Особый интерес имеет вопрос о том, следует ли признавать сумасшествие обвиняемого обстоятельством, приостанавливающим течение давности. Французский кассационный суд высказался по этому поводу в двух противоположных направлениях.
Так, решением от 22 апреля 1813 г. по делу Геймана он признал преступление погашенным давностью, несмотря на то что сумасшествие подсудимого исключало возможность преследовать его[1].
Решением же от 8 июля 1858 года по делу Кампи кассационный суд высказался почти в противоположном смысле. Процесс Кампи настолько занимателен, что мы считаем не лишним подробно изложить его[2].
В 1836 году Кампи был привлечен к предварительному следствию по подозрению в предумышленном убийстве. 30 декабря того же года, по утверждению обвинительного акта, он был предан суду ассизов.
Затем Кампи удалось убежать, и хотя 22 октября 1837 года он был пойман и снова заключен, но судебное разбирательство по его делу не могло состояться – у него обнаружились признаки умопомешательства, и он, по освидетельствовании экспертами, был помещен в дом умалишенных, где и пробыл до 1857 года, когда наконец по показанию директора больницы и трех врачей-экспертов он был признан выздоровевшим и передан местному генеральному прокурору.
Во время судебного разбирательства защитою было указано на то, что преступление Кампи давно уже погашено давностью, так как со времени совершения его прошло около 22 лет. Возражение это не было принято судом во внимание. Кампи был признан виновным, и кассационный суд оставил без последствий жалобу Кампи на этот приговор. Решение свое кассационный суд мотивировал следующим образом.
Принимая в соображение все обстоятельства дела, оказывается, что уголовное преследование не было в течение всего этого значительного промежутка времени, ни прекращено, ни приостановлено (les poursuites n’ont jamais ete disconti nuees, ni suspendues); что по отношению к Кампи постоянно имел законную силу приговор о заключении его (l’ordonnance de prise de corps); что, наконец, постановление о предании Кампи суду не было отменено, и если власть обвинительная не могла привести его в исполнение, то причина этого единственно кроется в душевном расстройстве обвиняемого, и что вследствие всего этого бездействие прокуратуры не могло оправдать давности, так как к данному случаю вполне применяется принцип contra non valentem agere non currit praescriptio.
Аргументацию свою кассационный суд заключает тем доводом, что если теория и практика и признают сумасшествие обстоятельством, исключающим давность, то положение это относится только к тому случаю, когда подсудимый пользовался свободою; если же он, по определению суда, содержался под стражею, то сумасшествие его должно рассматриваться как обстоятельство, приостанавливающее давность.
Виллере, анализируя последний из приведенных судом доводов, замечает, что подобное разграничение между сумасшествием, обнаружившимся у подсудимого до или после заключения, следует признать и произвольным, и лишенным всякого основания.
Но независимо от этого возражения решение кассационного суда вообще должно быть признано неправильным.
Так, начиная с того, что, суд указывая как на один из главных доводов, исключающих давность, на принцип, заимствованный из права гражданского, совершенно забывает те основы, на которых покоится давность в праве уголовном и которые в данном случае выступают с особою силою.
Давность, погашающая уголовное преследование, вытекает, как мы видели, из требований справедливости и обусловливается существом и значением земного правосудия.
Так, если реакция, вызванная противозаконным деянием преступника, является необходимым oтпpaвлeниeм общественного организма, то, с другой стороны, реакция эта может быть направлена только против таких лиц, виновность которых может быть вполне и несомненным образом доказана.
Но, по мере того как слабеет эта возможность обличения преступника, слабеет и самая необходимость уголовного преследования.
Обращаясь к рассматриваемому нами случаю, мы не можем не заметить, что сумасшествие является обстоятельством, имеющим такое потрясающее влияние на человека, что даже в случае полного выздоровления его всегда могут представиться непреодолимые затруднения при решении вопроса о его виновности.
Если и здоровый человек в два разных периода своей жизни не похож на самого себя, то в выздоровевшем сумасшедшем факт этот выступает с несравненно большею силою.
Из обстоятельств дела мы видели, что Кампи, пробыв 22 года в доме умалишенных, подвергся обвинительному приговору. Было бы интересно узнать, откуда могли взяться у суда данные для решения вопроса о том, в какой степени убийство было актом свободной воли Кампи.
И наконец, если душевное расстройство и обнаружилось у него после совершения убийства, то из этого еще не следует, что во время совершения его он был психически здоров. Сумасшествие иногда долго таится в человеке; глаз непривыкший легко может даже и не распознать его симптомов, но оно тем не менее будет иметь определяющее влияние на всю деятельность человека.
