В договорах признается неприкосновенность владений союзников. Они обязываются не только сами не нарушать владетельных прав другой стороны, но и оберегать ее от враждебных посягательств третьих лиц.
Это существенное условие всякого мирного союза возникло, конечно, не из договора; оно есть необходимое следствие той исконной политической особенности древних волостей, на которую было указано раньше (Древности. Т. 1. Гл. I).
Признание неприкосновенности союзных владений выражалось в различной форме. Изяслав Мстиславич, по словам черниговских князей, Игоря и Святослава, целовал в 1146 г. к ним крест на том, “яко не подозрети” ему под ними Киева (Ипат.). В 1159 г. Изяслав Давыдович Киевский целовал крест к Святославу Черниговскому, “яко не подозрети под ним Чернигова никим же образом” (Ипат.).
В том же смысле употребляется выражение не искать. В 1151 г. Юрий Владимирович, принужденный уступить Киев брату, Вячеславу, и племяннику, Изяславу, целует к ним крест “Киева под ними не искати” (Ипат.).
Под 1195 г. находим известие о том, что Ольговичи обязались не искать Киева под Рюриком и Всеволодом Юрьевичем; в следующем году те же князья обязались не искать Смоленска под братом Рюрика, Давыдом (Ипат.). Сами Ольговичи так выражаются о принятом ими на себя обязательстве:
“Аж ны еси вменил, – говорят они Всеволоду Юрьевичу, – Кыев тоже ны его блюсти под тобою и под сватом твоим, Рюриком, то в том стоим” (Ипат. 1195).
Употребленный здесь термин блюсти сильнее вышеприведенного не искать; он обязывает противную сторону не только не вступаться во владения союзника, но и охранять неприкосновенность их от третьих лиц.
Эти обязательства князей XII века целиком переходят в московские договоры XIV и XV веков. Серпуховский князь, Владимир Андреевич, целует крест к двоюродному брату своему, Дмитрию Ивановичу, на том, что не будет искать под ним удела дяди Семена, чем благословил его отец.
Подобно этому тверской князь, Михаил, в договоре с тем же Дмитрием обязывается не искать под ним Москвы, а правнук Михаила, Борис, обязывается не искать Москвы и всего, что к ней потянуло, под Великим князем Василием Васильевичем, и в свою очередь обязывает московского князя не искать под ним Твери и всего, что к ней потянуло[1].
Кроме термина не искать, в московских договорах встречаем еще однозначащие выражения: не подыскивать, не вступаться, не хотеть, блюсти и не обидеть[2]. То же значение имеет и обязательство держать под великим князем княжение его честно и грозно.
Обязательство это встречается сравнительно в немногих договорах московских великих князей с удельными и возлагается всегда на удельных, а не обратно, тогда как обязательства: не искать, не хотеть, блюсти и пр. всегда обоюдны[3].
В этом надо усматривать признак фактического преобладания московского великого князя над удельными. По существу владения удельного князя столь же неприкосновенны, как и великого, ибо последний обязывается не вступаться в них, блюсти и не обидеть.
Но удельный обязывается не только не вступаться, блюсти и не обидеть, но делать это еще “честно и грозно”. Честность, конечно, подразумевается и в великом князе, но по отношению к удельному у великого князя есть сомнение, а потому он и ставит честность как особое условие.
Под “грозно” надо разуметь действительное оказание поддержки великому князю в случае нападения третьих лиц на его владения, и притом такое, которое приводило бы их в страх и трепет. Но такая действительная поддержка мыслится и в обязательстве “блюсти”, обязательство же “держать грозно” есть только усиление, как и обязательство “держать честно”.
Удельный князь, как слабейший, допускает сомнение в своей добросовестности и соглашается на это формальное усиление своих обязательств; в добросовестности же великого князя он не смеет сомневаться, а потому и довольствуется простым его обещанием не вступаться, блюсти и не обидеть.
Невмешательство одного князя в дела внутреннего управления и суда другого есть необходимое следствие обоюдного признания неприкосновенности владений. Это само собой разумеется.
Московские договоры отправляются от предположения, что всякому князю в пределах его владений принадлежит право суда и управления. В договоре Василия Дмитриевича с Владимиром Андреевичем читаем:
“А хто живеть твоих бояр, – говорит великий князь, – в наших уделах и в отчине, в великом княжении, а ты ны блюсти, как и своих, а дань взяти, как и на своих; а кто живет наших бояр в твоей отчине и в уделе, а тых тебе блюсти, как и своих, и дань взяти, как и на своих” (Рум. собр. I. № 27, 35).
