В исторической действительности государства[1] представляются весьма разнообразными, и различия их устройства сказываются не только в частностях и подробностях, но и в самых основных началах государственного строя и налагают определенную окраску на весь склад государственной жизни.
Республики и монархии, единые государства и государства сложные представляют резкие особенности во всех своих учреждениях, во всех своих отправлениях. Выясняя общие положения государственного права, необходимо всегда иметь в виду эти различия.
Вместе с тем, характеристика государственного строя нашего отечества может быть сделана с надлежащей сознательностью и определенностью только путем сравнения нашего государственного быта с иными типами политической организации. По всему этому вопрос о классификации государственных форм имеет огромное значение для науки.
Вопрос о классификации государства имеет свою весьма любопытную историю. По мере того, как политическая жизнь выдвигала новые вопросы, менялись и основания для группировки различных типов государственной организации.
В политических теориях древности главным вопросом был вопрос о том, как подчинить личные, частные интересы правителей общим интересам государства. К этому основному вопросу сводилось все содержание политических учений греков и римлян.
Государство было тогда единственной формой человеческого общения, захватывавшей все стороны человеческой жизни и потому совершенно поглощавшей человеческую личность. При таких условиях не могло возникнуть вопроса ни об индивидуальной свободе, ни об отношении государства к другим общественным союзам.
Вся политическая мудрость сводилась к такой организации правительства, которая бы обеспечивала подчинение частных интересов правителей общим интересам государства, и с этой точки зрения самым важным различием государств естественно считали различие в организации правительства, более или менее предотвращающей возможность возобладания личных интересов правителей над общими интересами целого государства.
Средневековая политическая литература выдвинула, как основную свою задачу, разрешение вопроса о соотношении государства и церкви. Это был очень важный шаг вперед. Этим в корне подрывалось античное учение о всепоглощающем могуществе государства, о совершенной его природе, как самодовлеющего союза.
Средневековое государство уже не могло притязать на подобную всеобъемлющую и самодовлеющую полноту; оно перестало быть единственной формой человеческого общения, удовлетворяющей всем сторонам человеческой жизни. Наряду с ним и выше его стала церковь, впервые указавшая границы государственному всемогуществу.
Но разработка вопроса о взаимных отношениях государства и церкви не могла вызвать собою новой постановки учения о различии форм правления. В отношении к церкви все формы государственного устройства были безразличны.
И действительно, во всей средневековой политической литературе нельзя найти ничего нового, ничего своеобразного по вопросу о классификации государств. Средневековые политики лишь повторяют учения Аристотеля, Полибия, Цицерона, ничего не прибавляя к ним своего.
С XVI столетием политическая жизнь европейских народов выдвигает новый вопрос. В древности государство поглощало собой и общество, и личность; в средние века государству противопоставлялась церковь. Теперь стали противополагать ему личность.
Обеспечение личной свободы, ограничение в ее интересах государственной власти – вот основные темы политических теорий XVI, XVII и в особенности XVIII века. Развиваясь все более и более, они приводят в конце концов к чисто отрицательному воззрению на государство.
Из совершенного, самодовлеющего союза оно превращается в лишь по необходимости терпимое зло. Подчинение личных интересов правителей общему благу государства тут оказывается уже недостаточным. И интересы самого государства подчиняются всеопределяющей индивидуальной личности.
Сообразно с этим политическая теория совершенно перестраивается. Организация правительства получает сравнительно второстепенное значение: основным вопросом становится вопрос о положении личности в государстве, об ее отношениях к власти.
Отсюда само собой получается и иная группировка форм правления. Основным признаком, по которому совершается группировка различных форм государственного устройства, является уже не организация правительства, а отношение его к индивидам, составляющим государство.
Господство индивидуализма в политических теориях сохраняется до половины настоящего столетия. С сороковых, приблизительно, годов сказывается мало-помалу иное направление. Вопросы о соотношении личности и государства отступают на задний план, и на смену им является новый, неведомый доселе вопрос об отношении государства к обществу.
Правда, уже в средние века государству противопоставлялась церковь. Но тогда и церковь, по крайней мере западная церковь, облекалась в формы государственного строя и стремилась к внешней принудительной власти, к земному властвованию, стремилась стать государством.
