Совокупность должностных лиц судейского звания, учрежденных для совместного отправления судебной деятельности, образует понятие суда или судебного места; присоединяя к ним и иных должностных лиц, состоящих при суде в качестве вспомогательных органов судебной деятельности, мы получаем более широкое понятие судебного установления[1].
Судебную службу несут отдельные лица. Судебная деятельность органами своими имеет не лица, а установления: каждое отдельное лицо, в ней участвующее, действует как установление или член его.
Судебные установления состоят из председателя суда, членов его и вспомогательных органов судебной деятельности, каковы органы предварительного следствия, обвинения, защиты, исполнения и делопроизводства.
Далеко не каждое судебное установление имеет, впрочем, такой полный состав; в некоторых отсутствуют органы предварительного следствия, при других нет органов защиты и даже обвинения; есть установления, состоящие из одного лишь судьи; таков единоличный местный судья как суд первой инстанции.
Судебные места действуют в заседаниях или вне их. Деятельность в заседаниях есть главная, решительная; деятельность вне заседаний носит характер подготовительный или исполнительный.
Существует ряд внешних условий, обязательных для судебной деятельности. Таковы условия судебного языка, времени, места и вообще обстановки судебной деятельности.
По вопросу о судебном языке известны две системы. Согласно одной судебная деятельность на пространстве всего государства происходит на едином государственном языке; если же кто-либо из лиц, судом приглашенных, объясняется только на другом языке, то приглашается лицо, сведущее в том языке, – переводчик, толмач.
Согласно другой в суд допускаются и некоторые иные, местные языки, законом определенные и вследствие того получающие значение языка государственного. Первая система общепринята; ей следуют все великие державы, за исключением только Австрии, которая ввиду крайней разноплеменности ее вынуждена была в недавнее время дать место второй системе[2].
Своей деятельностью суд служит общему делу государственного объединения, и естественно производить его на языке, которым писаны законы, которым говорит власть государственная. Каждый гражданин имеет право требовать суда на таком языке, куда бы ни занесла его судьба.
Система же разноязычия в полной мере неосуществима и сопряжена со многими неудобствами. Она не может дать в суде права гражданства всем наречиям, а лишь немногим, что создает нежелательные в политическом отношении привилегии для некоторых языков.
Ее невозможно провести в высшем, центральном суде, а вытекающая отсюда необходимость переводить на общий государственный язык акты низших судов грозит опасностью неточной их передачи. Выгоды, местному населению ею предлагаемые, бледнеют перед ее невыгодными сторонами.
При разноязычности судов круг лиц, на которых могут быть возложены судебные функции, суживается, бумажный материал увеличивается, в соответствии с этим не только возвышаются расходы на юстицию, но также подрывается устность судебного разбора, и пересмотр дела высшими инстанциями, которые вынуждены основываться на переводах, крайне затрудняется.
По-видимому, разноязычие облегчает народное участие в суде; но так как при системе разноязычия нельзя не признавать права каждого объясняться на общем государственном языке, то на самом деле оказывается, что и в этом отношении польза ее мнимая.
Более выгодна для обеспечения народного участия в суде система единого языка; потребовав знание его в виде ценза, возможно составить народный суд во всех тех местностях, которые дорожат судебной деятельностью.
Только в делах маловажных, имеющих местный характер, и в разбирательстве первоначальном, которое предполагает быстроту, допущение местных наречий, суду известных, представляет несомненные выгодные стороны.
Этой системы держится и русское законодательство. Наш судебный язык есть язык русский; на других языках без приглашения переводчика в виде общего правила может объясняться только судебный следователь (ст. 410, 450 УУС).
Как исключение, для некоторых окраин допущены местные языки и при разбирательстве по существу, но только для судоговорения и для подаваемых суду бумаг. Но уже с верхних судов становится обязательным русский язык (ст. 557 УСУ).
Возможность незнания некоторыми приглашенными в суд лицами государственного языка создает необходимость переводчиков.
Время судебной деятельности не определяется законом, оно зависит от нужд ее. Производство предварительных следствий не останавливается и в табельные или воскресные дни, если обстоятельства дела того потребуют (ст. 295 УУС).
Но такие дни и для суда суть дни неприсутственные (ст. 153 УСУ), в которые не следует назначать заседаний, для того чтобы не стеснить частных лиц в религиозном их праздновании. Однако заседание, начавшееся в присутственный день, может продолжаться и в дни неприсутственные во избежание перерыва судебного разбора.
