Вотчина (Patrimonialherrschaft) есть форма гражданского союза, основанная на принадлежности земли князю, как собственнику.
Эта форма возникает из завоеваний, совершаемых дружинами. Мы видели, что в племени кровная связь естественно слабеет. Вместо того, для военных предприятий образуется связь другого рода, основанная на добровольном согласии лиц. Такова дружина, которая соединяется около вождя.
Дружина есть первая форма частного, или гражданского союза, возникающего по свободной воле лиц, для известного, совокупного интереса. Каждый из членов этого товарищества подчиняется вождю для известной цели, не иначе как по доброй воле; сам же он человек вольный, не подчиненный никому в мире, не знающий над собой высшей власти.
Это понятие о вольном человеке лежит в основании всего средневекового порядка, как в вотчине, так и в вольной общине. Древний человек иначе не понимал себя как членом известного общественного организма, подчиненным общественной власти. Средневековые люди, напротив, сбросили с себя всякое иго, кроме нравственно-религиозного.
Наконец, новый человек, оставаясь свободным в области частных отношений, как член гражданского общества, снова признал над собой высший порядок, который подчиняет его государству.
Полная свобода вольных людей не исключает, однако, различия положения и чести. Одни могут возвышаться над другими своими доблестями, количеством слуг, награбленным имуществом, даже родовитостью, унаследованной от патриархального быта.
В дружину могут входить племенные элементы, вследствие чего и тут сохраняется различие благородных и просто свободных. Наконец, здесь могут быть и рабы. Как замечено выше, не сдержанная высшей властью свобода одних ведет к порабощению других.
Такое порабощение является последствием самого существования дружины. Основанная для военных целей, она становится завоевательной. Это завоевание не государственное, ибо здесь нет еще государственных понятий; дружина есть частный общественный союз.
Государственные начала могут примешиваться сюда настолько, насколько они существуют у покоренных народов и усваиваются победителями. Вообще же, отношение покоренных к покорителям является не в виде общего государственного подданства, а в виде различных степеней частной зависимости.
Покоренное народонаселение становится тем более крепостным, чем дружина многочисленнее и чем более она приобретает оседлость. Напротив, при малочисленности и подвижности дружины народ сохраняет значительную степень свободы. Это именно было у нас в средние века. Земля же становится собственностью завоевателей.
Вождь, как глава дружины, считается верховным собственником всей земли; но рядом с ним дружинники приобретают частную собственность, которая вступает в различные отношения к верховной собственности князя.
С упрочением быта эти поземельные отношения становятся главным связующим началом всего общественного устройства. Они водворяют в обществе законный порядок и единство, насколько это возможно без высшей государственной власти.
Из двух начал, на которых строится гражданское общество, собственности и договора, последнее имеет характер изменчивый, зависящий от случайной воли лиц; собственность же, в особенности поземельная, служит источником самых прочных отношений.
Поэтому всякий гражданский порядок держится прежде всего отношениями собственности. Если это верно вообще, то еще более это имеет силу там, где самый государственный быт зиждется на гражданских началах.
В вотчине власть князя-собственника распространяется на все, что находится в его владениях; место общественной власти заступает здесь частная. Эта власть не безграничная; в отношении к свободным людям, поселенным на земле, она определяется заключаемыми с ними договорами; но совокупностью своих владений князь-вотчинник распоряжается, как своей частной собственностью.
Он делит свою землю по наследству между сыновьями, и тогда общество распадается: из одной вотчины образуются несколько. В распоряжении вотчиной могут иметь место все формы частного договора: вотчина продается, покупается, отдается в залог, в приданое.
Впрочем, и здесь могут установиться формы, более или менее близко подходящие к государственным. В частной собственности существуют майораты и фидеикомиссы, в которых имение остается нераздельным целым, переходящим из рода в род; то же самое может иметь место и в княжеской вотчине.
Именно, на Западе понятие о нераздельности лена повело к тому, что вотчина большей частью в полном составе переходила к старшему в роде. Младшие сыновья получали свои уделы (apanagium) лишь в качестве вассалов старшего.
В России, напротив, удельные князья становились совершенно самостоятельными владельцами. Они связывались только родственными и договорными отношениями к великому князю, который оставался номинальным главой рода, не имея никакой власти над членами[1].