Право каждого князя взимать дань с населения своей отчины предполагается; вопрос идет только о том, можно ли облагать данью слуг чужого князя, и решается утвердительно.
Право каждого князя производить суд также предполагается статьями об общем суде, который составляется из судей обеих сторон[4]. Но в некоторых договорах встречаем и прямые постановления, воспрещающие договаривающимся сторонам всыпать даньщиков и приставов в чужие уделы, раздавать там жалованные грамоты и пр. В договоре Дмитрия Ивановича с Владимиром Андреевичем читаем:
“А в твой ми удел данщиков своих и приставов не всылати; тако же и тобе в мой удел данщиков своих ни приставов не всылати, ни во все мое великое княженье… А в твой ми удел грамот жаловальных не давати; такоже и тобе в мой удел и во все мое великое княженье не давати своих грамот.
А который грамоты буду подавал, а те мои грамоты отоимати; а тобе такоже, брату моему молодшему, грамоты отоимати, кому будешь подавал в моем княжении” (Рум. собр.1. №№ 27, 35, 71).
Из последних слов видно, что начало неприкосновенности чужих владений не всегда соблюдалось. Это и делало необходимым особые разъяснительные постановления в договорах.
Иван Данилович Калита предоставил Москву с уездом в общее владение своих сыновей. Распоряжение это имело последствием своим то, что управление и суд в Москве принадлежали всем трем сыновьям Ивана, а после их смерти права их перешли под наименованием третей к их наследникам. Этим правом общего суда и объясняются такие статьи в договорах московских князей, как, например, следующая:
“А судов ти московских, – читаем в договоре Дмитрия Ивановича с двоюродным братом, Владимиром Андреевичем, – без моих наместников не судити, а яз иму московьскыи суды судити, тем мися с тобою делити.
А буду опроче Москвы, а ударит ми челом москвитин на москвитина, пристава ми дати, а послати ми к своим наместником, ини исправу учинят, а твои наместники с ними. А ударит ми челом хто из великого княженья на москвитина, на твоего боярина, и мне пристава послати по него, а тебе послати за своим своего боярина” (Рум. собр. I. № 33).
Эта общность суда продолжается до тех пор, пока все трети не соединились в руках Великого князя Московского.
Можно думать, что общее управление применялось даже к командованию московскою ратью, и она выступала в поход под начальством воевод, назначаемых всеми третчиками.
В договоре Василия Дмитриевича с дядею, Владимиром Андреевичем, читаем:
“А московьская рать ходить с моимь воеводою (князя великого, как было) переже сего” (Рум. собр. I. № 35).
Если это надо было оговорить в договоре, то, думаем, потому, что было время, когда московская рать ходила с воеводами всех третчиков. Подтверждение этому находим в договоре Дмитрия Ивановича с тем же Владимиром Андреевичем, в котором упоминается не один воевода московской рати, а несколько:
“А московская рать, хто ходил своеводами,теи нонеча с воеводами, а нам их не приимати” (Рум. собр. I. № 33).
Случаи сокняжения нескольких князей в одной волости встречаем и в домосковское время. Сыновья Мстислава Владимировича, сперва Изяслав, а по его смерти († 1154) и Ростислав († 1167) сидели в Киеве вместе с дядею своим Вячеславом († 1154).
И в этом древнейшем случае двуцарствия князья управляли совместно. Это само собой разумеется и может быть подтверждено словами Вячеслава, обращенными им к племяннику, Изяславу:
“Сыну! Бог ти помози, оже на мене еси честь возложил, акы на своем отци. А яз пакы, сыну, тобе молвлю: яз есмь уже стар, а всих рядов не могу уже рядити, но будеве обы Киеве, а чи нам будет который ряд, или хрестьяных или поганых, а идеве оба по месту; а дружина моя и полк мой, а то буди обою нама, ты же ряди, а чи кде нам будет мочно обеими ехати, а оба едеве, пакы ли, а ты езди с моим полком и с своим” (Ипат. 1151).
Определение границ владений есть необходимое условие неприкосновенности и раздельности их, а потому и относится обыкновенно к содержанию договоров. Об этом следовало бы только упомянуть.
