Период императорского самодержавия существенно отличается как во внутренних, так и международных отношениях от эпохи республиканского Рима. Когда императорская власть сменила республику, римский народ уже разрешил свою историческую задачу. Почти весь orbis terrarum подчинялся его власти, и “вечный город” озабочивали теперь более междоусобия внутри его владений, чем новые завоевания.
Вместе с тем порядок внутренней его жизни запечатлен таким широким космополитическим взглядом на отношения между народами, входящими в его состав, который не встречается ни в какой другой период древности, ни в средние века, и который снова получает право гражданства только в новейшее время[1].
В эпоху империи завершилось то общественное и государственное объединение различных подчиненных Риму земель, начало которому было положено еще во время республики.
Благодаря высокой культуре и цивилизации римского народа, его язык, образование, политические и правовые воззрения быстро усваивались в провинциях, и в императорское время, в культурном и социальном отношении, провинциалы уже ничем не отличались от Римлян и Итальянцев. Единственное отличие, которое продолжало еще их разделять, заключалось в политическом неравенстве, которое упорно отстаивала патрициальная знать.
Однако римские императоры и преимущественно те из них, которые вышли из среды демократов, мало-помалу стерли и это последнее различие между победителями и побежденными; один за другим они распространяли права гражданства, принадлежащие римскому и итальянскому населению, на отдельные провинциальные города и области.
Наконец, конституция Антонина Каракаллы совершенно уравняла в политических правах все без исключения римское население.
Таким образом, в результате императорский Рим представляет одно внутренне сплоченное и политически организованное тело, все части которого подчинялись однообразным законам, суду и администрации.
Поэтому о международных отношениях внутри Римской империи, собственно, не может быть более речи: все сношения, которые совершались между отдельными ее частями, в границах ее территории, происходили теперь не между членами различных народов, но подданными одного государства.
Что касается сношений ее с европейскими варварами и азиатскими народами, Риму не подчиненными, то они имели отрывочный, случайный и исключительный характер.
В заключение очерка международных отношений древних Римлян остается решить вопрос: знали ли они международное право, права и обязанности, которые должны быть уважаемы во взаимных сношениях между государствами?
Решение этого вопроса не представляет исключительно исторический или чисто научный интерес, но имеет и большую практическую важность, потому что до настоящего времени многие писатели по международному праву находят возможным искать у римских юристов основания для разрешения не только различных юридических вопросов, которые возникают в сфере гражданского оборота между частными лицами, подданными различных государств, но и недоразумений и споров между самими государствами, в их взаимных отношениях[2].
Мы рассмотрим главнейшие доводы, приводимые в пользу того, что римский народ и его юристы имели понятие о международном праве в современном смысле этого слова.
Во время республики, и еще раньше, в Риме была известна особая отрасль права, так называемое jus feciale, содержание которого составляли различные формулы и обряды, применяемые, в случае объявления римским сенатом войны или заключения трактатов, особым классом жрецов-фециалов, которые играли роль представителей Римлян в их международных сношениях.
На этом основании некоторые ученые полагали, что отношения древних Римлян к другим народам определялись началами права, что вмешательство фециалов предупреждало несправедливые войны и обеспечивало соблюдение договоров[3]. По мнению защитников этого взгляда, фециалы были не только посредниками в переговорах своего государства с другими народами, но и решали вопросы войны и мира.
Однако этого высокого мнения о фециалах источники не подтверждают; они не дают ни одного примера, чтобы фециалы когда-либо отказывались от исполнения предписаний, данных им сенатом или консулами; напротив, они всегда соглашались с ними.
Отсюда мы должны заключить, что или все войны Римлян с другими народами были справедливы и разумны, или что фециалы всегда были убеждены в совершенной законности этих войн и согласии их с правом. Но трудно допустить как то, так и другое; по крайней мере история показывает, что далеко не все римские войны основывались на правде и справедливости.
Поэтому должно согласиться с другим взглядом, именно – что фециалы исполняли в известных случаях торжественные обряды, предписываемые фециальным правом, как должностные лица, без всякой оценки причин и мотивов, их вызывавших, и что, следовательно, само применение фециального права было лишь пустою обрядностью, свидетельствовавшей о крайнем формализме римского народа, но никак не о сознании им необходимости права и порядка в международных отношениях[4].
Нисколько также не убедительны заключения, выводимые из существования у Римлян известных понятий относительно неприкосновенности личности посланников (legati)[5]. Римляне сами отправляли и принимали у себя посольства от иностранных государств. Но они сознавали их личную неприкосновенность настолько, насколько сознают ее все народы, даже полудикие племена внутренней Африки.
В темных известиях, дошедших до нас о древних международных третейских судьях, называемых recuperatores, точно так же нельзя видеть доказательства, что Римляне знали международное право.
Под именем recuperatores разумелись лица, избиравшиеся римским народом и другим, с которым он вступал в договор, для решения как вообще споров, которые возникли бы между подданными этих народов, так и недоразумений между самими государствами, порожденных исполнением договора.
Впрочем, и права, и обязанности, и самое назначение таких судей представляются, на основании источников, крайне неопределенными. Несомненно одно, что они утверждались не иначе, как на основании и по поводу заключения трактатов и, следовательно, если и допустить, что случаи их назначения действительно имели место, то вызывались исключительными обстоятельствами и бывали редко.