Каковы же были отношения княжеской собственности к частной? Мы видели, что и дружинники сделались частными собственниками в вотчине князя. Это была вотчина в вотчине, по русскому выражению, или алод в алоде по-западному.
Разумеется, князь не мог распоряжаться лежащими в его владениях частными вотчинами, как своей; частная собственность подчинялась только верховным княжеским правам, определяемым обычаем или договорами. Но очевидно, что существование рядом этих двух прав собственности было юридической несообразностью.
Там, где, как у нас, мало был развит юридический смысл, это так и осталось, разграничение делалось практически, по обычаю или по грамотам. Но на Западе, где юридическое развитие было выше, и где ранняя оседлость дружины придавала большое значение поземельной собственности, явилась потребность установить систему поземельных отношений, исходящую из единого начала.
Князь остался единым верховным собственником земли; остальные же вотчиники сделались владельцами, которые свою землю получали в лен, то есть в потомственное пользование на известных условиях, со всеми державными правами, связанными с владением землей.
Непосредственные ленники короны, в свою очередь, передавали земли своим вассалам на тех же основаниях. Так установилась иерархия ленных владельцев, в которой публичные права и обязанности передавались совокупно с поземельным владением.
Но так как, при такой системе, подчиненное владение обнимало весьма обширные, наследственно переходящие права, то и ему юристы присвоили название собственности, различая dominium directum и dominium utile.
Такой же порядок подчинения установился и в отношении к землям, находившимся во владении лиц, более или менее крепостных, или вообще простых землевладельцев, с той разницей, что здесь подчиненное владение не связывалось ни с какими публичными правами и обязанностями, а ограничивалось чисто экономической областью.
И в этом отношении неопределенность прав, господствовавшая в древней Руси, повела к своеобразным явлениям. Земли, не находившиеся в частной собственности, а принадлежавшие свободным, так называемым черным крестьянам, считались только их владением, a землей великого князя, не как государя, ибо государственная власть одинаково распространяется на всех, а именно как собственника, в отличие от прав его на частные вотчины.
Поэтому впоследствии, несмотря на то, что эти земли крестьянами искони продавались, покупались, отдавались в наследство детям, они были причислены к разряду казенных.
Казна считала себя вправе распоряжаться ими по своему изволению и окончательно отобрала их у потомственных владельцев, которые сделались казенными крестьянами, поселенными на государственной земле и наделяемыми по душам или по тяглам. Древнее право личного потомственного владения исчезло перед казенной собственностью.
Таким образом, следы средневекового строя долго еще сохраняются даже при водворении государственного порядка. На основании этих средневековых воззрений, Людовик XIV считал себя собственником всей земли, с правом распоряжаться ею по своему произволу. Английский король доселе признается верховным собственником земли, lord paramount; но это остается номинальным титулом, без всякого юридического значения.
Отношения князя к живущим в его вотчине людям также весьма разнообразны. Они могут быть либо владельческие, либо договорные, смотря по тому, прилагаются ли они к крепостным или к свободным лицам.
Несвобода устанавливается или вследствие покорения, или добровольным вступлением в крепостное состояние или, наконец, даже просто жительством на чужой земле, по правилу: воздух делает крепостным (Luft macht eigen). Степени несвободы, равно как и положение несвободных лиц, могут также быть весьма различны.
На Западе, как уже замечено выше, при многочисленности и оседлости дружин, еще в средние века установилось большее или меньшее укрепление всего низшего народонаселения. Дальнейшее движение истории состояло в постепенном его освобождении.
У нас, напротив, при малочисленности и неоседлости дружины, рядом с классом рабов осталось свободное земледельческое население, переходившее с места на место как вольные люди.
Общее укрепление последовало уже со стороны развивающегося государства, которое требовало всеобщей обязательной службы и прочных отношений. Только в наши дни окрепшее государство в состоянии было снова водворить начало гражданской свободы. Этим Россия вступила в ряды новых государств.
Что касается до свободных слуг, то, как сказано, они не знали над собой прирожденной власти, а добровольно подчинялись тому или другому князю. Следовательно, отношения были здесь не подданнические, а договорные. Но эти отношения могли быть более или менее постоянные, и здесь опять оказывается различие между Западом и Россией.