По прошествии 22 лет разрешение вопроса о душевном состоянии психически больного в момент содеяния им преступления оказывается делом совершенно невозможным, и здесь-то сказывается все благодетельное действие давности, отстраняющей приговоры, которые, подобно рассматриваемому, могут быть основаны лишь на данных весьма сомнительного свойства.
Французскому кассационному суду были чужды эти соображения, и он признал сумасшествие обстоятельством, исключающим давность.
Фридрейх[3], анализируя этот случай с точки зрения психиатрии, говорит, что, по отношению к лицу, заболевшему после содеяния преступления, не может быть начато уголовное преследование:
1) потому, что даже и при самом полном выздоровлении память у подобных субъектов настолько слаба, что они редко будут в состоянии с должною подробностью припомнить все обстоятельства дела и что неполнота их показаний отзовется самым неблагоприятным образом, как на ходе всего следствия, так и на самом приговоре.
Подобный подсудимый, вследствие недостатка памяти, будет лишен возможности дать ясный и определенный ответ на многие вопросы, уясняющие его истинное отношение к делу. Положение его может сделаться тем более неблагоприятным, что он легко может забыть те обстоятельства, которые могли бы обнаружить его полную невинность.
2) Самые опытные психиатры пришли к тому убеждению, что у душевно больных случаи рецидива встречаются весьма часто; что выздоровление умалишенных никак нельзя признать полным и безусловным; что иногда самого ничтожного повода бывает достаточно для того, чтобы вызвать у психически больного его прежний недуг.
Но возможность рецидива становится еще более вероятной, когда подобное лицо будет привлечено к уголовной ответственности. Его изнуренный болезнью организм, его душевные функции, между которыми еще не водворилась полная гармония, будут вконец потрясены таким обстоятельством.
И уголовное правосудие нисколько не пострадает, если от его карающей руки ускользнет несчастный, подвергающийся ежеминутно опасности утратить обладание душевными силами.
Но независимо от этого, говорит в заключение Фридрейх, правосудие не должно забывать, что при рецидиве выздоровление больного становится не только весьма затруднительным, но даже в большинстве случаев совершенно невозможным.
Итак, сумасшествие подсудимого не может быть обстоятельством, приостанавливающим течение давности.
[1] Обстоятельства этого дела заключаются в следующем: Hariog Heyman был привлечен с пятью другими лицами к суду за кражу, совершенную ими при особо отягчающих обстоятельствах в ночь с 13 на 14 августа 1795 года. Вскоре после начатия следствия обнаружилось сумасшествие Геймана, и 20 декабря 1795 года по отношению к нему прекратились все следственные действия.
Остальные участники были признаны Утрехтским провинциальным судом виновными и приговорены к смертной казни. 28 марта 1809 года, по выздоровлении Геймана, он был снова привлечен к следствию, и зюдерзейскими ассизами приговорен 24 февраля 1813 года к тому же наказанию.
Кассационный суд, выслушав заключение знаменитого Мерлена (Merlin), отменил это решение и применил к этому случаю статью 637 кодекса уголовного судопроизводства (См. Gerichtssaal. Jahrgang XIV (1862 г.) Mittheilung franzosischer Rechtsspruche. Bockenheimer’a стр. 465 и след.) Случай этот весьма подробно рассматривает Blanche – Etudes pratiques sur le Code penal 2-me Etude N 196 стр. 297 и след.
[2] Gerichtssaal. Jahrgang XI (1859 г.). Статья Миттермайера: Ueber den Einfluss der Seelenstorung eines Angeklagten auf die Strafverfolgung. Отдел I стр. 81 и след. Процесс Кампи изложен также и г. Яневичем-Яневским. См. стр. 48. Гг. Спасович (Учебник стр. 312 примеч.) и Яневич-Яневский указывают на статью Эли, напечатанную в декабрской книжке Do la revue critique de legislation et de jurisprudence. 1858 r. Le Sellyer-Traite de la criminalite.
Tome I N 67 не признает сумасшествия обстоятельством, приостанавливающим течение давности. См. Ortolan’a Elements du droit criminel Tome II N 1753 и 1873. Весьма обстоятельно излагает этот вопрос Blanche Etudes N 192-195. Он допускает существование давности во время помешательства подсудимого. Marquet, стр. 115, высказывается в том же смысле, как и Le Sellyer.
[3] Friedreich’s Blatter fur gerichtliche Antropologie. Jahrgang XI стр. 163 и особенно 168.
