Право и обязанность применения закона принадлежат всем судебным местам без различия инстанций и иерархической между ними подчиненности. Запрещение останавливать решение дела под предлогом неясности, неполноты, противоречия или недостатка в законах относится в равной мере ко всем судебным установлениям — как местным, так и общим, как низшим, так и высшим. Различия между судебными местами в этом отношении, прежнему законодательству известные, вполне устранены в новом законодательстве.
Но отсюда же вытекает, что все судебные установления имеют ныне право толкования в одинаковом объеме и окончательные решения каждого судебного установления имеют одинаковую силу.
Высшая инстанция может отменять только не вошедшие в законную силу приговоры инстанций низших, и приговор каждого суда по окончательно разрешенному им делу, с одной стороны, есть закон для этого дела, а с другой стороны – возможный прецедент для пояснения закона при разрешении других дел.
Все судебные места по силе толкования законов равны между собой. Статьи 930 и 933 УУС не подрывают этого положения, а, напротив, подкрепляют его. Обязательность решения Сената как суда высшего признается ею только для того дела, по которому оно состоялось. Что же касается других дел, то при рассмотрении их судебные места отнюдь не связаны толкованиями, от Сената исходящими.
Как прецедент они могут иметь нравственный авторитет, но не обязательную силу закона. Разделяя взгляды Сената, судебные места могут приводить их в своих решениях как пояснение законов; не разделяя, они властны и обязаны толковать закон по своему разумению[1].
Иного взгляда по этому предмету держится наша сенатская практика (1868/440, Петрушина и др.). Она стремилась и продолжает стремиться установить, что разъяснения законов, в кассационном порядке от Сената последовавшие, имеют для судебных мест обязательную силу не только по тому делу, по которому они состоялись, но и по всем иным делам, где встретятся аналогичные вопросы.
Этот взгляд стараются подкрепить как назначением кассационного суда содействовать единообразному применению закона в империи, так и правом надзора, принадлежащего Сенату по отношению к прочим судебным местам. Но ни то, ни другое соображения неубедительны.
Кассационный суд назначением своим, подобно другим судам, имеет обеспечение правильности правосудия. Эта задача достигается двумя путями: во-первых, путем отрицательным, состоящим в отмене приговора, нарушившего закон, и, во-вторых, путем положительным, состоящим в разрешении юридического вопроса, который встретился в данном деле[2].
Подобно прочим судебным установлениям он постановляет решения, имеющие для данного дела силу закона; такую силу, несомненно, должны иметь и разъяснения закона, от кассационного суда исходящие. От прочих судебных установлений кассационный суд отличается тем только, что он не входит в обсуждение дела по существу, ограничиваясь оценкой его юридических сторон.
Кассационными решениями, в этих пределах постановленными, и обеспечивается единообразие судебной деятельности в государстве. Один на всю империю, кассационный суд в этом смысле направляет всю судебную практику и руководит ею.
Если затем по другим делам судебные установления не согласятся с разъяснением суда кассационного, то последний по мере поступления к нему этих дел в порядке инстанций имеет полную возможность настоять на прежнем разъяснении или же согласиться с другим толкованием.
Обязательность кассационных разъяснений для всех вообще дел, в судебные установления поступающих, стараются подкрепить ссылкой на ст. 933 УУС и 815 УГС. По ст. 933, “решения Сената печатаются во всеобщее сведение, для руководства к единообразному исполнению и применению закона”.
То же положение в несколько иной форме изложено в ст. 815: “Все определения Сената по просьбам об отмене решений публикуются во всеобщее сведение для руководства к единообразному истолкованию и применению законов”.
Наконец, на основании закона 10 июня 1877 г., допустившего рассмотрение кассационных дел в отделениях Сената, предписывается рассмотрение в присутствии всего департамента таких дел, “по которым оказывается необходимость в разъяснении точного смысла законов для руководства к единообразному их истолкованию и применению”, причем опубликование во всеобщее сведение ограничено решениями департамента, разъясняющими точный смысл законов.
