Этот тезис[1] прежде всего устраняет одну, в сущности пустую контроверзу, в прежнее время часто появлявшуюся в патентной литературе, а именно, можно ли выдавать патенты на изобретения, явно противоречащие законам природы (напр., закону тяготения, закону инерции удельного веса и т. д.)?
В Проекте I была ст. 56, исключавшая из патентирования “изобретения, явно противоречащие законам природы”; для большей осторожности в Проекте I было прибавлено: “напр., вечные двигатели”; но даже и эта формула показалась опасной Министерству юстиции, которое высказало тонкое “сомнение, не устраняется ли таким способом пытливость изобретателей от самых великих открытий, так как законы природы познаются постепенно”[2].
В возражениях Министерство Финансов правильно указало, что всякое сомнение будет толкуемо в пользу изобретателя[3], а также что именно у нас в России при малом развитии образования невозможно выдавать патенты и брать пошлины за “изобретения явно нелепые”[4].
Государственный совет вычеркнул всю формулу, считая, что “пункт б представляется излишним, так как из смысла ст. 1 проектируемого положения явствует, что привилегии могут быть выдаваемы только на осуществимые изобретения”[5].
В конце концов, надо признать, что контроверза получила правильное решение при ошибочной мотивировке. Само собою разумеется, что особо упоминать в законе о “невозможных изобретениях” как о лишенных защиты, конечно, нет необходимости.
Но столь же очевидно, что подобные выдумки не только не “применимы в промышленности”, но еще и вовсе не составляют изобретений. В них нет решения проблемы; они не указывают, как надо поступать для того, чтобы достигнуть поставленной цели.
Ошибка, конечно, не есть решение. Поэтому правильная мотивировка должна была бы ограничиться указанием на то, что все perpetua mobilia и т.п. выдумки не суть изобретения.
Практика придерживается мотивировки Государственного совета. Она отказывает в патентах на неосуществимые выдумки, “так как вследствие недостижимости ожидаемых результатов предлагаемый двигатель не может быть причислен к изобретениям, сделанным в области промышленности”[6].
Из тезиса, что изобретение есть решение проблемы, вытекают, кроме указанного выше, еще два более важных следствия; одно – положительное, а другое – отрицательное.
Начну с последнего. Решением проблемы, как я указал выше, называется указание такого принципа, пользуясь коим как нормой деятельности можно достигнуть данного результата. Из этого следует, что изобретение не предполагает полного научного выяснения связи между причиной и получаемым следствием.
Изобретатель обыкновенно идет немного впереди научного деятеля: он работает с большим дерзновением и потому нередко проникает в области, еще не освещенные лучом точной науки. От него требуют, как от знахаря, только определенного указания на то, что при таких-то условиях получается такой-то результат.
Поэтому было бы в высокой степени ошибочным отказывать в патенте потому, что изобретатель, например, “не умеет научно установить, путем каких реакций получает он данный результат”, или (особенно часто встречаемый на практике случай!) “потому, что он, очевидно, искажает основные химические законы”[7].
Патент вообще не призван быть научным трактатом: пусть теоремы, основываясь на которых изобретатель строит свой прибор для вычерчивания эллипса из одного центра, неверны; если прибор действительно вычерчивает эллипс – он представляет изобретение[8].
Указанное отрицательное условие нужно доводить до крайних его последствий даже и в тех случаях, когда они невыгодны для изобретателя. Например. Если изобретатель остановился на пороге изобретения и не добился результата не потому, что он стоял на неверной дороге, а потому, что он, исходя из ложных научных посылок, не поверил в возможность достижения данного результата, – он не сделал изобретения.
Конкретно: сто лет тому назад Malouin выдумал способ предохранять железо от ржавчины, покрывая его слоем цинка[9], но не применял его к железным трубам, за невозможностью оцинковывать их внутри; много позднее было указано, что железную трубу достаточно оцинковывать снаружи, для того чтобы устранить ржавление также и изнутри.
Поэтому если бы даже и было доказано, что Malouin случайно изготовлял оцинкованные снаружи трубы, но был уверен, что они должны ржаветь внутри, то этот факт не служил бы доказательством сделанного им изобретения
Изобрел данные трубы Vоltа, указавший, что они не ржавеют. Правильное научное объяснение не требуется от добившегося результатов, а ложное – не искупает вины человека, остановившегося на полпути.
