Время господства мести и денежных выкупов обыкновенно считают временем отрицания уголовного права, а самую месть и выкупы — явлениями противоположными уголовной каре (самоуправством, которое ныне само составляет деяние преступное). В действительности не так: последующее уголовное право развивается генетически из мести и выкупов, которые должны быть отнесены к явлениям правомерным.
Лишь в доисторическое время, быть может, возмездие имеет совершенно животный характер (bellum omnium contra omnes): всякое право развивается из первоначальных инстинктов и природных чувств: мстительность свойственна и животным.
Но как скоро существуют союзы семейный, родовой и общинный, личная обида, нанесенная одному члену союза, чувствуется всем союзом (отсюда месть семейная, родственная и общинная и право союзов получать выкупы).
Чем шире союз, чем дальше он от непосредственных кровных начал, тем больше личное чувство раздражения успокаивается, переходит в хладнокровное сознание неправоты, требующей наказания. Животное проявление инстинкта переходит в человеческое понятие о праве. В союзе государственном личный элемент мести не исчезает, но уходит на второй план.
Так как история нашего права застает славян в союзе государственном (земском), то в историческое время мы не находим уже явлений безграничной мести не только личной, но и родовой и общинной: месть регулирована властью и законом; деятельность мстителя постепенно обращается в орудие интересов общественных, хотя чувство раздражения и мстительная жестокость кар далеко не вполне успокаиваются.
Таков начальный момент истории уголовного права. Но и в 1-й период государственной (земской) жизни, уже на глазах истории, уголовное право проходит несколько ступеней развития:
а) эпоха до Русской Правды (до XI в.) есть время господства мести (с зарождающимся началом композиций);
б) центральная и главная эпоха (XI—XIII вв.), или время действия Русской Правды, есть эпоха вымирания мести и господства композиций (с зарождающимся началом уголовных кар); наконец,
в) после Русской Правды, в эпоху судных грамот (XIV—XV вв.), уголовные кары берут перевес над выкупами (но с ясными еще остатками прежней системы композиций).
Обыкновенно полагают, что в эпоху полного господства мести нельзя уловить идеи права в произвольных карательных действиях потерпевшего; это тем более трудно сделать, что время чистого господства мести обыкновенно не оставляет по себе никаких законодательных памятников.
По счастью, русское право составляет в этом отношении исключение: русские в такую эпоху столкнулись с народом весьма высокой культуры (византийцами) и должны были установить между собою и ими правовые отношения, между прочим (и главным образом) — отношения уголовно-правовые.
Отсюда понятно, какую высокую важность для нас имеют договоры русских с греками при определении исходного момента истории нашего уголовного права. Здесь в соглашении права русского с византийским найдем яркое доказательство того, что период мести не есть эпоха отрицания права, если явления мести можно было согласить с таким чисто карательным уголовным правом, каково было византийское.
Поэтому, прежде изложения самой системы мести и денежных выкупов, как она выразилась в Русской Правде и современных ей памятниках, остановимся на уголовном праве договоров русских с греками.