Поэтому вся средневековая литература по вопросу о взаимоотношении церкви и государства не привела все-таки к возникновению идеи общества, как самостоятельной, независимой от государства формы общения. Понятие общества в этом смысле слагается только с начала настоящего столетия.
К половине настоящего столетия уже вся политическая теория получает новое основание: кардинальным вопросом современных политических теорий служить вопрос об отношении государства к обществу и все современные политические учения получают в известной степени социальную окраску. Получает такую окраску, в частности и вопрос о классификации форм правления, главным образом в учении Лоренца фон Штейна.
Чтобы ориентироваться в последовательно сменявших друг друга разнообразных классификациях различных типов государственной организации, безусловно необходимо иметь в виду эту последовательную смену основных вопросов политической теории. Иначе, изучая их, не уловить руководящей нити.
В нашей литературе имеется убедительное тому доказательство в весьма, впрочем, почтенном труде проф. Зверева. Автор весьма добросовестно собрал в своем исследовании огромный материал, но задался несчастною мыслью взглянуть на изучаемый вопрос, как на чисто логическую проблему.
Как будто вопрос лишь в том, чтобы установить логически правильную классификацию. Но логически правильных классификаций может быть несколько, смотря по тому, для какой цели устанавливается классификация.
Аристотель или Полибий, Монтескье или Кант, устанавливая свои классификации форм правления, имели, конечно, в виду не логические упражнения. Их цель была сгруппировать различные типы государств по различиям, выражающимся в том, что имеет значение главного, основного вопроса в политической теории.
Но ни теории политические, ни жизнь государственная не остаются неподвижными. С течением времени выдвигались все новые и новые проблемы политической теории, и сообразно с этим по необходимости изменялась и классификация форм правления.
Проф. Зверев не обратил внимания на эти жизненные вопросы политической теории, определившие собою перемены в классификации форм правления, и подошел к вопросу с отвлеченной, схоластической меркой.
Этим объясняется, конечно, почему не только его исследование не привело ни к каким определенным выводам, но при всей обширности страдает такими крупными пробелами, как совершенное умолчание о блестящем и совершенно оригинальном противоположении монархии и республики, принадлежащем Л. Штейну; между тем другим немцам, только пережевывающим чужие мысли, дано очень много места.
Из мыслителей древности вопрос о классификации форм правления всего обстоятельнее был разработан Аристотелем и Полибием. Вместе с тем в их учениях ясно сказался исключительный интерес древних к вопросу об организации правительства. Отношение государственной власти к личности и к общественным союзам вовсе не принимается в соображение.
Аристотель устанавливает двоякую классификацию форм правления. Он различает, во-первых, правильные и неправильные, искаженные формы правления, по различию цели руководящей деятельностью власти.
Если правители, кто бы они ни были, имеют в виду не свое частное, а общее благо – это правильная форма; если, напротив, деятельностью правителей руководит стремление к своему личному благу, которому они подчиняют благо общее, то получается неправильная, искаженная форма правления.
Наряду с этим различием по цели Аристотель различает формы правления по различию состава правительства, смотря по тому, правит ли государством один, меньшинство или большинство. Таким образом, получается шесть различных форм правления. Если правит государством один и притом руководится требованиями общего блага – это будет монархия.
Если, напротив, единоличный правитель имеет в виду осуществление своего личного блага, получим тиранию. Правление меньшинства в интересах общего блага образует аристократию; правление меньшинства в интересах его частного блага – олигархию.
Точно так же и правление большинства, смотря по различию преследуемой правительством цели, может быть правильной или искаженной формой правления. Правильная форма господства большинства – полития, неправильная – демократия.
Учение Полибия обращает на себя внимание главным образом потому, что он первый выставил учение о смешанной форме правления. По мнению Полибия, каждая чистая форма правления имеет наклонность к искаженно. По мере упрочения власти, правитель кто бы он ни был, – одно лицо, меньшинство, большинство, – склонен пренебрегать служением общему благу и подчинять его своей частной выгоде.