Но существует мнение о том, что в древности (до XIII века) вся Русь составляла нераздельную собственность княжеского рода Рюриковичей. Это мнение, высказанное человеком много и с великою пользою потрудившимся для русской истории, заставляет нас остановиться на этом вопросе долее, чем он заслуживает сам по себе.
С глубокой древности каждый князь владеет лично на себя и стремится расширить свои владения. Обладание волостями составляет главную причину княжеских войн. “Волости ради” убивает Святополк Бориса и Глеба. “Желая большей власти”, Святослав Ярославич Черниговский подговаривает младшего брата, Всеволода, отнять Киевскую волость у старшего, Изяслава.
Очень характерен мотив, которым удалось Святославу склонить на свою сторону Всеволода: “Изяслав сносится со Всеславом, замышляя на нас, – говорил он Всеволоду, – если мы его не прогоним, он нас прогонит” (Лавр.). Двум князьям трудно было ужиться рядом, даже если это были родные братья.
Из-за обладания волостями возгорелась в 1186 г. война в Рязани между родными братьями Глебовичами. Все такие столкновения, если оканчивались миром, должны были вести к определению границ владений. Такие определения встречаем мы с самых древних времен.
Древнейшее столкновение князей, родных братьев, относится к X веку; оно произошло между Святославичами. Первой его жертвой был древлянский князь, Олег; победитель, Ярополк, завладел волостью убитого.
Возгоревшая затем война между Владимиром и Ярополком кончилась в пользу Владимира. Воевода Ярополка, Блуд, дает такой совет своему князю, осажденному в Родне:
“Пойди к брату своему и рьчи ему: что ми ни вдаси, то яз прииму. Поиде же Ярополк к Володимеру…” (Лавр. 980).
Здесь мы имеем древнейшее указание на мирные предложения, которые должен был сделать побежденный князь победителю. Он вынужден отказаться от всех своих владений и сдаться на волю победителя.
Если бы предложения Ярополка были приняты и мир был заключен, в нем было бы указано, что дает Владимир своему старшему брату. Но дело до мира не дошло, Ярополк был изменнически убит при входе в терем Владимира.
Итак, еще в X веке между сыновьями Святослава Игоревича возник вопрос о границах владений; но так как Владимир Святославич не хотел никакого раздела, то Ярополк и поплатился жизнью за свое желание получить часть во владениях отца и деда. Нежелание Владимира делиться с братом находит себе некоторое объяснение в алчной политике Ярополка: он не задумался же захватить владения Олега и Владимира.
В 1024 г. Мстислав, брат Ярослава Мудрого, оставил Тмутаракань и отправился на север искать для себя новой волости. Киевляне его не приняли; ему удалось, однако, утвердиться в Чернигове, входившем в состав владений киевского князя, Ярослава.
Все это произошло в отсутствие Ярослава, бывшего в Новгороде. Киевский князь не хотел примириться с таким умалением своих владений. Подкрепив силы свои новым призванием варягов, он выступил против Мстислава, но был разбит и бежал в Новгород.
“И посла Мьстислав по Ярославе, глаголя: сяди в своем Кыеве, ты еси старейший брат, а мне буди си сторона. И не смеяше Ярослав ити в Кыев, дондеже смиристася”( Лавр.).
Мстислав показал умеренность, какой не обладали Святославичи. Он не захотел преследовать побежденного Ярослава, а сам предложил ему мир на весьма выгодных для старшего брата условиях: Ярослав удерживал Киев, а Мстислав приобретал левый берег Днепра. На этих условиях столкновение и было покончено.
В этом же XI веке встречаемся и со случаем общего распределения владений между потомками Ярослава.