Но из этих положений общеобязательность кассационных разъяснений не вытекает. Так:
1) и во Франции решения кассационного суда публикуются во всеобщее сведение, из чего, однако, никто не делает вывода об обязательности содержащихся в них разъяснений;
2) публикование, предписанное относительно кассационных решений, существенно отличается от обнародования законов и обязательных правительственных распоряжений и по органам, и по порядку; оно делается не через 1-й департамент Сената, минует губернские правления, и решения Сената излагаются применительно к отдельному частному делу, а не в виде общих распоряжений;
3) юридическая сила кассационных решений состоит в отмене обжалованного приговора и в обязанности суда, в который дело передано, приступить к его рассмотрению; правило же о публиковании не имеет никакого отношения к вопросу о юридическом значении кассационного решения, что доказывается как тем, что оно помещено в самом конце главы IV раздела 5 книги II Устава уголовного судопроизводства, так и тем, что, по закону 10 июня 1877 г., решения отделений, имеющие силу, равную с решениями департаментов, не публикуются;
4) если бы законодатель желал сообщить разъяснениям Сената общеобязательное для судебных мест значение, то он должен был бы совершенно переделать ст. 69 Основных законов, оставшуюся нетронутой, и в точности определить, какие именно части сенатских решений и при каких условиях получают обязательное для судов значение; так, например, при этом потребовалось бы и правило о том, как должен поступать суд, если решение Сената окажется не соответствующим законам или противным интересу власти верховной, ибо если даже против законов, подобные распоряжения в себе содержащих, дозволяется и даже требуется представление Сенату (ст. 76 Основных законов), то нет оснований признавать в этом отношении тверже и выше закона судебное разъяснение;
5) если бы раз высказанный Сенатом взгляд имел обязательное значение по всем делам, то и для самого Сената следовало бы признать обязательность его и руководствоваться правилом, в ст. 233 и 234 Учреждения Правительствующего сената постановленным, согласно которому Сенат не может сам собой ни уничтожить, ни переменить своего решения, ни даже входить в суждения, к изменению его решений клонящиеся;
наконец, 6) сенатские решения, по словам самого закона, публикуются “для руководства к единообразному применению и толкованию законов”. Это выражение “для руководства” равносильно другому официальному термину “к сведению” и существенно разнится от правила “к исполнению”.
Оно значит, что документ, присутственным местом полученный, должен быть им изучен, но оценка содержащихся в нем распоряжений или указаний подлежит его свободному усмотрению в нормальных пределах прав, такому месту предоставленных.
Стремление привить сенатским разъяснениям законов общеобязательное для всех судебных мест значение стоит в глубоком противоречии с природой и задачами судебной практики. Существенное качество ее состоит в ее подвижности, изменчивости. С вопросами права она встречается не в общей их постановке, а в очертаниях, конкретными обстоятельствами отдельного дела предлагаемых.
В другом деле тот же вопрос может представиться в совершенно ином виде благодаря иным его обстоятельствам. Сила судебной практики – в опыте, в обширности и значительности материала, ею разработанного. Взгляд, ею высказанный по одному делу, должен быть проверен по другим делам, и только выдержав такую проверку, он получает авторитет судебного прецедента.
Оттого-то судебным местам прежде установления прочных положений приходится долго колебаться, отступать от мнений, раз высказанных, заменяя их новыми, порой диаметрально противоположными. Примерами таких колебаний и противоречий богата и наша кассационная практика; почти по каждому вопросу, ею разъясненному, в ней можно встретить ответы за и против.
Нельзя, очевидно, ставить это в вину кассационной практике; добросовестные колебания и даже противоречия составляют необходимое качество всякой судебной практики, непременное условие ее процветания и развития. Застой во что бы то ни стало, упорство судов в поддержании ошибок доказанных были бы крайне опасны для гражданского общества.
Легко видеть, однако, в каком безотрадном положении должны были бы оказаться и судебные места, и Сенат при начале общеобязательности сенатских разъяснений ввиду такого неизбежного в судебной практике явления. К услугам каждого взгляда было бы готово сенатское разъяснение.
Место аргументации, логически выясняющей искомое положение и составляющей лучшее орудие судебной деятельности, заступила бы ссылка на номер и год сенатского сборника. Судебные решения более и более стали бы наполняться цифрами, ничего не говорящими, в ущерб внутренней убедительности.
При разноречии кассационных разъяснений Сенат начал бы настаивать на обязательности только позднейших из них по времени. Но с какого же момента такая обязательность наступает, если решение Сената печатается значительное время спустя после его постановления, и где тот закон, который одному составу дает право отменять толкование, признанное другим составом того же суда?
Притом решения Сената, как и подобает судебным решениям, излагаются в пределах данного дела, и в них лишь изредка встречаются общие (совершенно неуместные) обращения к судебным установлениям; нередко весьма трудно распознать, отменяются ли новым решением прежде сделанные разъяснения или только дополняются и развиваются. Прямая критика более ранних разъяснений если порой и встречается, то лишь как крайне редкий прием, нетактичность которого явно чувствуется.
Обязательность сенатских разъяснений нельзя вывести и из принадлежащего Сенату права высшего надзора за всеми в империи судебными установлениями, по уставам 20 ноября образованными (ст. 249, 250 УСУ). Право надзора необходимо строго отличать от права управления судебными местами, Сенату в прежнем порядке принадлежавшего (ст. 35, 36, 204, 224, 230 Учреждения Правительствующего сената).
Право надзора входит в право управления, но не обнимает его. Орган управляющий по отношению к управляемому есть власть, распоряжения которого для него обязательны. Право надзора состоит в исправлении отдельных упущений, надзираемым допущенных, и в принятии общих мер к устранению замеченных неправильностей.
Эти меры выражаются в праве ревизии и в праве издания циркулярных разъяснений или распоряжений, граничащего с правом автономии. Такие общие распоряжения могут быть издаваемы мировыми съездами для принадлежащих к их округу мировых судей, судебными палатами – для окружных судов, Сенатом – для всех судебных мест империи.
