Из этого общего правила вытекают следующие последствия:
А) Обстоятельства, уменьшающие виновность лица, понижая и смягчая наказание, должны оказывать соответствующее влияние и на давность; и если преступление, при отсутствии этих обстоятельств, погашается более продолжительным сроком, то при их наличности оно должно погашаться в течение срока менее продолжительного.
Само собою разумеется, что это понижение возможно только, когда наказание, таким образом смягченное, переходит из одной категории давностных сроков в другую. Если же обстоятельства эти понижают только меру и степень наказания, не оказывая никакого дальнейшего влияния, то для давности это понижение не имеет никакого значения.
Во французской судебной практике и литературе особый интерес получил вопрос о том, в течение какого давностного срока должно погашаться преступление, которое, вследствие наличности некоторых смягчающих обстоятельств, влечет за собою не уголовное, а исправительное наказание.
Наказания уголовные (peines afflictives ou infamantes) погашаются, как известно, десятилетнею давностью, а наказания исправительные (peines correctionelles) давностью трехлетнею.
Применяя к этому случаю начало, нами выставленное, мы высказываемся в пользу последней, более краткой давности. Эли и Кутюрье приходят к тому же результату. Манжен, Виллере и большинство французских криминалистов высказываются в противоположном смысле.
Они утверждают, что смягчающие вину обстоятельства, умаляя строгость наказания, не видоизменяют характеристики самого деяния и что вследствие этого преступление будет погашаться десятилетнею давностью, даже и в том случае, если оно повлечет за собою исправительное наказание[1].
Воззрение это образовалось под влиянием принятой французским правом системы тройственного деления противозаконных деяний на преступления, проступки и нарушения.
Манжен и другие писатели говорят, что обстоятельства, уменьшающие виновность лица, не видоизменяют существа самого преступления и что на квалификацию его влияет только то наказание, которое определено за это преступление, рассмотренное вне всякого влияния подобных обстоятельств (abstraction faile de ces circonstances).
Ho с этим-то именно и нельзя согласиться. Говоря о том, что преступление погашено давностью, мы всегда имеем в виду известное определенное деяние, со всеми обстоятельствами, при которых оно было совершено и которые, следовательно, должны иметь то или другое влияние на его наказуемость.
Преступление, учиненное несовершеннолетним, менее наказуемо, чем то же преступление, совершенное взрослым. В глазах закона оно менее преступно, оно вызывает менее строгую реакцию, и вследствие того оно должно погашаться менее продолжительною давностью.
Далее, французское законодательство, разграничивая три указанные нами категории, принимает за руководящее начало наказание, определенное за нарушение. Так, ст. 1 уголовного кодекса постановляет:
“Нарушение, которое законы карают полицейским взысканием, есть contravention. Нарушение, которое закон карает исправительным наказанием, есть проступок – delit. Нарушение, за которое закон определяет уголовное наказание, есть преступление – crime”.
Итак, если известное деяние влечет за собою исправительное наказание, то мы не видим никакой разумной причины для того, чтобы не признать его проступком. Te доводы, которые приводит против этого Виллере, лишены всякой убедительной силы[2].
В практике французского кассационного суда мы не встречаем однообразия. Решения его высказывались то в пользу одного, то в пользу другого из приведенных нами воззрений.
Для русской судебной практики весь этот спор не имеет никакого значения. Применение давности к преступлениям, совершенным малолетними, не может представить собою никаких затруднений. При определении продолжительности давностного срока следует, по общему правилу, определить преступность известного деяния и величину сопряженного с ним наказания.
Так, если 13-летний ребенок совершит с разумением кражу предмета, ценность которого превышает 300 рублей, то на основании ст. 1633 и п. 3 ст. 138 Уложения он должен быть приговорен к заключению в смирительный дом, т. е. к наказанию, которое, за силою п. 3 ст. 138 Уложения, погашается пятилетнею давностью. Если бы та же кража была совершена взрослым, то вина его погасилась бы в восьмилетний срок.
[1] Поводом к этому спору послужили некоторые преступления, учиненные несовершеннолетними, не достигшими 16-летнего возраста. В силу статьи 67 кодекса, за совершение ими сознательно, avec discernement, преступлений, влекущих за собою уголовное наказание, они приговариваются к заключению в исправительные тюрьмы, emprisonnement correctionnel.
Кассационный суд (arrets des 10 Avril 1818, et 2 Avril 1825Mangin, стр. 273, примечание 2-е) неоднократно высказывался в том смысле, что это смягчение было исключительно обусловлено слабостью несовершеннолетних и что оно нисколько не видоизменяло существа самого преступления, и что, наконец, то исправительное наказание, которому подвергался виновный, все-таки было вызвано преступлением.