Раз совершается такое искажение, существующий государственный строй неизбежно вызывает против себя общее неудовольствие, а это приводит к государственному перевороту, к замене одной формы правления другой; монархия, выродившаяся в тиранию, сменяется аристократией, которая, в свою очередь, выродившись в олигархию, уступает место демократии.
Но и демократия искажается, переходить в охлократию, господство черни, сменяемое опять монархией. Постоянная смена государственных переворотов препятствует спокойному, здоровому течению государственной жизни.
Для сообщения государственному устройству большей устойчивости имеется только одно средство: установить такой государственный строй, в котором бы соединились все разнообразные элементы, и монархический, и аристократический, и демократический.
Полибий полагает, что преуспеяние римского государства обусловливалось именно таким сочетанием элементов монархии, в лице консулов, аристократии, в лице сената, и демократии, в народном собрании.
Каждый из этих элементов правительства в своей наклонности ставит свой частный интерес выше общего блага, встречает противодействие со стороны других элементов, и таким путем надежнейшим образом обеспечивается подчинение частных интересов правителей общему благу.
Учение о формах правления, выработанное Аристотелем и Полибием, имело огромное влияние на всю последующую политическую литературу. В средние века оно пользовалось безусловным господством. Но и в политических теориях нового времени долгое время удерживалась классификация государств, завещанная политическими мыслителями древности.
Еще Монтескье в своей классификации форм правления опирается на учения Аристотеля и Полибия. В установленную Аристотелем классификацию он внес то изменение, что у него не каждая форма правления дробится на правильную и извращенную, а только правление одного.
Монтескье принимает различие монархии и деспотии соответствующее Аристотелевскому различно монархии и тирании: но мы не находим уже у него противоположения аристократии и олигархии, демократии и охлократии. Поэтому у Монтескье получается не шесть различных форм правления, как у Аристотеля, а только четыре: монархия, деспотия, аристократия и демократия.
Это весьма характерно для писателя XVIII столетия, ставящего на первое место обеспечение свободы личности, индивидуальных прав. В демократии и в аристократии все граждане, или по крайней мере часть их, участвуют в осуществлении государственной власти. Поэтому при этих формах правления не может быть полного порабощения личности государственной властью.
А для политической теории нового времени коренной вопрос составляет именно отношение государственной власти к индивидуальной личности. Выставленное у Монтескье различие монархии и деспотии хотя и соответствует Аристотелевскому противоположению монархии и тирании, но не безусловно.
Деспотия Монтескье не совсем то же, что тирания Аристотеля. Для тирании характерна цель осуществления власти: властвование в личном интересе тирана. А Монтескье об этом вовсе и не упоминает. По его определению, деспотом будет и тот, кто подчиняет свой личный интерес общему благу государства, если только его власть ничем не ограничена.
Точно так же для монархии вовсе не существенно, чтобы монарх правил в интересах общего блага. Для понятия монархии требуется только, чтобы власть правителя была ограничена – ограничена привилегиями дворянства, чтобы по крайней мере личность дворянина была изъята из подчинения всемогуществу власти.
Но в учении Монтескье о государственном устройстве всего важнее его теория разделения властей. Она представляет собою соединение воедино различия трех функций государственной власти: законодательства, суда, управления и принципа смешанной формы правления, в смысле сочетания монархического, аристократического и демократического элементов.
Как Полибий развил свою теорию смешанного устройства на примере римского государственного строя, так Монтескье имеет при этом в виду Англию. Королевская власть представляет элемент монархии, палата лордов – элемент аристократии, палата общин – элемент демократии. В этом внешнее сходство учения Монтескье с учением Полибия.
Оба убежденные сторонники смешанного устройства, но по совершенно различным мотивам. У Полибия сочетание различных элементов государственного устройства служит средством обеспечить подчинение интересов правителей интересам целого государства: цель тут – достижение общего блага.
У Монтескье об этом вовсе нет речи. Сочетание монархии, аристократии и демократии и связанное с ним разделение властей рекомендуется им, как обеспечение свободы.
Таким образом, уже в учении Монтескье достаточно ясно сказалось изменение во взгляде на основания различий государственного устройства. Мерило для оценки различных форм правления у него совсем иное, чем у политиков древности.
