Звание, или служебное положение, и род занятий, или профессия, утрачивают постепенно свое значение в смысле условия право- и дееспособности. Но в границах принципа равенства всех перед законом звание и профессия продолжают оказывать и в системах современных законодательств известное влияние, если не на правоспособность, то на дееспособность сопричастных к ним лиц.
Это, конечно, не то, что было в Средние века, когда службой и профессией определялись даже сословные группы и крупные различия не только в политическом положении, но и в гражданских правах, и когда, особенно в городах, для многих родов занятий, напр., торговли, ремесел и т. д., создалось и особое для каждого из них право, состоявшее из исключавших все другие общественные группы норм публичного и гражданского права.
Тем не менее и в настоящее время торговое право заключает в себе особые нормы для купцов, купеческих приказчиков, купеческих маклеров и т. д.
Точно так же сохраняют силу и особые нормы морского права для моряков, особые нормы горного права для лиц, занимающихся горным промыслом, и обширное промышленное право, связывающее целый ряд юридических последствий с принадлежностью к промышленному классу вообще или к тому или другому промыслу в частности.
Но так как все эти отрасли права (торговое, морское, горное, промышленное и т. д.) перешли теперь из профессионального права для определенных кругов лиц в особое право для определенных категорий имуществ и юридических отношений, то и влияние профессий на соответствующее им право может быть изложено только в системах тех же особых отраслей права.
Что касается звания, или особого юридического положения, даваемого службой государству, церкви и другим публично-правовым организациям, подобным, напр., нашему земству, городскому самоуправлению и т. д., то возникающие отсюда права и обязанности хотя и носят, главным образом, публично-правовой характер, отражаются тем не менее и на гражданском праве.
Чиновники, служители церкви и особенно состоящие на военной службе лица подчинены в кое-каких отношениях и особых гражданско-правовых нормах, которые то ограничивают их дееспособность, то сообщают им известные преимущества.
К ограничивающим дееспособность нормам принадлежат, напр., встречающиеся в большинстве европейских кодексов и, в их числе, в новом Немецком уложении – нормы, предписывающие не только военнослужащим, но и многим гражданским чинам запасаться согласием подлежащего начальства на вступление в брак, принятие опеки и совершение некоторых других юридических актов; сюда относятся и ограничения этих же лиц в местожительстве, заключении займов, приобретении недвижимых имуществ, занятии известными промыслами, вступлении в известные товарищества и т. д.
К льготным нормам могут быть отнесены: облегченные формы завещания, привилегированная подсудность, отступление от договоров найма и аренды при перемещениях по службе, исключительные нормы для передачи и залога причитающегося жалованья и т. д.[1]
В нашем законодательстве надо обратить внимание на исключительное положение лиц военного звания, которым, пока они состоят на действительной службе, воспрещается самим заведовать торговыми и промышленными предприятиями, но разрешается брать промысловые и купеческие свидетельства и пользоваться ими через своих управляющих, приказчиков и поверенных.
Нижним чинам воспрещено вступление в брак, обусловленное для офицеров разрешением подлежащего начальства, без которого священники не должны совершать обряда венчания.
Брачное совершеннолетие офицеров армии принято в 23 года, флота – в 25 лет, причем для лиц, не достигших 28-, а во флоте 25-летнего возраста, брак разрешался до последнего времени не иначе, как по представлении так наз. реверса, или имущественного обеспечения не ниже 250 р. годового дохода, и командиру, разрешавшему брак, вменялось в обязанность удостоверяться в его “пристойности” для офицера (Собр. Узакон. 1887 г., N 112).
Но так как эти ограничения права вступления в брак обусловлены “особенностями военной службы”, то военное начальство может и диспензировать, или освобождать от них, подведомственных ему офицеров, когда находит это целесообразным, как, напр., в некоторых родах службы на окраинах.
Вообще же об этих ограничениях следует сказать, что они представляют собой форму leges minus quam perfectae, т. е. таких законов, неисполнение которых не влечет за собой недействительности совершенных с их нарушением актов. Последствия нарушения ограничиваются служебным взысканием и устранением неудобств, проистекающих от заключенного брака.
О других ограничениях дееспособности военнослужащих, упоминаемых в нашем Своде военных постановлений (ст. 2264 кн. I ч. II, ст. 3077 кн. II ч. I, ст. 330 кн. I ч. III) и состоящих в запрещении всем служащим по военному ведомству делать займы у нижних чинов и вообще обязываться займами нижним чинам Донского казачьего войска, а также – просить разрешения начальства на вступление в договоры личного найма и т. д. – мы не будем распространяться, так как эти ограничения не имеют общего значения и принадлежат не столько гражданскому, сколько военному праву[2].
По вопросу о гражданской службе особое внимание обращают на себя ст. 528 (по сводному продолжению 1890 г.) и ст. 529 т. III Устава о службе. из коих первая говорит о несовместительстве известных должностей, а вторая запрещает всем чиновникам участвовать в приобретении имуществ, вверенных их надзору, входить в договоры подряда и поставки с казной и в долговые обязательства с подрядчиками и поставщиками в тех местах, где они состоят на службе, отдавать в залог свое имущество по этим подрядам и поставкам, быть поверенными в тех же местах, где они служат, и т. д.
Все эти запрещения не представляют собой, как это правильно замечено Дювернуа[3], умаления гражданской правои дееспособности, так как законы о несовместительстве следует рассматривать как гарантии правильного отправления служебных обязанностей, а запрещения приобретать известные имущества, вступать в подряды, залоговые обязательства и т. д. вытекают прямо из служебного долга и так же мало ограничивают правоспособность должностных лиц, как мало обязанности, лежащие по договорным и внедоговорным отношениям на частных лицах, ограничивают правоспособность этих последних.
По существу, едва ли можно провести границу между обязанностью члена какого-нибудь товарищества не вступать в отношения, противоречащие цели этого товарищества, напр., эксплуатировать то же предприятие в своих личных выгодах, и обязанностью таможенного чиновника, нотариуса, браковщика, аукциониста – не совершать в личном интересе операций, надзор за которыми составляет их служебный долг.
Поэтому наш Свод поступает правильно, когда он заносит такого рода ограничения в соответствующие уставы о службе гражданской, но он же не выдерживает этой точки зрения, вводя в Гражданский кодекс и рассматривая как умаление если не право-, то дееспособности, некоторые запрещения, имеющие целью то же предупреждение нарушения служебного долга.
Сюда принадлежат, напр.:
1) запрещение дипломатам вступать без разрешения начальства в брак с иностранкой (ст. 66 т. Х ч. I);
2) запрещение казначеям совершать акты на имения или капиталы, принадлежащие как им, так и их женам и детям, не иначе, как с дозволения начальства (ст. 718); и
3) запрещение карантинным чиновникам быть душеприказчиками и легатариями по завещаниям лиц, пребывающих в карантине (ст. 786, перенесенная теперь в Уст. врач., ст. 1211, продолж. 1886 г.).
[1] Gierke. Deutsch. Privatr. I. С. 414-415; Kuhlenbeck. Указ. соч. С. 137-138.
[2] Анненков. Указ. соч. С. 158.
[3] Дювернуа. С. 362-363.