В чрезвычайных случаях суд и съезд могут даже начинать заседание в дни неприсутственные, но не иначе как по особому о том судебному определению, в котором должны быть изложены причины этого (общ. собр. 1880/32).
Каждое заседание открывается в заранее определенные для этого дни, причем общим судебным местам вменяется в обязанность объявить в местных ведомостях дни, назначенные для судебных заседаний, и часы их начатия (ст. 1 Временных правил 15 марта 1866 г.).
Нужно отличать место суда и место заседаний. Первое должно быть постоянным, хорошо известным и вполне доступным населению, в правосудии нуждающемуся. Кочевой характер средневекового суда не мирится с современными условиями.
Потому у нас кассационные департаменты учреждены в Петербурге; места учреждения судебных палат и окружных судов определяются в законодательном порядке особыми расписаниями и должны быть в городах (ст. 137, 138 УСУ); место открытия срочных съездов мировых судей определяется наперед уездным земским собранием, а в столицах – городскими думами (ст. 52 УСУ); участковый мировой судья избирает с согласия съезда постоянное место пребывания в своем участке, где устраивается и его камера (ст. 41 УСУ), которую он может переводить на другое место не иначе как с согласия съезда.
Судебные следователи имеют камеру в своем участке[3].
Место заседания обыкновенно совпадает с местом суда; для инстанции кассационной, а в общих судебных местах – и апелляционной, а также для заседаний распорядительных и общих собраний это правило не допускает исключений.
Но суд первой степени при разбирательстве по существу нуждается иногда в вызове значительного числа лиц из местностей отдаленных как для исполнения обязанностей присяжных, так и для дачи свидетельских показаний и т. п. Выехать туда немногим судьям – значит освободить многих от необходимости большой затраты времени и расходов.
На этом экономическом соображении основан институт выездов, столь широко применяющийся в Англии, усвоенный и нашим уголовно-процессуальным законодательством.
“Заседания окружных судов для решения дел уголовных открываются не только в городах, в коих находятся сии суды, но и в других местах, к их округам принадлежащих. Сии заседания открываются или в установленные постоянные сроки и в определенных наперед местах, или же на самом месте совершения преступления” (ст. 138 УСУ).
То же начало распространено законом 9 мая 1878 г. на судебные палаты как суд первой степени. Сверх срочных съездов председатель съезда в случае надобности может открывать особые съезды, хотя бы не в постоянном месте съездов срочных (ст. 54 УСУ).
Мировой судья участковый может по местным удобствам назначать разбирательство не только в камере, но и в других пунктах своего участка, а съезд имеет даже право возложить на него обязанность периодически выезжать для производства суда в отдаленные от камеры местности (общ. собр. 1877/8).
Всего подвижнее деятельность судебного следователя: хотя он и имеет постоянную камеру, но предварительные следствия производятся им на всем пространстве участка (ст. 288 УУС), а в некоторых случаях – и вне участка (2881, 293, 294 УУС).
Составляют ли выезды право или обязанность суда? В основании их лежат соображения практического удобства, оценка которых принадлежит суду; в этом смысле выезд является правом суда.
Признав нужным назначить заседание вне постоянного своего пребывания, он выезжает в другое место; определение о выезде может быть постановлено или ad hoc, по данному делу, или наперед для целого ряда предстоящих дел; выбор времени и места его также принадлежит суду выезжающему: он может открыть заседание или на самом месте совершения преступления, или в других местах, округу принадлежащих (ст. 138 УСУ), а судебный следователь – даже вне своего участка.
Имея в основании своем соображения практического удобства, распоряжения суда о выездах и о месте заседания не подлежат обжалованию в порядке судопроизводственном (1871/214, Морозовой; 1873/439, Василева).
Но как и всякое иное право, должностям предоставляемое, оно должно быть осуществляемо согласно с мыслью закона, его установившего. Применяя или не применяя его, суд действует не в личных видах своих членов и не по бесконтрольному их произволу, а осуществляет функцию, в интересах государства на него возложенную.
Ему предоставлена широкая власть в разрешении вопроса о выезде и в избрании места для выездного заседания, но на нее распространяется власть органов надзора, которые могут устранить несогласную с мыслью закона и отяготительную для населения деятельность суда.
