В узаконениях этих Государственный совет справедливо видел осуществление одного из главных начал, положенных им в основание нового судебного порядка, а именно начала об отделении судебной власти от законодательной. Между тем как прежде само применение законов контролировалось законодательной властью, принимавшей в нём деятельное участие, с 1864 г. оно стало исключительной функцией судебной власти.
Деятельность законодательная носит творческий характер. Суд не творит юридических норм, а применяет нормы готовые, другим органом созданные. Применение нормы необходимо предполагает существование ее. Поэтому толкование сводится к решению двух вопросов: существует ли известная норма, обнимает ли она данный вопрос или случай, решению подлежащий?
Как законодательная и исполнительная власти не вправе принимать к своему разрешению вопросы, возникающие по производящимся в судебном порядке делам, так и власть судебная не может создавать новых норм. Мало того, судебные места лишены даже законодательной инициативы, принадлежавшей им в прежнем процессуальном строе.
Положение это, вытекающее из общего разума судебных уставов, категорически высказано и Высочайше утвержденным 7 марта 1866 г. мнением Государственного совета. Возбуждение законодательных вопросов по части судебной предоставлено лицам прокурорского надзора, по донесениям которых министр юстиции дает им дальнейшее движение или же оставляет их без последствий (ст. 136 УСУ).
По части же административной возбуждение и предварительное рассмотрение законодательных вопросов принадлежит, без всякого в том участия мест и лиц судебного ведомства, с одной стороны, всем министрам по принадлежности, а с другой — общему присутствию губернского управления и палат — казенной, государственных имуществ и контрольной.
Существенно отличаясь от творческой деятельности законодателя, деятельность судебной власти применяет закон в границах конкретно определенного дела, разрешению его подлежащего. Положения, ею высказанные, обязательны для дела, по которому они даны.
Для других дел, хотя и аналогичных, обязательного значения они не имеют: по каждому делу, к суду поступающему, судебная деятельность начинается вновь, как бы прежних дел вовсе не существовало.
Но преемственность возможна и уместна и в судебной практике; взгляды, ранее высказанные, не будучи обязательными по другим делам, могут, однако, служить к дальнейшему разъяснению закона.
Тогда они становятся прецедентами, или примерными решениями, способными оказывать влияние и на дальнейшую практику, которая не освобождается, однако, от обязанности проверять их законность (ст. 68, 69 Основных законов; ст. 930 УУС).
Как орган применения закона суд сам должен знать законы (jura novit curia). Это одно из основных правил толкования, богатое выводами. Из него вытекает, что суд не может требовать от сторон указания закона, подлежащего применению; при отсутствии такого указания суд обязан приискать соответствующую норму и применить ее к рассматриваемому случаю.
Но если речь идет о норме производной, то суд может потребовать от сторон доказательств ее существования. На том же правиле основывается, что неправильное указание закона сторонами не влечет для них само по себе никаких невыгодных процессуальных последствий, а возлагает на суд обязанность заменить неверную ссылку другой, надлежащей, и согласно ей определить дальнейшую судьбу дела.
Это выражается формулой, в нашей практике принятой: юридическая квалификация факта, т.е. подведение его под закон, принадлежит суду. Так, подсудность дела определяется не указанием закона, стороной сделанным, а обстоятельствами его при поступлении в суд.
Не только неверные ссылки на закон, в обвинительном акте сделанные, необязательны для суда, но прокуратуре даже рекомендуется избегать точного указания уголовного закона, деянию соответствующего, ограничиваясь ссылкой на закон в его родовых признаках (1867/263, Достакова и Кетхудова; 1868/120, Ивкина; 1868/191, Рязанова и др.).
Апелляционная инстанция обязана исправить неправильные ссылки на закон, допущенные судом первой инстанции, хотя бы о том стороны не ходатайствовали (1869/854, Гринберг и др.).
Суд применяет закон в том именно виде, как он вышел из рук законодательной власти. Для него обязательно официальное издание закона. Поэтому в циркулярном указе Сената 11 февраля 1875 г. рекомендуется осторожность относительно частных изданий из-за встречающихся в них многочисленных опечаток.
