовавшего они были отдалены менее чем десятилетним сроком.
Система эта приводит к тому, что давность, удлиняясь, смотря по времени составления актов, перерывающих ее течение на 8, 4 года или более, не может переступить за 10-летний предел от времени составления последнего из этих актов; а так как последний из подобных актов может быть предпринят только до момента истечения первых 10 лет, то понятно, что 20 лет будут крайним пределом, после истечения которого всякое дальнейшее преследование подсудимого уже окажется невозможным. Крайним пределом преследования проступков является на том же основании 6-летний срок.
Итак, писатели эти разделяют в принципе воззрения кодекса 3 брюмера IV года, но с тою только разницею, что кодекс этот, как мы видели, при наличности обстоятельств, нарушающих течение давности, безразлично удваивал давностный срок; писатели же эти, опираясь на прямой смысл постановления ст. 637 за начало новой, 10-летней давности, считают момент ее перерыва и допускают вследствие того, в промежутке времени между 10 и 20 годами, всевозможные давностные сроки, продолжительность которых вполне зависит от времени перерыва.
Отличительная черта разбираемого нами мнения заключается в том, что оно отрицает абсолютную силу обстоятельств, прерывающих течение давности. Течение ее может быть нарушено в продолжение всех первых десяти дет; затем, во второе десятилетие она уже не может быть прерванной; по истечении же 20 лет всякое дальнейшее преследование становится совершенно невозможным.
Воззрение свое Кутюрье выводит из того соображения, что постановления о перерыве давности в праве гражданском неприменимы к тому же учению в праве уголовном, и затем старается привести в соглашение это учение с началами, на которых покоится давность преступления.
Воззрение его отброшено огромным большинством французских криминалистов, его толкование ст. 637 они сочли и ошибочным, и идущим вразрез с истинным смыслом этой статьи и с духом самого закона. Виллере, стр. 176, замечает по этому поводу: “Cette interpretation toute judaique de la loi meconnait son esprit”.
По общепринятому во Франции мнению, влияние обстоятельств, нарушающих течение давности, не ограничено каким-либо сроком. Для существования их необходимо только то, чтобы между отдельными актами находился промежуток времени менее продолжительный, чем определенный законом давностный срок.
[1] Helie, стр. 636. См. также Mittermaier, Archiv des Criminalrechts 1849 года, стр. 575.
[2] К первой категории обыкновенно причисляют все меры, принятые судебным следователем во время предварительного следствия, а также и все протоколы, составленные судебно-полицейскими чиновниками и лицами, долженствующими констатировать известное нарушение; сюда относятся: мэры, жандармы, полевые сторожа и т. д.
Mangin, стр. 300; N 342. Helie, стр. 637 N 1381. Cousturier, стр. 35, а также стр 42, N 30, Hoorebeke, стр. 102 и след. Haus, стр 757 См. Morin Repertoire du droit criminel. Tome II, стр. 541, N 25.
Ко второй категории относятся: вызов обвиняемого в суд, все требования и заявления общественного обвинителя, все экспертизы и т. д. Helie, стр. 638 N 1382. Тот же автор на стр. 637 замечает “qu’on ne doit point placer au nombre des actes d’instruction ou de poursuite: les denonciations et les plaintes, les reserves du ministere public, le depot de pieces fausses au greffe et la poursuite de la partie lesee devant les tribunaux civils”.
Brun de Villeret, стр. 186 и Cousturier, стр. 43, замечают, что все процессуальные действия подсудимого, предпринятые им для собственной защиты, не могут быть признаны обстоятельствами, прерывающими течение давности. Ortolan, Elements Tome II, N 1869 и след. Marquet, стр, 90 и след.
[3] Подробное перечисление всех сюда относящихся случаев можно найти y Helie на стр. 638, Le Graverend, Tome I, стр. 15. Большинство французских писателей не признает течение давности нарушенным доносом или жалобою в том случае, если лицо, ее подавшее, не выступило гражданским истцом.
[4] Brun de Villeret, стр. 187.
[5] Cousturier, стр. 32 и 33. Haus, стр. 753. Относительно вопроса о некомпетентности суда см. особенно Carnot, Tome III стр. 618 и 644 и Tome IV стр. 237.
[6] Helie, стр, 640 N 1385, находит неправильным подобное толкование последней части статьи 637. Он и без того находит слишком строгою и распространяет постановление это только на лиц, совершивших не какоелибо другое преступление, а только то, которое вызвало данное исследование.
Brun de Villeret, стр. 214-219, N 247-251, высказывается в пользу мнения кассационного суда. Morin, стр. 541, N 26, считает жестоким и непонятным вышеупомянутое постановление последней части статьи 637.
[7] Hoorebeke, стр. 64, и Haus, стр. 755 и 756.
