Еще больше интереса имеют те случаи, в которых разрешение какого-либо преюдициального вопроса должно предшествовать началу уголовного иска. Так, по французскому праву, преследованию ложного доноса должно предшествовать признание судом заведомой лживости обвинения.
Применение к этому и ему подобным случаям принципа contra non valentem agere noncurrit ptaescriplio имеет своим прямым последcтвиeм то, что давность признается несуществующей до момента разрешения подобного вопроса.
Мнения этого придерживается большинство французских криминалистов, но согласиться с ним мы все-таки не можем как потому, что в основе его лежит начало, несовместимое с существом и значением давности, погашающей преступление, так и потому, что оно влечет за собою совершенно произвольное нераспространение давности на целый ряд преступлений.
Защитники оспариваемого нами воззрения, признавая началом давности не день совершения преступления, а время разрешения преюдициального вопроса, исходят от того положения, что только с этого момента actio est nata[1], что прежде его разрешения не было известно, имеет ли деяние, совершенное виновным, характер преступления.
Последнее из этих рассуждений верно, но из него еще не следует, что точкою отправления давности будет тот момент, начиная с которого становится возможным преследование виновного. Говоря о давности, погашающей уголовное преследование, нельзя требовать, чтобы возможность начать уголовный иск была налицо в течение всего давностного срока.
Если мы говорим, что то или другое преступление погашается десятилетнею давностью, то мы этим не хотим сказать, что в продолжение всего этого срока власть обвинительная имела полную возможность преследовать виновного. В праве гражданском давность действительно имеет подобное значение.
Для наличности презумпции отказа необходимо, чтобы собственник вещи в продолжение всего давностного срока не начинал иска, имея полную на то возможность. Ничего подобного мы не найдем в давности, погашающей уголовное преследование. Давность эта течет совершенно независимо от возможности или невозможности преследования обвиняемого.
Основание этой давности кроется не в отречении от иска, на которое, как мы уже видели, прокурор не имеет никакого права, оно лежит в невозможности восстановить состав преступления, во внутренней нераспознаваемости вины.
И вообще мы должны заметить, что все те основания, на которых покоится институт, существуют совершенно независимо от того, что власть обвинительная не могла начать уголовного преследования.
Обращаясь к рассматриваемому нами случаю, мы утверждаем, что и к нему применяется то общее положение, в силу которого течение давности начинается с момента прекращения преступной деятельности. Конечно, в это время еще нельзя сказать, что aclio est nala, но принцип этот, находя свое полное применение в праве гражданском, неприложим в такой же степени в праве уголовном.
Поясним нашу мысль примером. Положим, что А убил В и что он сумел так ловко скрыть все следы преступления, что по истечении давностного срока был найден скелет Б, и притом при обстоятельствах, набрасывающих на А самые сильные подозрения (так, например, около костей был найден кинжал или пистолет, принадлежащей А).
Понятно, что до нахождения останков Б нельзя было обвинять А в его убиении, и отсюда следует, что преследование А становится возможным – actio est nata – только по истечении давностного срока. Но кто же решится утверждать, что преступление его по этой причине не может быть погашено давностью?
То же самое мы должны сказать и о тех случаях, в которых преследованию преступления должно предшествовать предварительное разрешение вопроса, выясняющего характер преступного деяния (question prejudicielle a l’action).
Положение, contra non valentem agere non currit praescriptio, не применяется к этим случаям, и течение давности должно начинаться, по общему правилу, с момента окончания деятельности виновного[2].
К рассматриваемой категории причисляют обыкновенно следующие случаи: 1) ложный донос (denonciation calomnieuse) преследованию подсудимого должно здесь предшествовать признание судом заведомой ложности обвинения, взводимого им на другое лицо[3].
2) Сокрытие прав состояния лица (suppression d’etal) – деятельности суда уголовного должно в этом случае предшествовать разрешение судом гражданским вопроса о том, к какому состоянию принадлежало известное лицо[4].
И наконец, сюда же можно отнести 3) прелюбодеяние (Ehebruch), которое, в силу § 127 Северогерманского уложения, приобретает характер деяния, воспрещенного законом, только в случае развода, состоявшегося по требованию оскорбленного супруга[5].
Если течение давности во всех этих преступлениях должно начинаться с момента их окончания, то спрашивается, какое же влияние будут иметь на давность все эти приговоры, которые имеют непосредственною целью установить самое понятие о преступности этих деяний. При этом нам представляются два случая.
Так разрешение преюдициального вопроса может состояться после или прежде истечения давностного срока. В первом случае преступление будет несомненно погашено давностью; утверждать противное – значило бы, увлекаясь постановлениями права гражданского, произвольно исключать давность во всех этих случаях.
А подобное изъятие, при распространении погашающего влияния давности на несравненно более тяжкие преступления, было бы какою-то странною и необъяснимою аномалиею.
Что же касается до второго случая, то разрешение преюдициального вопроса, установляя понятие преступности известного деяния, определяет с тем вместе и продолжительность давностного срока.
