Разноместными законами называются законы, действующие в различных государствах или в различных частях одного и того же государства.
Эти законы могут противоречить друг другу, и вопрос о том, каким из нескольких исключающих взаимно законов должен руководствоваться судья в случаях коллизии или столкновения разноместных законов, разрешается не так просто, как это можно было бы заключить из установленных выше положений о территориальном характере современных законодательств и отношений между общим и местным правом.
Тот принцип, что судья применяет к решениям гражданских споров законы своей страны, терпит многочисленные отступления по делам, в которых принимают участие иностранцы или предметом которых служат имущества, лежащие в другой стране, и отношения, возникающие не в том государстве, где они разрешаются.
Так назыв. международная вежливость (comitas gentium) и уважение, которым одно государство обязано другому, и иные соображения, о которых мы будем говорить несколько ниже, заставляют современное право ограничивать территориальное начало по отношению к действию закона и обязывают судью применять в известных случаях не свое, а чужое право.
Точно так же и принцип отмены местным правом общего, когда это последнее выступает субсидиарно-, а не абсолютно-общим правом, не разрешает ни столкновения между несколькими местными правами в пределах одного и того же государства, ни столкновения субсидиарно-общего права с местным, когда заинтересованные лица имеют постоянное жительство не в том судебном округе, где разбирается данное дело, а в другом месте, управляемом своими местными законами.
Те же сомнения возникают, когда вопрос касается имуществ, лежащих вне того округа, где действует данный местный закон, или суду приходится обсуждать сделки, совершенные в иной территории, чем та, где должно быть постановлено судебное решение. Как должно быть постановлено это решение?
По законам ли того места, с которым участники связаны своим происхождением (lex originis), или по законам того места, где производится дело (lex fori), или по законам местожительства участвующих лиц (lex domicilii), или по законам местонахождения имущества (lex rei sitae), или, наконец, по законам места совершения данного акта (lex loci actus)?
Все эти вопросы не разрешаются предыдущим изложением и образуют в своей совокупности, вместе с вопросом о применении в одном государстве права другого государства, особое учение, называемое collisio statutorum (conflit des lois), также – частным международным правом (droit international prive).
Первое из этих названий прилагается обыкновенно к случаям столкновения разноместных законов в пределах одного и того же государства, второе – к столкновениям законов различных государств, хотя принцип и основания для решения тех и других случаев одинаковы, если не говорить о том, что принцип национальности права, связывающий лицо с правом того государства, которого оно состоит подданным (lex patriae), заменяется в случаях столкновения разноместных законов в пределах одного и того же государства принципом местожительства, по силе которого решающее значение принадлежит праву той местности, где это лицо постоянно пребывает или сосредоточивает свою деятельность (lex domicilii)[1].
По поводу отношения между тем и другим рядом случаев столкновения законов следует заметить, что столкновения законов, действующих в пределах одного и того же государства, были выдвинуты гораздо раньше столкновений законов, действующих в различных государствах, так как в течение весьма продолжительного периода истории и повсюду иностранцы были или совсем бесправны, или чрезвычайно ограничены в своей правоспособности.
Поэтому уже вопросы, вызываемые столкновениями законов, и ставились сначала не в отношении к иностранцам, а в отношении к подданным каждого отдельного государства, подчиненным различным законам своей страны.
Некоторые государства, как, наприм., Германия, Швейцария, Россия и многие другие, не достигли до сих пор полного единства в своем праве, и разрешение случаев столкновения разноместных законов имеет для них и в настоящее время большое значение, далеко превосходящее значение столкновения законов, действующих в различных государствах.
Это объясняет, почему юриспруденция всех народов обращала сначала преимущественное внимание на случаи столкновения законов первого рода и на них выработала учение, носившее долго название collisio statutorum.
Это название нельзя считать удачным уже потому, что оно предполагает только патологическое состояние столкновения различных законов, но не регулирование этими законами тех или других отношений гражданского права, составляющее главное содержание и главную цель настоящего учения.
Поэтому же старое название и заменено теперь новым, а именно названием “частное международное право”, которое указывает, с одной стороны, на присущий этому учению элемент международного права и, с другой – делает возможным включение в него и случаев столкновения законов различных государств, получивших большое значение только в последнее время.