Положительное следствие может быть формулировано так. Решение проблемы относится по необходимости к миру идей. Поэтому важным началом патентного права является именно признание простой, но долгое время несознанной истины, что сущность изобретения не исчерпывается теми материальными предметами, в коих оно воплощено[10].
Лучше всего явствует эта истина в изобретениях, имеющих своим предметом какие-нибудь способы производства, т. е. прямо-таки лишенных материального воплощения. Но и всякая машина, орудие, прибор, аппарат индивидуализируются в патентном праве только постольку, поскольку они могут быть выражены в виде единой технологической идеи.
Патент защищает не данную машину и даже машину данной формы, а вообще машину, достигающую данного результата благодаря осуществлению данных принципов.
Если ацетиленовый генератор регулируется в газообразовательной своей способности тем, что излишний газ давит на стенки сосуда с водой и тем заставляет воду отходить от приемника с карбидом, то можно сделать бесчисленное количество непохожих друг на друга приборов, которые все будут воспроизводить именно это изобретение[11].
Изобретение всегда невещественно[12].
[1] Schanze выставляет как особый и необходимый признак изобретения его повторяемость, указывая, что изобретатель не может называть себя таковым, пока он не в состоянии воспроизвести добытый результат; я думаю, что нет надобности специально оговаривать этот признак: пока Б. Шварц не сообразил, чем достигнут весь эффект взрыва, можно было говорить о происшествии, а не об изобретении как правиле человеческой деятельности.- См. Staub, Patentrechtliche Eroterungen, 1888, стр. 7 и Kohler, Forschungen etc., стр. 10
[2] Представление министра финансов, N 5641, стр. 12.
[3] Ibidem, стр. 142
[4] Ibidem, стр. 142 и 36.
[5] Журнал N 110 (Арх. Госуд. совета), стр. 4.
[6] Я не делаю ссылок на номера подлинных дел Комитета по техническим делам, из коих я черпаю указания на “практику”. Эти ссылки ввиду недоступности “дел” посторонним лицам были бы излишним балластом.
[7] F.W. Clarke, “The relation of abstract scientific research to practical invention, with special reference to chemistry and physics”, в Celebration, стр. 303-311. См. Reichsgericht, 9 июля 1898 г., Patentblatt, 1900, стр. 55: “Es kommt gar nichts darauf an ob die physicalische Ursache fur die Wirkung angegeben ist. Mit der Herstellung der zweckentsprechenden Einrichtung war die Erfindung gemacht”
[8] “Indeed it is not necessary that the in inventor should himself understand the abstract principle, which his invention brings into use”. Andrews v. Hovey (1883), Robinson, I, стр. 125.
[9] Renouard, Op. Cip., стр. 283
[10] J. Kohler, “Die Erfindungsconception”, в Forschungen aus dem Patentrecht, Mannheim, 1888, стр. 41-43; он же в Iherning’s Jahrbucher, XXVI, стр. 424.
[11] R. Klostermann, Das Patentgesetz fur das deutsche Reich, Berlin, 1877, стр. 227
[12] Само изобретение невещественно, как и всякая другая идея: но закон не считается с ним до тех пор, пока эта идея не облечется по крайней мере в одну из возможных форм ее овеществления.
В этом смысле надо понимать решение Detmold v. Reves (Robinson I, стр. 180): “The patent must be for thing, not for an idea merely”. В этом же смысле овеществленной идеи нужно понимать неудачно выбранный у Klostermann’а термин “Form” (Patentgesetzgebung etc., 1876, стр. 16; не понят этот термин Gareis’oм, Patentgesetz, 1877, стр. 26; наоборот, понят у Rosenthal, Patentgesetz, 1881, стр. 42-43).
Правильно R. Wirth, “Die Abhangigkeit des Patentschutzes von der Erkenntniss der Erfindung”, в Zeitschrift fur gefterblichen Rechtsschutz, 1, стр. 53: “Die Erkenntniss, welche zum Thatbestand der Erfindung gehort, muss wenigstens in der Augabe der thatsachlichen Zusammengehorigkeit eines individuellen Mittels und eines individuellen Erfolges gipfein”. См. Hartig, Studien, стр. 132.
