Никаких особых затруднений не может, по нашему убеждению, представить применение общих правил о начале давности к так называемым сложным преступлениям (zusammengesetzte Verbrechen, delits complexes).
Под этим понятием обыкновенно разумеются преступления, к составу которых относятся несколько совершенных в разные времена деяний. Все эти деяния, вместе взятые, составляют одно целое, получающее значение известного преступления только с момента совершения последнего из деяний преступника.
До наступления этого момента все эти деяния не могут быть рассматриваемы как отдельные преступления; скорее они имеют значение действий приготовительных, и в этом-то обстоятельстве состоит вся разница между сложным преступлением и cтeчeниeм преступлений, – с одной, и длящимся преступлением, с другой стороны.
Для стечения преступления необходимо, чтобы все деяния имели характер оконченных преступлений; для продолжающегося же преступления – чтобы воля преступника вполне осуществилась с первым актом ее обнаружения.
В сложном преступлении только с совершением последнего деяния можно сказать, что виновный учинил то, или другое преступление. Как например подобного преступления указывают обыкновенно на злостное банкротство.
Преступление это считается оконченным с того дня, когда виновный объявит себя несостоятельным, и с этого только времени может быть речь о том, что он злостный банкрот.
Несостоятельность этого лица, быть может, и прежде проявлялась неуплатою долгов или вообще неисполнением каких-либо обязательств, и даже более, виновность его могла проглядывать в тех или других недобросовестных поступках.
Но все эти деяния, отдельно взятые, не могут еще быть признаны злостным банкротством; они имеют значение его элементов, его составных частей и в качестве таковых не могут подлежать действию давности, течение которой может только начаться с момента окончания преступной деятельности и в данном случае, только с объявления виновного несостоятельным[1].
Вопрос о сложных преступлениях разработан преимущественно французскими юристами. Немецкие криминалисты или совершенно обходят его молчанием, или только вскользь упоминают о нем. Для русского уголовного права вопрос этот имеет только второстепенное значение.
Уложению понятие о сложных преступлениях неизвестно, и мы, с своей стороны, признаем выделение группы подобных деяний совершенно излишним. Все те элементы, из которых образуется сложное преступление, выступая только мало-помалу наружу, не имеют характера оконченных преступлений, и, следовательно, сами по себе взятые, они действию давности подлежать не могут.
Преступным во всех этих случаях является только последний акт деятельности виновного, и с момента его окончания, по общему правилу, должно начинаться течение давности. От остальной массы противозаконных деяний преступления эти отличаются некоторою сложностью своего состава и тем, что элементы, их образующее, нередко обнаруживаются задолго до совершения самого преступления.
[1] Как на примеры сложных преступлений французские писатели указывают на следующие случаи: 1) на особый вид мошенничества, известный под названием escroquerie. В состав этого преступления входят следующие элементы: известные мошеннические действия (manoevres frauduleuses) и передача денег или других ценностей, полученных путем такого мошенничества.
2) На все преступления, предусмотренные статьей 419 кодекса (сюда относятся все те многочисленные случаи повышения или понижения цен на земледельческие продукты, товары, кредитные бумаги, – когда изменения эти являются не плодом свободной конкуренции, а результатом каких-либо мошеннических действий виновных, распространения ими ложных слухов или, наконец, стачки между ними).
Более подробные cведения можно найти у Виллере. Шварце относит к этой категории тот случай, когда два отдельные преступления рассматриваются законом как одно целое, вследствие того что воля преступника, так сказать, объединяет их, придавая одному из них значение средства, направленного к осуществлению преступного намерения.
Преступник здесь совершает одно преступление как средство для содеяния другого. Как например подобного преступления Шварце указывает на обман, совершенный посредством подложного документа. Из этого примера видно, что воззрение Шварце несколько разнится от воззрений французских криминалистов.
Характеристика случая, им приведенного, совершенно зависит от законодательного определения. Так, если законодатель в данном случае будет смотреть на подлог, как на обстоятельство, увеличивающее виновность лица, совершившего обман, то мы, конечно, будем иметь только одно преступление. Если же, напротив, подлог будет иметь характер отдельного преступления, то мы будем иметь дело со стечением.