Усваивая себе эту терминологию, мы должны, однако, для избежания смешения в понятиях, постоянно помнить различие частного международного права как от так назыв. общенародного права (droit des gens, римское jus gentium), так и от той дисциплины, которую называют публичным международным правом.
Римское jus gentium выражало два понятия: с одной стороны, право одних иностранцев, ставшее впоследствии правом всех подданных Римской Империи, в отличие от jus civile, составлявшего достояние одних римских граждан, и с другой – правила чисто международных сношений, как, наприм., право войны, заключение международных трактатов и т. д.
В первом из этих значений jus gentium не имеет применения к современному праву, так как юридическое положение иностранцев определяется теперь законодательством каждого государства, устанавливающего права как своих подданных, так и иностранцев.
Во втором значении – норм для международных сношений – jus gentium передавалось долго и передается до сих пор французским выражением droit des gens, которое не заключает в себе уже существенного элемента римского jus gentium, т. е. права иностранцев, но переходит часто из понятия международного права в понятие общенародного, т. е. одинакового или сходного для всех людей права.
Большое различие в том и другом смысле одного и того же выражения заставило известного английского юриста Бентама переделать римское jus gentium и производное от него droit des gens в jus inter gentes, и стоило только перевести это выражение на европейские языки, чтобы из него образовались общепринятые теперь названия: droit international, international law, internationales Recht, международное право – в смысле норм для сношений различных государств и народов между собой.
По различию предмета этих сношений, т. е. смотря по тому, служат ли им коллективные интересы государств как таковых, или отдельные интересы одного или многих лиц, – все равно идет ли при этом спор между государством и отдельным лицом как подданным другого государства, или между подданными различных государств, или даже между подданными одного и того же государства, когда связывающее их юридическое отношение возникает в одном государстве и должно быть разрешено в другом, – словом, смотря по тому, что является предметом международных сношений: публичное или гражданское право, – большинство современных писателей делят международное право на публичное и частное.
Некоторые из них, как, напр., Laurent[2], идут даже так далеко, что считают частное международное право частью публичного.
Другое течение в литературе частного международного права, представленное, главным образом, Meili, Jitta и большинством цивилистов, отрицает принадлежность его международному праву и, указывая на различие, с одной стороны, субъектов того и другого права (там – отдельное лицо, здесь государство), и с другой – форм защиты (там – судебная власть каждого данного государства, здесь – несовершенные санкции международного права), считает эту область частью каждой данной системы гражданского права[3].
Это различие взглядов на частное международное право имеет не только теоретическое, но и важное практическое значение, так как, принимая первый из указанных взглядов, мы были бы вынуждены подчинить настоящую отрасль права правилам, выведенным из международных сношений различных государств друг с другом, тогда как признание ее простым отделом каждой существующей системы гражданского права означало бы подчинение ее только данной государственной власти и исключение из нее международного элемента.
Мы отвергаем обе эти крайние точки зрения и склоняемся, в общем, к взгляду Цительмана, который указывает судье при разрешении случаев столкновения разноместных законов руководствоваться прежде всего коллизионными нормами своего отечества, т. е. поставленными данным положительным законодательством нормами для разрешения этих столкновений, а в случае отсутствия таких норм или представляемых ими сомнений – обращаться к надгосударственным нормам частного международного права[4].
Это – опять творчество в юриспруденции, которое если и не сразу получает значение общеобязательного источника права, оставаясь сначала только правом науки, то постепенно пробивает себе путь к международному признанию и делает это тем легче, что оно возвышается над каждым отдельным национальным правом и его исключительно национальной обработкой.
Теория Цительмана синтезирует обе приведенные выше точки зрения и, несмотря на некоторое преувеличение в оценке чисто международных норм настоящей отрасли права, исходит из верной мысли.
Внутреннее право не может быть единственным источником частного международного права уже потому, что его другой и столь же самостоятельный источник составляют коллизионные нормы всех государств, стоящих в международном общении и ограничивающих в известной степени друг друга даже в законодательном суверенитете.
Это указывает и на различие частного международного права от публичного, и на близость первого к гражданскому праву, раз мы присоединим к этому последнему, при его пробелах, и элемент международных норм, если не материального гражданского права, то, по крайней мере, коллизионных норм этого права.