Вскоре после смерти Всеволода внуки Ярослава съехались на съезде в Любече (1097) для решения жгучего вопроса о том, кому чем владеть. Вот краткое известие летописца об этом съезде:
“В лето 6605 (1097) придоша Святополк (сын Изяслава), Володимер (сын Всеволода), Давыд Игоревичь, и Василько Ростиславичь, и Давыд Святославичь, и брат его, Олег, и сняшася Любечи на устроенье мира. И глаголоша к себе, рекуще:
“почто губим Русьскую землю, сами на ся котору деюще, а половци землю нашу несут розно и ради суть, оже межи нами рати. Да ноне, отселе имемся в едино сердце и блюдем Рускые земли, кождо до держит отчину свою: Святополк Кыев – Изяславлю, Володимер – Всеволожю, Давыд и Олег и Ярослав – Святославлю; а им же роздаял Всеволод городы: Давыду – Володимер, Ростиславичема: Перемышль – Володареви, Теребовль – Василькови”. И на том целоваша крест, да аще кто отселе на кого будет, то на того будем вси и крест честной. Рекоша вси: да будет на нь крест честный и вся земля Русьская. И целовавшеся, поидоша всвояси” (Лавр.).
Пять внуков и один правнук Ярослава, съехавшиеся в Любече, осуждают хищническую политику своих отцов, в которой и им приходилось принимать немалое участие, и заключают между собою мирный трактат, в котором определяются пределы владений каждого из участников.
Чрезвычайно важно начало, положенное в основу этого распределения. Князья принимают начало отчины: внуки Ярослава должны сидеть на столах, которые даны были дедом их отцам.
Принцип раздельности владений не есть, таким образом, новость, появившаяся только в XIII веке. Это исконное явление нашей истории; начало свое оно имеет в особности первоначальных волостей, существовавших еще до Рюрика. Рюриковичи этого принципа не изменили. Сыновья Святослава владеют каждый на себя и воюют между собою из-за владений. То же продолжается и во все последующее время до объединения Руси.
Для доказательства пришлось бы приводить все старые летописи постранично. Ограничимся немногими примерами из первой половины XII века.
“В лето 6643 (1135) Юрьи (сын Владимира Мономаха, суздальский князь) испроси у брата своего, Ярополка (киевского князя), Переяславль (отчина Владимировичей), а Ярополку дасть Суздаль, и Ростов, и прочюю волость свою, но не всю. И про то заратишася Олговичи (черниговские князья).
Иде Ярополк с братьею своею, и Юрьи и Андрей, на Всеволода на Олговича… И пакы Олговичи начаша просити у Ярополка: “что ны отец держал при вашем отци, того же и мы хочем; аже не вдасть, то не жалуйте, что ся удееть, то вы виновати, то на вас буди кровь”.
То же все ся створи, оже выгна Гюрги Всеволода (сына Мстислава, старшего брата Ярополка) из Переяслава, а потом Изяслава (брата Всеволода) выгна Вячьслав (брат Ярополка), а потом Изяслава же выгна тот же Вячьслав из Турова (город Вячеслава).
А они (Всеволод и Изяслав, которым покровительствовал Ярополк, но которых преследовали младшие дяди, Юрий и Вячеслав, из-за обладания Переяславом) приступиша к Олговичем, и бысть в том межи ими пря, велика злоба. Идяху слово рекуче Олговичи: “яко вы (Мономаховичи) начали есте перво нас губити” (Ипат.).
В чем здесь дело? В 1133 г. киевский князь, Мстислав Владимирович, чувствуя приближение смерти, передал Киев брату своему, Ярополку. За эту услугу Ярополк обязался устроить сыновей Мстислава и, между прочим, дать им отчину Владимировичей, Переяславль, что и исполнил.
Это, конечно, не могло понравиться младшим сыновьям Владимира Мономаха, которые тоже были не прочь расширить свои владения и, конечно, на счет племянников, как это и раньше их делали Святослав, Всеволод, а потом и Изяслав Ярославичи. Отсюда и возникла коротко указанная летописцем смена князей в Переяславле.
Ярополк продолжал покровительствовать племянникам, несмотря на то, что встретил противников в братьях. Когда Юрий выгнал Всеволода, Ярополк прогнал Юрия и отдал Переяславль второму сыну Мстислава, Изяславу. Изяслава прогнал Вячеслав.
Ярополк вошел в переговоры с Вячеславом и, с его согласия, вознаградил Изяслава Туровом; но не прошло и года после этого, как Вячеслав возвратился в Туров и прогнал племянника.
Вот после этого-то, надо думать, Ярополк потерял надежду устроить Мстиславичей согласно обещанию, данному их отцу, и вступил в выгодное для себя соглашение с Юрием, который уступил ему за Переяславль значительную часть своих владений.