Они могут быть отменяемы в порядке инстанций по представлениям судебного места или лица, к которому относятся. Впредь до отмены они имеют для подчиненных мест обязательную силу, насколько ими предписывается устранение прямых нарушений закона или насколько ими на подчиненные места возлагаются служебные обязанности разного рода.
Так, например, Сенат потребовал, чтобы в случае принесения кассационных отзывов или протестов судебные места по каждому отдельному делу представляли вместе с делом свои объяснения о принятых ими мерах пресечения обвиняемым способов уклоняться от суда, о времени подачи жалобы, о внесении кассационного залога, о присоединении к жалобе участников по делу[3], ввиду того что для кассационного производства своевременное получение таких сведений крайне важно.
Но толкования закона, в таких указах встречающиеся, имеют лишь значение программы, которой Сенат держится и предполагает держаться в своей практике, необязательной ни для него, ни для судебных мест, которым она препровождена. Высшее начало судебной деятельности – независимость убеждения судей, которая ничем, кроме закона, не должна быть ограничиваема.
Сам Сенат в образцовом циркулярном указе 18 февраля 1882 г., посвященном выяснению вопроса о надзоре судебных палат за окружными судами и границах его, между прочим говорит:
“Точный и буквальный смысл ст. 249 и 250 УСУ приводит к убеждению, что по надзору за судебными установлениями и лицами все надзирающие места пользуются одинаковыми правами и несут одинаковые обязанности, различаясь в этом отношении между собой только кругом ведомства надзора…
А потому следует заключить, что надзор судебных палат простирается на все действия окружных судов по исполнению лежащих на них обязанностей, кроме тех, которые изъяты из ведения этого надзора особыми узаконениями.
Признавая за надзором судебных палат над окружными судами указанное выше значение и пределы, Правительствующий сенат считает необходимым высказать, что надзор этот должен быть осуществляем палатами с крайней осмотрительностью, без всякого колебания достоинства подведомых им окружных судов и умаления доверия к их деятельности, простираться на порядок и способы исполнения судами лежащих на них обязанностей, но не вторгаться в сферу деятельности судебного убеждения составляющих их чинов; вытекающие же из этого надзора права исправления упущений и привлечения к ответственности виновных должны быть применяемы палатами только к тем действиям окружных судов, в которых заключаются несомненные нарушения совершенно точных предписаний закона, причем судебным палатам надлежит иметь постоянно в виду, что для действительности надзора и охранения достоинства судебных учреждений существенно необходимо, чтобы надзирающее место правильностью своих указаний и распоряжений по надзору служило руководящим примером для подведомых ему мест и лиц”.
Итак, в качестве суда Сенат имеет право толкования законов, равное с прочими судебными местами; в качестве органа надзора ему принадлежит власть принятия общих мер для устранения замеченных неисправностей, власть, которой должны подчиниться судебные места, но которая не переходит в право обязательного для них аутентического толкования законов при разрешении отдельных дел.
Интересы единообразия в достаточной степени ограждаются правом кассационного суда отменять доходящие до него приговоры. Интересы надзора обеспечиваются властью устранять прямые нарушения закона и разъяснять должностные обязанности судебных мест. Ни те, ни другие не требуют рабского подчинения судов голосу Сената и превращения судебной деятельности в механическую, сводящуюся к подсчитыванию сенатских указов.
Решения Сената имеют и будут иметь для судебных установлений высокий авторитет как решения высшего в империи суда. Но авторитет этот должен опираться на нравственную их силу, на их логическую убедительность, на эрудицию их авторов, а не на силу физическую.
В позднейшей практике Сената замечаются приятные признаки смягчения прежнего взгляда об общеобязательности его решений. Была пора, когда Сенат весьма щедро расточал даже дисциплинарные взыскания для тех членов судебных мест, которые не подчинялись последовавшим от него разъяснениям. В последнее время такие случаи встречаются реже и реже.
[1] Материалы для знакомства с русской судебной практикой суть: Сб. решений кассационных департаментов Сената и общего их собрания, выходящие ежегодно с 1866 г.; Сб. циркулярных указов Правительствующего сената, изданный в 1878 г.; решения других судов печатались в повременных юридических изданиях, преимущественно в “Судебном вестнике”.
[2] Градовский признает только первый из этих путей и совершенно отрицает второй. Такое мнение обусловливается влиянием французской литературы. Во Франции кассационный суд есть учреждение полусудебное-полузаконодательное.
Существенно отличается от него наш кассационный суд, который есть учреждение исключительно судебное (ст. 4 УСУ). Решения Сената как высшего суда по тому же делу обязательны и для низших судов. Даже во Франции законом 1837 г. признана обязательность для того же дела кассационных разъяснений, последовавших в общем собрании.
[3] Циркулярные указы 28 октября 1868 г., 30 ноября 1871 г., марта 1873 г.