Со сделанной оговоркой мы можем признать и принадлежность частного международного права гражданскому праву ввиду того, что оно регулирует юридические отношения не между государствами или народами как таковыми и не между государством и отдельными лицами, а исключительно юридические отношения отдельных лиц.
В ряду этих последних может выступать и государство, покупающее, напр., или продающее на стороне какую-нибудь территорию, железную дорогу и т. п. и действующее при этом в качестве субъекта не публичного, а гражданского права.
Субъектами юридических отношений в частном международном праве, как и в гражданском, являются индивиды или индивидуализированные государства, и средства защиты тут те же и приводятся в движение той же индивидуальной инициативой, что и в гражданском праве.
Когда француз заключает договор купли-продажи с испанцем, это не затрагивает публичного права ни Франции, ни Испании. Возникающее из этого договора отношение выходит за пределы нормальной сферы как французского, так и испанского законодательства, обращаясь не столько в интернациональное, сколько, так сказать, в экстранациональное.
По своей природе и типу защиты это отношение не выходит из области гражданского права и ничем существенным не отличается от того отношения, которое завязалось бы в силу того же договора между двумя французами или двумя испанцами.
Примем еще в соображение, что если бы частное международное право не было гражданским, то ни одно государство не могло бы распространить свое законодательство на эту область. И почему бы гражданское право утрачивало свою природу, применяясь к международному обороту?[5]
Если мы видим, что юридические отношения, составляющие предмет частного международного права, носят признаки отношения гражданского права, являясь, так сказать, модуляцией или известной формой выражения этого отношения, то нам не остается ничего другого, как признать частное международное право отделом гражданского права[6].
Из сказанного не следует, однако, ни отрешения частного международного права от публичного, ни разрыва между тем и другим. Напротив, связь тут весьма тесна, и в ней лежит если не оправдание, то объяснение доктрины, которую мы оспариваем. Связь эта вытекает как из понятия частного международного права, так и из причин его возникновения и характера санкции, сопровождающей его постановления. Рассмотрим вкратце эти пункты соприкосновения частного международного права с публичным.
В самом понятии частного международного права лежит то, что, выходя за пределы национального права, оно затрагивает вопрос о суверенитете различных государств и уже поэтому вступает в близкое соотношение с публичным международным правом.
Перед решением каждого отдельного спора по частному международному праву представляется следующий преюдициальный вопрос: можно ли применить закон одного государства на территории другого, и в какой мере применение этого закона согласно с суверенитетом того государства, от которого ждут признания иностранного закона.
Этот вопрос касается разграничения области суверенитета различных государств; он не зависит от специальных постановлений того или другого национального законодательства и принадлежит, очевидно, ведению международного права.
Сюда присоединяется и связь в формах развития публичного и частного международного права. Ни то, ни другое не устанавливается исключительно путем решений, исходящих от какой-нибудь высшей власти, которой ни одно самостоятельное государство не может признать за другим.
Как то, так и другое развиваются из принципов, принимаемых постепенно всеми культурными народами, и из возникающих между отдельными государствами соглашений, которые находят свое выражение в международных трактатах и обычаях.
Причины возникновения частного международного права коренятся, с одной стороны, в различии законов и, с другой – в различии суверенитета. Это различие следует из условий жизни и развития человеческих обществ; в этих же условиях оно находит и свою границу, которая постоянно отодвигается от мелких групп человеческого общения, каковы племя, семья, род, до все более и более возрастающих общественных агрегаций, сливающихся в понятие человечества.
Современная жизнь выступает из узких пределов семьи, рода, национальности, государства и устанавливает каждый день между членами человеческого рода новые отношения, требующие юридической санкции.
Эта санкция не дается им положительным правом тех общественных групп, которые разделяют человечество на известное число народов и государств. Юридическая жизнь человечества едина, нераздельна, всеобща, тогда как положительное право всюду различно, раздроблено и запечатлено чертами национальной индивидуальности.
Противоречие между национальным правом и действительностью и усиливающееся с каждым днем сознание взаимозависимости и солидарности всех народов – вот настоящий источник возникновения и развития как частного, так и публичного международного права, которые связываются, таким образом, еще ближе единством идеи, вызывающей их к жизни.
Что касается, наконец, характера санкции частного международного права, то надо сказать, что, за исключением редких постановлений положительных законодательств о применении к иностранцам в известных определенных законом случаях их собственного права, санкция эта, в общем, весьма несовершенна и сходится близко с санкцией публичного международного права.