Мерилом этим служить уже не степень подчинения личных интересов правителей общему благу, а положение в государстве отдельной личности, степень обеспечения ее свободы.
Но с полною определенностью новая точка зрения выразилась в классификации форм правления Канта и Геерена. Подобного же взгляда держатся во французской литературе Дестю, де-Траси, Ланжюине и Пасси.
Кант различает форму властвования (Form der Beherrschung) и форму правления (Form der Regierung). Формы властвования различаются тем, кому принадлежит верховная власть в государстве: одному лицу, нескольким или всем. Сообразно с этим различаются: автократия, аристократия и демократия.
Различие формы правления зависит от различия способов осуществления власти. С этой точки зрения все государства Кант делит на республики и монархии. Республика вовсе не то же, что демократия. Республиканизм заключается лишь в отделении исполнительной власти от законодательной.
Республиканское устройство предполагает свободу всех граждан, подчинение их всех общему законодательству и равенство. Деспотия, напротив, предполагает соединение исполнительной власти с законодательной, приводящее к несвободе граждан. При этом различие республики и деспотии Кант считает, более важным, чем различие автократии, аристократии и демократии.
Таким образом, для основного, главного различия форм правления организация правительства не имеет никакого значения. По учению Канта, и монархия может быть республикой, если законодательная власть будет в ней отделена от исполнительной, и тем обеспечена свобода гражданина.
Еще ярче эта точка зрения выражена у Геерена. Он прямо основывает различие форм правления на различии юридического положения отдельных личностей в государстве. Они могут занимать положение или рабов, или подданных, или граждан. Рабы не имеют никаких прав, ни гражданских, ни политических.
Государство, жители которого рабы, есть деспотия. Подданные имеют права, но только гражданские, а не политические. Если население поставлено в такое положение, государство получает характер автократии. Граждане пользуются одинаково и гражданскими, и политическими правами. Государство, состоящее из граждан, образует республику.
Попытка обосновать различие форм государственного устройства различием отношений государственной власти к обществу принадлежит Лоренцу Штейну[2], более всех содействовавшему развитию современного учения об обществе, как особой форме общения, отличной от государства.
Понятие общества, основанное на экономической зависимости неимущих от имущих, служит Штейну основанием для критики отвлеченного представления о республике, как такой форме государственного устройства, где власть верховная принадлежит всему народу в совокупности. В идее народного верховенства, без сомнения, есть нечто возвышенное.
В своей абстрактной форме она более всего соответствует нравственному достоинству человеческой личности; полнее всего удовлетворяет идеалу свободы. Но в конкретном осуществлении этой идеи получается нечто совсем иное. Народ, которому республиканский принцип присваивает верховенство, не представляет собою простой совокупности разных и свободных личностей.
Каждый народ в действительности распадается на бедных и богатых, зависимых друг от друга; а раз в государстве нет самостоятельной, независимой власти, экономическое неравенство сказывается с полною силой и неизбежно приводит к порабощению себе владельческим классом остального населения, лишенного владения.
Народное верховенство, народная власть превращается на деле во власть имущих над неимущими. Поэтому республика, представляющаяся в абстракции идеальной формой государства, в практическом своем осуществлении дает совершенное искажение нравственной идеи государства, призванного осуществлять свободу, а не устанавливать порабощение человеческой личности капиталу.
Чтобы государство могло выполнить свое назначение, могло представить реализацию свободы, для этого необходима независимая от господствующего общественного класса власть, а такою может быть только власть монархическая.
Чтобы в этом убедиться, стоить только выяснить себе, чем обуславливается подчинение государственной власти служению интересам господствующая класса? Конечно, тем, что носителями власти являются люди, члены общества, представители общественных классов, участники их экономических интересов, их взаимной борьбы.
Поэтому и для обеспечения государственной власти самостоятельности и независимости от господствующего в обществе класса имеется лишь одно средство: поставить носителя власти выше всех общественных или, что для Л. Штейна то же самое, выше всех экономических интересов. Но человека нельзя сделать навсегда равнодушным к этим интересам.