Точно так же, как в преступлениях, сопряженных с известными последствиями, наступление этих последствий, уясняя характер преступления, указывает на то, в продолжение какого срока оно погашается давностью.
Большинство французских юристов, применяя ко всем рассмотренным нами случаям принцип contra non valenlem agere non currit praescriptio, утверждает, что давность восприемлет свое начало только со времени разрешения преюдициального вопроса[6].
Гаус[7], Кутюрье и Раутер[8] не согласны с этим. Они говорят, что точкою отправления давности остается, по общему правилу, момент окончания преступления; разрешение же вышеупомянутых вопросов есть, по их мнению, обстоятельство, прерывающее давность.
С воззрениями, высказанными французскими криминалистами, мы вообще не можем согласиться. Paзpешение преюдициального вопроса, по нашему мнению, мешает только истечению давностного срока. Далее этого, по указанным выше причинам, не распространяется влияние на давность этого процессуального момента.
Затруднения, сопряженные с рассматриваемым нами учением, значительно упростились бы определением известного срока как для разрешения преюдициального вопроса судом или административным ведомством, так и для передачи этого предварительного производства тому суду, к кругу деятельности которого относится дальнейшее разбирательство.
При безуспешности всего производства или при упущении законом установленных давностных сроков течение давности останется неприостановленным и ненарушенным. В случае же правильного исхода предварительного производства преследование виновного должно быть сочтено, как мы уже прежде заметили, продолжающимся, а потому и отстраняющим возможность истечения давности.
[1] Brun de Villeret, стр. 248, говорит, что в этих случаях, до разрешения требуемого вопроса, уголовный иск не может быть признан существующим (l’action n’est pas nee); не существует поэтому и давность, а следовательно, не может быть речи и о приостановке ее.
[2] Schwarze, Bemerkungen, стр. 73 и 75, хотя и высказывается вообще против применения этого принципа к уголовному праву, но вместе с тем он говорит, что давность не может воспринять своего течения, когда началу уголовного следствия будет предшествовать разрешение какого-либо преюдициального вопроса администрацией или судом гражданским.
Затем, усматривая, что последовательное проведение этого воззрения привело бы во многих случаях к совершенному исключению давности, Шварце впадает к странное противоречие с самим собою, утверждая, что с прекращением или остановкою этого предварительного производства течение давности должно снова начаться.
Итак, с одной стороны – ist der Beginn der Verjahrung suspendirt, с другой в том же случае – beginnt die Verjahrung von Neuem.
[3] Для состава этого преступления необходимы: 1) несправедливость взведенного на лицо обвинения и 2) злой умысел доносчика.
Вопрос о том, в какой степени верно это обвинение, разрешается тем учреждением, к кругу деятельности которого относятся факты, указанные в доносе. Только после разрешения этих вопросов суд может приступить к определению степени вины и ответственности доносчика. Mangin, стр. 330.
Французский кассационный суд решением от 6 августа 1825 года определил, что течение давности должно в подобных случаях начинаться не с момента совершения доноса, а со времени решения, признающего донос ложным. Разбор этого решения и мнения, высказанные по поводу его, можно найти у Кутюрье, стр. 225 и след.
[4] Brun de Villeret, стр. 248 и след., подробно рассматривает как этот, так и другие случаи, относящиеся к рассматриваемой нами категории См. также Haus’a – Principes Generaux стр. 681 и след.
[5] Прусский Ober-Tribunal решением от 18 апреля 1859 года признал, что давность, погашающая прелюбодеяние, начинается не co времени совершения его, а с момента вступления в законную силу акта о разводе.
Мотивировано было это решение тем соображением, что, в силу одного из самых основных начал уголовного права, для наказуемости известного деяния необходимо, чтобы все признаки его были налицо, в данном случае до момента развода; прелюбодеяние, не имея еще характера преступления, не могло, по мнению обер-трибунала, вызвать уголовного преследования, не могло потому и подпасть действию давности. Goltdammer’s Archiv Band IX, стр. 707.
[6] Французский кассационный суд относительно этого вопроса всегда шел рука об руку с господствующею доктриною и применял к подобным случаям указанный нами принцип.
[7] Haus, N 956, говорит, что вышеприведенный принцип не может быть ни в каком случае применен к давности, погашающей преступление, и что вследствие этого не может быть и речи об обстоятельствах, приостанавливающих ее течение.
Paysen, стр. 111, замечает: es kommt auch gar nicht darauf an, ob es dem Gerichte wahrend des Zeitlaufes moglich war die Criminalgewalt gegen den Verbrecher auszuuben, oder nicht….. eine praescriptio criminalis dormiens kann nicht gedacht werden.
[8] Rauter, Traite theorique et pratique du droil criminel. Bruxelles. 1837 г. N 852, высказываясь в том же духе, замечает, что на течение давности не имеет никакого влияния бессилие прокуратуры приступить к преследованию.