В чем же состоит эта последняя? Многие указывают на войну, но не подтверждают этого указания серьезными доводами, которые едва ли и могут быть найдены для такого способа разрешения юридических споров, результаты которого обнаруживают перевес физической силы, а не права.
Вернее было бы видеть эту санкцию в последствиях, сопровождающих в международных сношениях непризнание чужого права: в изолировании народов, попирающих справедливость, в постигающем их рано или поздно возмездии, давшем повод одному писателю сказать, что “история мира есть судилище мира”.
Можно вспомнить и о растущей с каждым днем силе общественного мнения, заставляющей мирные государства оправдывать перед обществом свой образ действия и вступать в союзы друг с другом, для того, чтобы противодействовать злоупотреблениям торжествующей силы.
Но, само собой разумеется, что все эти элементы санкции несовершенны и не выдерживают сравнения с санкцией положительного права, за которой стоит весь принудительный аппарат данной государственной власти.
Поэтому-то международное право и имеет до сих пор более теоретическое, чем практическое значение, и когда оно в редких случаях выступает как положительное право, то действие его ограничивается отдельными отношениями, не отличаясь тем характером общности и абсолютности, который присущ нормам положительного права.
Это, так сказать, право в процессе образования, осуществления которого как положительного права, можно ждать только при полном развитии идей международной солидарности.
Следует, однако, отметить одно крупное различие между санкцией частного и публичного международного права. Вопросы, возбуждаемые столкновением гражданских законов двух или нескольких государств, обсуждаются судебными учреждениями одного из этих государств и находят то или другое разрешение в этих учреждениях, тогда как вопросы публичного международного права решаются если не войной, то путем дипломатических переговоров, представляющих, во всяком случае, несравненно меньше гарантий права, чем решения судебной власти, в какие бы неблагоприятные условия эти последние ни были заключены.
Это различие в санкции, вместе с указанными выше точками соприкосновения, и отличия частного и публичного международного права показывают, что как ни тесно связаны между собой обе эти области, они должны быть, тем не менее, отличены и обособлены.
Частное международное право, в силу его предмета, состоящего из отношений гражданского права, надо относить не к международному, а к гражданскому праву – точно так же, как не менее многочисленные пункты соприкосновения и не менее тесная связь между публичным и гражданским правом не мешают нам различать то и другое и считать гражданское право не частью публичного, а самостоятельной отраслью права.
[1] Windscheid-Kipp. Pand. I. С. 144; Gierke. Deutsches Privatr. I. С. 210; Bar. Theorie und Praxis des internationalen Privat-und Strafrechts. 1889. I. С. 119 и след.
[2] Le droit divil international. 1880. I. Introd. С. 9 и след.; См. также Pillet. Le droit international prive. С. 8 и след.
[3] Meili. Das internationale Civil- und Handelsrecht. 1902. I. С. 52 и след.; Jitta. La methode du droit international prive, 1890. С. 35 и след.; Holder. Pandekten. 1891. С. 82 и след.; Gierke. Deutsches Privatr. I. С. 213 и след.
[4] Zittelmann. Internationales Privatrecht. 1897. I. С. 53-196.
[5] Laurent утверждает раздельность и независимость частного международного права от гражданского, ссылаясь на названия той и другой отрасли права. Но если юридические отношения, составляющие предмет известной отрасли права, не гармонируют с данным ей названием, то вина за это падает на название, а не на право, которое не может получать свою природу от данного ему названия.
Другой аргумент Лорана хотя и более серьезен, также не выдерживает критики. “Нормы частного международного права – говорит он – отличаются по самой своей природе от норм гражданского права: гражданское право, по своему существу, есть внутреннее право, исходящее от законодателя каждого отдельного государства; частное международное право есть внешнее право, возникающее из столкновения законов”. Laurent. В указ. м.
Против этого рассуждения говорят, прежде всего, коллизионные нормы внутреннего происхождения. Затем, нам уже известно, что характер права определяется не нормами, которые имеют всегда одну и ту же природу и могут исходить и от законодателя данной страны, не переставая быть нормами частного международного права. Не природа нормы, а природа юридического отношения, к которому применяется та или другая норма, определяет собой характер права.
[6] Jitta. В указ. м.