Это противно человеческой природе. Достигнуть такого возвышения человека над интересами, из-за которых происходит борьба между общественными классами, возможно только, дав ему больше того, чем он может воспользоваться, поставив его в такое положение, чтобы ему нечего было больше желать, чтобы он стоял выше всех в обществе.
Притом недостаточно предоставить такое высокое положение только лично временному носителю власти.
Человеку свойственно заботиться не об одном себе, но и о своей семье, и потому, если потомству правителя не будет обеспечено такое же положение, это заставит его заботиться о доставлении власти и богатства своим детям, и для того вмешаться в борьбу общественных классов, сделаться причастным их интересам, и потому зависимым от них.
Таким образом, для самостоятельности государственной власти необходима ее наследственность. Только в монархии государственная власть может не подчиняться господствующему в обществе владельческому классу.
Таким образом, у Штейна организация власти принимается в соображение, но только как средство для обеспечения власти должной самостоятельности. Идея монархии для него не в том, чтобы правил один, а в том, чтобы власть была независима от общества. Государство и общество – две существенно различные формы человеческого общения.
В основании общества лежит человеческое неравенство, зависимость неимущих от имущих, следовательно, начало несвободы; в основе государства, напротив, нравственное начало свободы. Между государством и обществом, поэтому, существует неизбежный антагонизм.
Государство, стремясь к осуществлению свободы, естественно охраняет слабого; общество стремится его подчинить владеющему. Осуществить свое призвание государство может только, если в нем имеется самостоятельная власть. Такое государство – монархия. Если же государственная власть не самостоятельна, а подчинена господствующему общественному классу, это – республика.
Кроме Штейна, обоснование различия монархии и республики различием в соотношении государства и общества находим еще только у Форлендера, и то в гораздо более бледной форме. Форлендер считает принципом государства подчинение, а принципом общества – соединение.
Так вот, если в государственном устройстве преобладает принцип подчинения – получается монархия, если принцип соединения – республика. Но влияние учения об обществе на классификацию форм правления сказалось, хотя и не вполне сознательно, у многих современных писателей.
Так, мысль Блунчли о необходимости выделить, как особую форму государственного устройства, идеократию, где власть основывается на какой-нибудь отвлеченной идее, очевидно, возникла из желания обратить внимание на различные отношения государства к общениям, основанным на единстве духовных интересов.
Теократия, являющаяся у Блунчли частным примером идеократии, действительно характеризуется подчинением государственной власти церковному авторитету. У Моля различные типы соотношения государства и общества, очевидно, послужили основанием его родовых групп государства. Родовые группы образуют у него:
1) патриархальные государства, характеризующиеся преобладанием родового начала над государственным;
2) патримониальные государства, где основание государственного властвования составляет частноправное властвование землей;
3) теократии, в которых государственная власть получает религиозное основание;
4) античные государства, представляющие поглощение государством всех других форм общения, и
5) современные государства, основанные на идее права и допускающие наряду с собою широкое развитие разнообразных форм общения.
Эти родовые группы суть очевидно сменяющиеся во времени исторические типы государственного строя. А видовое подразделение, составляющее собственно различие форм правления, сводится у Моля к старому различно монархии, аристократии и демократии, причем соотношение государства и общества уже вовсе не принимается в соображение.
А между тем, именно от Моля следовало бы ожидать дальнейшего развития обоснования различия республики и монархии различием в соотношении общества и государства. Штейн слишком узко понимает общество. Для него это исключительно экономическое общение.
Этим и объясняется, почему в республике он видит непременное господство имущих над неимущими. Моль держится более широкого и более правильного понимания общества. Наряду с экономическим он, указывает на духовное и национальное общение.
Порабощение неимущих имущими может быть сдерживаемо не одним государством, но также и церковью, а иногда и национальной общностью. Между тем, Штейн совершенно не обратил на это внимания.
[1] Зверев. Основания классификации государств. 1883. Roseher. Politik: geschichtliche Haturlehre der Monarchie, Aristokratie und Demokratie 1892.
[2] L. v. Stein. Das Königthum, die Republik und die Souveränität der französischen Gesellschaft seit der Februarrevolution. 1848, 2 Ausgabe. 1855.