У нас дружинники долго оставались кочевыми. Они не связывали себя постоянными договорами, а сохраняли за собой право отъезжать от князя и поступать на службу к другому. Это означалось выражением: “А боярам и слугам вольным воля”. На Западе, напротив, при оседлости дружины, княжеская служба связывалась с владением землей.
Ленники старались сохранить за собой владение потомственно. Из этого образовались наследственные служебные отношения; отсюда и более резкое разделение сословий. Вступая по праву наследства в обладание леном, владелец вместе с тем вступал на службу к господину; он приносил ему феодальную присягу.
При этом всякий раз возобновлялся служебный договор, определявший взаимные права и обязанности, весьма ограниченные и далеко не подданнические. Для всяких новых постановлений, для служб и материальной помощи, превышавших установленные обычаем или договором, требовалось согласие ленников. Отсюда начало представительных собраний.
При таких условиях могущественные ленные владельцы легко могли делаться самостоятельными государями. При ослаблении центральной власти, как случилось в Германии, это становилось даже общим явлением. Могли быть и смешанные отношения. Английский король, самостоятельный у себя, был вассалом Франции относительно находившихся в его владении французских провинций.
Таким образом, княжеская служба определялась не публичным правом, а договорным началом. Самые же должности рассматривались как собственность. При потомственных отношениях и суд, и управление большей частью связывались с владением землей и становились вотчинным правом; но иногда должность отделялась от землевладения и оставалась потомственным достоянием лица, которое держало ее, так же, как и землю, на ленном праве.
У нас, при временных отношениях князей и слуг, суд отдавался в кормление, как источник частных доходов для временного владельца. Иногда, наконец, должность отдавалась на откуп или продавалась. Во всех этих формах основание одно: воззрение на общественную должность как на частную собственность.
Это воззрение проникает все вотчинное устройство. В вотчине, как и во всяком обществе, необходимо существуют суд и власть; без этого общество немыслимо. Но суд и власть являются здесь не общественными учреждениями, проникнутыми общественным началом, а облекаются в формы частного права.
Кроме дружинников, в состав вотчины входят и другие элементы: промышленные общины, которые образуют подчиненные князю корпорации, и землевладельческое духовенство. Все они держат свои земли под князем на ленном праве, или как подчиненную собственность.
С дальнейшим развитием общественных отношений из этих трех элементов образуются сословия с присвоенными им правами и обязанностями, которые определяются специальными договорами и грамотами.
Князь-вотчинник служит для них общим центром; в случае нужды он с ними совещается и вступает с ними в переговоры на счет ожидаемой от них помощи. Так образуется сословное представительство. В этой форме вотчина получает характер всесословный. Соединяя в себе все общественные элементы в общем устройстве, она представляет переход к государственному порядку.
Таким образом, можно различать вотчину дружинную, основанную на отношениях князя к дружине, вотчину поземельную, видоизменениями которой являются вотчина феодальная, основанная на ленных отношениях, и вотчина удельная, где преобладает княжеская собственность, делящаяся по наследству, как частное владение, наконец вотчину сословную, где вокруг князя собираются сословия, каждое с своими частными привилегиями и вольностями.
Эти формы представляют самое историческое развитие вотчины и переход ее в государство. Водворение государственных начал происходит постепенно.
Князь-вотчинник естественно старается увеличить свои владения. Для сохранения силы устанавливается право первородства; вотчина перестает дробиться между наследниками. К этому присоединяется теократическое понятие о божественном происхождении власти, вследствие которого князья начинают смотреть на себя как на представителей высшего порядка.
Наконец, самые практические потребности общества ведут к установлению единой верховной власти. Вотчина, таким образом, преобразуется в государство. Однако следы прежнего вотчинного устройства долго еще сохраняются и перемешиваются с понятиями чисто государственными.
Резкой границы здесь, как и вообще в переходных формах, установить нельзя; но противоположные начала частного и публичного права проявляются с полной ясностью и дают возможность юридической оценки явлений.
[1] См. в моих «Опытах по истории русского права» статью о «Духовных и договорных грамотах великих и удельных князей»