Эти соображения применяются к заседаниям окружных судов как с участием, так и без участия присяжных; закон (ст. 138 УСУ) не делает между ними никакого различия.
Естественно, впрочем, что для заседаний с участием присяжных необходимость выездов представляется чаще и осязательнее для того, чтобы для населения судебная повинность не превращалась в чрезмерную. Но и в этом случае вопрос о выезде решается всецело практическими соображениями удобства.
Такого взгляда держался и Сенат (1883/489); но впоследствии (общ. собр. 1880/7, 53; 1881/37) он провозгласил другое положение, проводя теорию обязанности окружного суда выезжать для срочных заседаний с участием присяжных во все уезды округа на том основании, что будто бы присяжные одного уезда не могут быть приглашаемы для суждения уголовных дел другого уезда.
Положение это не может быть признано верным. Хотя списки присяжных заседателей действительно составляются по каждому уезду отдельно (ст. 89, 97 УСУ), но порядок призыва присяжных для участия в решении уголовных дел определяется не учреждением, а Уставом уголовного судопроизводства, который (ст. 201, 208, 550 УУС) юрисдикцию присяжных в отношении места отождествляет с юрисдикцией суда.
Новое направление сенатской практики не имеет корней и в теории процесса: прежде, пока присяжные еще не стали судьями и рассматривались как свидетели, в Англии требовалось, чтобы они назначались из ближайших соседей (de viceneto); ныне основанием судейского права присяжных признается не знание дела и лиц, в нем участвующих, а лишь знание местных условий. Но оно не заключено в границы уезда.
Закон 20 мая 1885 г. обязал окружные суды заблаговременно на каждый год составлять расписание периодов заседаний с участием присяжных, представляемое на утверждение старшего председателя судебной палаты, который вместе с тем назначает и председательствующих в них членов; в таких расписаниях означаются и места заседаний.
Суд помещается на постоянном месте в особых зданиях, а при выездах он избирает помещение настолько удобное, чтобы правосудие могло отправляться в нем беспрепятственно: в нем должен быть просторный зал для заседания, особые комнаты для присяжных, свидетелей и судей.
Но кроме удобства необходимо соблюдать при этом и требования достоинства судебной деятельности. Было бы неприлично открывать заседания суда в помещениях, предназначенных для общественного увеселения, например в трактирах или даже в клубах (1873/445, Соболевых и Кучерова).
Помещение, приспособленное для заседаний суда, называется камерой или присутствием. Согласно Временным правилам 15 марта 1866 г. “в присутственной комнате общих судебных мест должно находиться на столе зерцало по образцу, указанному в ст. 49 ч. 1 т. 2 Общих губернских учреждений, а в случае привода к присяге, сверх того, аналой с крестом и Евангелием” (ст. 3).
Это правило практика распространяет и на присутственные комнаты съездов. Места для судей и присяжных должны быть отделены от мест для публики и свидетелей; комнаты для совещания судей, присяжных и для пребывания недопрошенных свидетелей должны быть совершенно отделены от прочих частей суда и устроены по возможности удобно; это особенно важно для комнат совещательных, где присяжным приходится оставаться подолгу, иногда и на ночь.
Неудовлетворительность помещений для присяжных является у нас одной из крупных причин, влияющих даже на их судебную деятельность[4]. В судебных заседаниях общих судебных мест должностные лица обязаны быть в форменной одежде (ст. 2 Временных правил 15 марта 1866 г.); мировые судьи и присяжные поверенные также имеют особые знаки их должности или звания. Каждое судебное установление имеет свою печать.
[1] Закон отличает судебные установления от судебных мест, первое есть понятие родовое, обнимающее как судебные места, так и установления, при них состоящие, – прокуратуру, адвокатуру, судебных приставов, нотариат.
[2] Господствующий язык в каждой провинции Австрии различен, определяясь преобладающим составом населения.
[3] Из оседлости суда вытекает и обязанность должностных лиц, при суде состоящих, иметь постоянное пребывание или в том же месте, где находится суд, или в округе его (ст. 125, 127, 232, 305, 356 УСУ).
[4] Решение общ. собр. 1880/33 настойчиво рекомендует министрам юстиции и внутренних дел обратить внимание на устройство лучших помещений для присяжных; см. также: Тимофеев А.Г. Суд присяжных в России, и мою ст.: Оправдательные решения присяжных и меры к их сокращению // На досуге. Т. 2. С. 344 и сл.