Закон 25 июля 1824 г. произвел большую перемену в этой юриспруденции. Преступления несовершеннолетних были отнесены им к ведению судов исправительной полиции. Кассационный суд (arrets du 27 Juin, du 2 Fevrier 1832 et du 21 Mai 1841 – см. особенно последнее решение, текст его можно найти y Виллере, стр. 164) оставил свою прежнюю систему.
Решения эти были мотивированы тем соображением, что квалификация деяния проступком обусловливается, с одной стороны, подсудностью его судам исправительным, а с другой стороны, величиною сопряженного с ним наказания, что, следовательно, деяния несовершеннолетних должны быть признаны проступками и как таковые должны погашаться трехлетнею давностью.
Mangin. стр. 274, на это замечает, что законодатель не ставит квалификацию известного деяния в зависимость от подсудности его тому или другому трибуналу, что часто суды уголовные (les cours d’assises) ведают проступки, которые через это еще не приобретают значения преступлений; что моментом, решающим вопрос о принадлежности деяния к преступлениям или проступкам, является наказание, определенное за него, и что, наконец, сам Закон 23 июля 1824 года деяния несовершеннолетних назвал преступлениями (les individus de moins de seize ans, qui sont prevenu de crime).
На основании всех этих соображений Mangin высказался в пользу применения к подобным случаям 10-летней давности. Одним из результатов такого взгляда на этот вопрос является то, что если эти лица впоследствии совершат такое же преступление, то на них будут смотреть как на рецидивистов.
Если же, напротив, их прежнему деянию будет придано значение проступка, то новое преступление не будет подходить под понятие о повторении. В этом смысле были постановлены указанные выше решения Кассационного суда от 27 июня и 2 октября 1828 года и от 9 февраля 1832 года. См. Hoorebeke, стр. 204 и след.
Различные мнения были также высказаны по поводу вопроса о продолжительности давностного срока в тех случаях, которые хотя и отнесены законом к преступлениям, но вследствие признания присяжными виновного в состоянии аффекта влекут за собою только исправительное наказание.
Кассационное решение от 17 января 1833 года определило, что в подобных случаях должна быть применяема давность десятилетняя, т. е. давность, погашающая преступление. Chauveau et Helie (Theorie du code penal, Tome I стр. 138) оспаривают это решение.
По их мнению, согласиться с ним нельзя потому, что деяние, в ней упомянутое, имея своим последствием исправительное наказание, должно быть отнесено к категории проступков, погашаемых трехлетнею давностью. См. Weis, Das Strafgesetzbuch, стр. 267. Сходно с решением от 17 января 1833 года решение от 18 апреля 1834 года.
Мотивировано оно следующим образом: attendu, que la declaration des circonstances attenuantes ne fait que reduire la peine, mais ne change pas la nature du crime. Helie, Traite de l’action publique, Tome I стр. 613 N 1353, замечает на это: наказание есть единственный масштаб для квалифакации деяния, но как же признать известное деяние преступлением, когда оно влечет за собою исправительное наказание.
По этому вопросу смотри также Breidenbach’a, Commentar, I. 2. стр. 683, Oppenhoff, стр. 116, примечание 2 к § 46, высказывается в диаметрально противоположном смысле. Обстоятельствам, уменьшающим виновность лица, он не придает никакого значения. По его мнению, руководящее значение может иметь только наказание, определенное за преступление, взятое в его видовом понятии.
Так, преступление малолетних хотя и влечет за собою значительное смягчение наказания, но на давность смягчение это не имеет никакого влияния. Этим началом руководствовалась до сих пор прусская практика. Смотри решение обер-трибунала от 10 января 1861 года. Goltdammer’s Archiv Band IX, стр. 129.
Даже Бернер находит воззрение Оппенгоффа слишком строгим. Сходно с Оппенгоффом смотрит на этот вопрос и Круг, Commentar ст. 200, примеч. 3 к ст. 109 Саксонского уложения. Oberappellations – Gericht в Дрездене решил этот вопрос в том же духе. – Temme, Archiv fur die strafrechtlichen Entscheidungen, 3-ter Band, 1856, стр. 102.
[2] Brun de Villeret, стр. 167, говорит, что общественный порядок нарушается в одинаковой степени, будет ли преступление совершено взрослым или малолетним, и что смягчение наказания, определяемого последним, нисколько не изменяет характера их деяния. С этим нельзя ни в каком случае согласиться.
Наказание, которое влечет за собою преступление, указывает на то, в какой степени известное преступление потрясает общественный строй. Если преступления несовершеннолетних караются с особенной мягкостью, то это показывает, что законодатель признает их менее опасными и что они вызывают менее строгую и менее продолжительную реакцию.