В качестве судей между подданными различных государств recuperatores сделались излишними, когда стал развивать свою судебную деятельность praetor peregrinus, разбиравший все тяжбы, в которых участвовали иностранцы[6].
По-видимому, наиболее убедительным доводом в пользу того, что Римляне знали международное право, служит римское jus gentium.
Действительно, существование этого “права народов” дает основание даже весьма компетентным современным писателям поддерживать мнение, что jus gentium древних Римлян есть современное международное право цивилизованных народов[7]. Но на самом деле смысл и значение jus gentium совершенно другие.
Как известно, первоначальные юридические воззрения Римлян, их строгое jus civile отличались духом крайней исключительности и варварства, которые не давали возможности ни применять римские законы к иностранцам, ни распространить их среди других народов, которые подчинились Риму.
Однако мало-помалу, под влиянием развивающихся международных сношений, эти воззрения изменялись, и узконациональное римское гражданское право все более и более принимало универсальный характер.
По мере того как римляне распространяли свое владычество и приходили в соприкосновение с другими народами, с их политическими учреждениями, законами и обычаями, римские юристы все более убеждались, что те правовые начала, которые они считали исключительно своими, существуют также у других народов, с которыми Римляне никаких сношений не имели, которых они презирали и против которых вели беспощадную войну.
На основании этого опыта они увидели, что кроме гражданского права, свойственного определенному народу, существуют еще общие принципы этого права, определяющие семейные, имущественные и обязательственные отношения существенно одинаково у всех народов, – право народов, jus gentium[8].
Такое общенародное право имеет своим источником, очевидно, не законодательную власть, но естественный разум (naturalis ratio), т.е. человеческую природу, ее законные интересы и потребности.
Понятно само собой, что чем более римские юристы проникались сознанием общности правовых понятий у всех народов, тем более в применении своего jus civile они отказывались от старого, формального истолкования, тем более голос справедливости (aequitas) получал перевес над строгим правом (jus strictum).
Отсюда следует, что jus gentium играло огромную роль в истории развития римского права. Приняв в себя общечеловеческие начала, лежащие в основании права всех народов, оно распространилось не только в древнем мире, но и сделалось источником гражданско-правовых законов и всего юридического образования современных образованных народов.
Но jus gentium имеет своим предметом не международные отношения, но совокупность основных правовых принципов, определяющих отношения между частными лицами и общих всем народам[9].
Поэтому оно не может служить ни доказательством существования международного права в древнем мире, ни тем более источником, из которого могли бы быть почерпнуты начала для определения современных международных отношений[10].
[1] Ср. Laurent. Histoire, III, p. 275: „L’empire romain donne la paix au monde: mais cette paix était plus apparente que réelle”.
[2] Phillimore. Commentaries upon the International Law, t. I, p. 31: „The Roman law may in truth be said to be the most valuable of all aids to a correct and full knowledge of international jurisprudence of which it is indeed, historically speaking, the actual basis”. Muller-Jochmus. Geschichte des Völkerrechts, S. 134: „Das Völkerrecht wurde in Rom zum Gesetz”.
[3] Hugo Grotius. De jure belli ac pacis (ed. 1746), lib. II, cap. XXIII, IV: „ita sententiarum eas sequendas quae plurimis praestantissimisque nitantur auctoribus. Sic Romani veteres non nisi consulto collegio fecialium ad id instituto, Imperatores Christiani vix nisi auditis Episcopis, bella suscipiebant, ut si quid esset quod religionem posset injicere, ejus monerentur”. Ward. Enquiry into the foundation and history of the Law of Nations, t. I, p. 189.
[4] О действительном значении римских фециалов см. Marquardt. Römische Staatsverwaltung, Bd. III, S. 398 flg. Срав. также Weiss, Le droit fétial et les fétiaux à Rome. Paris 1885.
[5] Caesar. De bello Gallico, III, 9: „Legati, quod noraen apud omnes nations sanctum inviolatumque fuisset.” Срав. Müller-Jochmus. Geschichte, S. 150, § 71.
[6] Sell. Die Recuperation der Romer. Bonn 1837, S. 139 flg. Voigt. Das jus naturale, aequum et bonum, IV, 136. Karlowa. Der römische Civilprocess zur Zeit der Legisactionen. Сар. V: Die Recuperationsprozesse. Müller-Jochmus. Geschichte des Völkerrechts, S. 145. Laurent. Histoire, t. III, p. 29.
[7] См. также Voigt. Das jus naturale etc., Bd. II, Abth. I, S. 24, Anmerkung.
[8] Известно классическое определение jus gentium у Гая (Inst. 1,1): “Quod vero naturalis ratio inter omnes homines constituit, id apud omnes populos peraeque custoditur vocaturque jus gentium, quasi quo jure omnes gentes utuntur. Et populus itaque Romanus partim suo proprio, partim communi omnium hominum jure utitur”.
[9] Сравн. Savigny. System, Bd. I, S. 111, § 22. См. также о понятии «Jus gentium» превосходный труд Voigt. Die Lehre vom jus naturale, aequum etc. Bd. I, 64 flg.; 399 flg.
[10] Видеть в абстрактных рассуждениях Цицерона (De officiis, I, 11; De egibus, III, 20), целую «теорию международного права», как Wheaton (Histoire, I, 17) и Calvo (Droit international, I, 3), нам кажется совершенно невозможным.