Мстиславичи, предоставленные сами себе, вступили в союз с Ольговичами и вместе с ними начали войну с Владимировичами, своими ближайшими родственниками. У Ольговичей была и своя причина войны. Владимировичи отняли у них какие-то владения, принадлежавшие им при Владимире Мономахе.
Приведем и еще один весьма любопытный пример, близкий по времени. В 1140 г. Всеволод Черниговский занял киевский стол. Чем важнее было новое приобретение князя, тем большие уступки должен был он делать другим князьям, своим союзникам, а иногда и врагам, чтобы примирить их со своими успехами.
Всеволод много раздал и друзьям, и недавним врагам, но все-таки не удовлетворил всех и прежде всего не удовлетворил родных братьев, своих верных союзников, которые и восстали против него опять-таки из-за владений. Вот рассказ летописца:
“В се же лето (1142) посла Всеволод из Киева на Вячьслава (Владимировича), река: “седеши в Киевской волости, а мне достоит; а ты пойди в Переяславль, отчину свою”. А сыновцю его да, Изяславу (Мстиславичу), – Володимерь, а Святославу, сынови своему, да – Туров.
И бысть братьи его тяжело сердце, Игореви и Святославу: волости бо дасть сынови, а братьи не надели ничим же. И позва Всеволод братью к собе, и пришедше сташа в Ольжичих: Святослав, Володимир, Изяслав, а Игорь стояша у Городьча. И еха Святослав к Игореви и рече: “что ти даеть брат старишей?”
И рече Игорь: “даеть ны по городу: Берестий и Дорогычин, Черторыеск и Кльчьск, а отчине своее не дасть, Вятичь”. И челова Святослав крест с братом своим, Игорем; а наутрей день человаста Володимер, Изяслав с Игорем, и тако яшася вси, рекуще: “кто сступить крестьецелованье, да сь кресть взомьстить”.
И посла их Всеволод звать на обед, и не ехаша. И послашась братья к Всеволоду, рекуче: “се в Киеве седеши, а мы просим у тебе Черниговской и Новгороцкой волости, а Киевское не хочем”. Он же Вятичь не сступяшеть, но даяшеть им четыре городы, яже и преди нарекохом. Они же реша: “ты нам брат стариший, аже ны не даси, а нам самем о собе поискати” (Ипат.).
Из этого места следует:
1) Всеволод, заняв киевский стол, не бросил свою отчину. Он уступил только часть отчины, со стольным городом Черниговом, одному из своих союзников, двоюродному брату, Владимиру Давыдовичу, но все остальное удержал за собой.
Переход на киевский стол не есть непременно переход из волости в волость, как иногда думают. Весьма нередко это есть образование нового политического тела, в новых границах, в состав которого входят и значительные части прежних владений.
2) Соседнюю волость, Переяславльскую, Всеволод отдает своему недавнему врагу, Вячеславу и, конечно, не в том намерении, чтобы Переяславль послужил ему ступенью для вступления на киевский стол, как смотрят некоторые ученые на занятие переяславльского стола.
3) Братья Всеволода вовсе не желают расширения своих владений на счет соседней Киевской волости. Они просят надела из отчины своей, Черниговской и Новгородской волостей.
Это опять не совсем согласно с весьма распространенным мнением о каком-то кочевании древних князей. Древние князья тоже были не прочь сидеть на своих отчинах; но это им также не всегда удавалось, как не удалось и многим князьям московского времени сохранить за собой свои отчины.
Итак, распри князей и в XII веке, как и в XI и X, идут из-за владений; мирные трактаты, которыми они оканчиваются, содержат определения о границах владений. Такими же определениями наполняются и договоры московского времени. Этот последний факт так общеизвестен, что не представляется надобности приводить в подтверждение его какие-либо выписки.
[1] Рум. собр. I. №№ 27, 28, 76, 77, 88. 1362-1462. Число дошедших до нас договоров совершенно случайное, а потому мы и не видим надобности делать ссылки на все договоры, которые оправдывают приводимое в тексте положение. Для нашей цели достаточно и одного примера.
[2] Рум. собр. I. №№ 32, 36, 43, 44, 49, 52, 65, 90, 97, 115, 133,134, 160, 161. 1381-1531.
[3] Рум. собр. I. №№ 27, 33, 45, 52, 54, 90-94, 133, 160. 1362-1531.
[4] Рум. собр. I. №№ 27, 54, 55, 64, 65, 69, 70, 76, 88.
