Среди резких особенностей гражданского строя Англии, которым дивится и которыми поражается человек с континента, не последнее место занимают поземельные отношения, точнее распределение права собственности на землю в Англии. Вся английская территория принадлежала в 1875 г. двумстам тысячам земельных собственников. В руках такого ничтожного круга лиц движение собственности, конечно, замерло.
Нация не могла осязать ни потребности в реформе права, регулирующего движение собственности, ни потребности в улучшении ипотечного режима, так как ее жизненный пульс находился в стороне от землевладения, а преобладающую роль в ее жизни играли промышленность и торговля; кредит же господствовал личный[1].
Нет ничего удивительного, что право, регулирующее приобретение собственности, остановилось в своем развитии, так что до последнего времени в этой области действовал старинный статут из XIII в., из времени царствования Эдуарда I[2].
Право собственности в Англии до самого последнего времени устанавливалось совокупностью deeds (купчих), относящихся до известной недвижимости. Исходным актом, на котором покоится право на данную недвижимость, является концессия, соизволенная короной; акты о приобретении собственности осложняются новыми и новыми документами, по мере перехода собственности из рук в руки.
Каждая перемена собственника требует новой deed, и акты о приобретении собственности становятся все более и более сложными и дорогими. Для действий против третьих лиц deeds подлежат предъявлению для регистрации их в бюро генерального регистратора (установление крепостных дел).
Всякая перемена владения делает необходимым кропотливейшее исследование deeds специальными практиками. Последние делали резюме актов о принадлежности собственности и занимались тонкими и кропотливыми поисками в архивах крепостных установлений, чтобы убедиться в отсутствии каких-либо и когда-либо совершенных симулированных сделок.
Добиться точности тут не было никакой возможности. И в наиболее благоприятном случае покупатель не имел другой гарантии действительности своего приобретательного акта, как только слово своего адвоката[3].
Этот порядок водворяется постепенно и в английских колониях; и там скоро проверка актов о принадлежности недвижимости в собственность стала делом трудным, медленным и дорогим.
Но если в метрополии, где земля фактически почти была изъята из оборота, указанный режим еще мог быть переносим, то в колониях, где земля являлась видом товара, указанный режим должен был отражаться тяжко на жизни населения.
И вот генеральный регистратор колонии Южной Австралии, sir (в то время М.) Rob. Rich. Torrens, которому служебное положение давало наилучшее представление о недостатках вотчинно-ипотечного режима метрополии, глубоко пораженный чрезмерностью бремени, ложившегося от недостатков режима на австралийские колонии, задумал проект новой системы, которая теперь и получила его славное имя.
Торренс предложил свой проект в 1857 г. в парламенте колонии Южной Австралии и после доблестной компании добился того, что убедил парламент в достоинствах своей теории. Первый законодательный акт, в котором система Торренса была призвана к жизни, был закон от 2 июля 1858 г. для Южной Австралии.
Скоро однако же опыт показал, что в системе требуются детальные поправки и изменения, довольно многочисленные. Это и было сделано в 1861 г. “Real property act” 7 августа 1861 г., чаще называемый “Act Torrens”, положил уже вполне прочные основы новой системе, которая лишь кое в чем была еще развита законом 1878 г.[4]
Многих занимает вопрос: откуда Торренс заимствовал идею своего акта? Англичане производят идею Акта из права залога морских судов[5].
Французы видят в ней: одни – воспроизведение своих средневековых организаций, как appropriance, nantissement и т.п.[6], другие – позаимствование из теории Decourdemanche, нам известной[7]; третьи, ссылаясь на признания самого Торренса, сделанные им в письме к французскому ученому Vves Guyot, признают идею акта за эманацию германских идей; Торренс там заявляет, что заимствовал идею своего акта из традиционных обычаев ганзейских городов, особенно Бремена, датирующих, как мы уже знаем, из ср. веков[8].
Все эти предположения имеют, несомненно, долю истины. Режим Акта во многом проникнут началами средневековых германских организаций, и прежде всего абсолютной обеспеченностью приобретения прав на недвижимости, достигаемой путем господства формализма над материальной правовой истиной.
Другая черта Акта, именно служение его мобилизации земельной собственности, отчасти также напоминает право средневековых, особенно ганзейских, городов, точнее бременские Handvesten; но эта черта могла получить особенно выпуклое выражение уже в новейшем течении юридической мысли. Тут акту мог дать кое-что Décourde-manche.
Но я лично не могу рассеять в себе еще иного подозрения на счет происхождения Акта Торренса. Читая записку авторитетного прусского юриста Goetze, я находил в ней множество рецептов, предложенных автором прусскому министерству по поводу реформы ипотечного режима, поразительно совпадающих со многими местами Акта Торренса.
Goetze изучал тоже мекленбургское право, и его проект представлял дальнейшую переработку этого права в духе новейших потребностей оборота. Записка Goetze явилась на свет в рукописи за 10 лет до появления проекта Торренса в парламенте южной Австралии, именно – в 1846 г., и быстро завоевала популярность.
Весьма возможно, что Торренс считался и с ней. Чтобы не повторять здесь идей Goetze, я приглашаю читателя сличить данный выше очерк идей Goetze с последующим изложением Акта; здесь же укажу лишь на идею страхового фонда, впервые указанную Goetze и осуществленную актом, на упрощение официальных актов, рекомендованное Goetze и проведенное впервые Актом, на особо строгую процедуру первоначального подчинения недвижимости режиму публицитета и упрощение всего дальнейшего движения консолидированных правоотношений, рекомендованные Goetze и проведенные Актом, наконец, на принцип необязательности столь сурового режима и начало добровольного подчинения ему со стороны собственников у Goetze и в Акте и т.д., и т.д.
Но и за всем сим Акт носит печать самобытности, несомненно обязанный этим гению самого творца, особенно что касается мобилизационного духа Акта. Например, Акт мобилизует самые вотчинные книги.
Многое, наконец, Акт усвоил, конечно, из английского права. Таково материальное право ипотеки, и едва ли не английским духом дышат широкая дискреционная власть и высокое положение вотчинного установления, хотя и это рекомендовалось Goetze в его записке.
[1] Flour de Saint-Genis, цит. соч., 108–109.
[2] Eod.
[3] Revue Algérienne et Tunisienne de lègislasion et de jurisprudence. Algér. 1889: Rapport sur l’Act Torrence par sir W. Maxwell, traduction de M. de France, стр. 18, 19.
[4] Rapport sur l’Act Torrens par sir W. Maxwell, стр. 18–43. Besson, 338 и след.
[5] Maxwell, цит. соч. стр. 20.
[6] Besson, 338.
[7] Dain., Le Systéme Torrens, Alger, 1885, стр. 73 прим.: Décourdemenche в 1852 г. предложил проект режима для австралийских колоний английскому правительству; проект формулирует идеи автора, высказанные в известном труде от 1830 г. “Du danger” и во многом напоминает содержание Акта Торренса.
[8] Besson, 338.
