Задуманный другим знаменитым государственным мужем Франции, Кольбером, эдикт 1673 г.[1] пытается ввести гласный вотчинно-ипотечный режим во всей Франции, т.е. и в странах обычного права, в которых сохранились nantissement, appropriance и т.д.
Эдикт потому решается посягнуть на эти испытанные учреждения, что сам воспринимает их идею и предполагает лишь усовершенствовать ее. Однако, как ни восхваляли его потом французы, эдикт был далек от совершенства и уступал по своим достоинствам отменяемым им старым организациям стран обычного права. Причина крылась в том, что эдикт стоял большей частью на почве писаного, т.е. римского права.
Но общая мысль его была все же верной и цель была им понята правильно, когда во введении к нему говорилось, что заботы о благе подданных и целостности их имуществ привели правительство к убеждению, что целость эта зависит главным образом от мер обеспечения ипотечного оборота, средства же не найдено лучшего, как придать всем ипотекам гласность.
“Par ce moyen, – заключает эдикт свое введение, – on pourra prêter avec sûreté et acquérir sans crainte d’être évincé; les créanciers seront certains de la fortune de leurs débiteurs et ne seront, ni dans la crainte de les voir périr, ni dans l’inquiétude d’y veiller; et les acquéreurs seront assurés de n’être plus troublés dans leur possession par des charges ou hypothèques antérieurs”.
Но насколько потребность публицитета была ясно понята, настолько же начало публицитета было слабо проведено в диспозитивной части эдикта.
В противоположность прежним мерам эдикт 1673 г. преследует более узкие цели чисто ипотечной системы, а не вотчинной.
Всякая ипотека, привилегия и рента, покоящаяся на любом титуле (даже на судебном приговоре или акте), подлежат предъявлению (opposition) в специально учрежденные с этой целью установления (greffes des enregistrements[2]). Предъявление должно состояться в 4-месячный срок лицами, живущими внутри государства, и в 6-месячный срок – лицами, живущими за границей.
Срок исчисляется для договоров со дня их совершения, а для судебных приговоров и ареста – со дня объявления их[3]. Своевременно совершенное предъявление имеет обратное действие к моменту возникновения ипотеки привилегии или ренты[4].
Юридическое действие предъявления состоит в том, что предъявленные ипотеки имеют преимущество перед непредъявленными, хотя бы и старейшими[5]. Но между своевременно предъявленными ипотеками и рентами преимущество определяется моментом возникновения сделки, а не моментом предъявления[6]. Между предъявленными, далее, сохраняют свое значение и свойства привилегированности одних прав и непривилегированности других[7].
Вовсе не определенные права ипотеки, привилегии и ренты признаются открыто действительными, только уступающими предъявленным правам; между собой они располагаются по времени возникновения[8].
Права, предъявленные по истечении срока, установленного на то, получают преимущественное действие лишь с момента предъявления их[9]. Если предъявление состоится для нескольких запоздалых прав в один и тот же день до или после полудня, их приоритет определяется временем их возникновения и привилегированными их свойствами[10].
Все сказанное относится и к случаю, когда кредитор, имеющий генеральную ипотеку, хочет обеспечить себе право на вновь приобретенные должником недвижимости[11].
Предъявление допускается одно для нескольких прав и в отношении нескольких имений, находящихся в одном округе[12].
Предъявлению с его последствиями подлежит и переход прав, подлежащих предъявлению, из руки первого приобретателя в руки третьих лиц[13]. Причем второй приобретатель может совершить предъявление даже и тогда, когда первый приобретатель, его ауктор, не сделал для себя никакого предъявления[14].
Должник же во всяком случае обязывается совершить предъявление установленных им на свои недвижимости ипотек и т.д., под страхом быть преследуемым в противном случае уголовным порядком за обман (stellionat)[15].
Так как во Франции кредит покоился на начале генеральной ипотеки, которая ipso jure была присуща всякому личному требованию, и книги велись по лицам, а не имениям, даже в позднейшую эпоху, наконец, все французское право проникнуто личным, а не имущественным началом, то и предъявление ипотеки направлялось на субъекта недвижимостей, а не на самые недвижимости.
Заявление, сделанное в отношении должника при жизни его, действительно и в отношении наследника[16]. Не заявившиеся со своим правом до смерти должника могут еще предъявить свои права в течение 4 месяцев по смерти должника, и тогда предпочитаются кредиторам наследника в отношении наследства; опоздавшие же получают право на наследственное имущество лишь с момента предъявления[17].
Однако предъявлению подлежали вообще лишь права, превышающие ценность 200 ф. капитала или 10 ф. ренты. Прочие же права сохраняли свою силу и привилегированное положение и без записи их, если только совокупность их не превышала указанных пределов[18].
Невзирая на размеры ценности, от предъявления были освобождены:
1. Ипотеки и привилегии короля на имущество коннетаблей; они имеют полное действие и без предъявления[19].
2. Ипотеки малолетних на имущество опекунов и попечителей, заведующих имуществом (comptables), но не ипотеки лиц, пользующихся привилегией наравне с малолетними. Последние подлежат предъявлению.
Но и первые, т.е. ипотеки малолетних, когда малолетние достигнут совершеннолетия, предъявляются ими в течение 1 года с момента совершеннолетия, и только тогда ипотеки сохраняют свое действие со дня возникновения их; иначе же они имеют действие лишь со дня предъявления их[20].
3. Ипотека жены на имущество мужа по поводу приданого и других имущественных прав, возникающих для нее из брака, имеет полное действие с момента заключения брака и без предъявления.
Но жены, отделенные от мужей, обязываются предъявить свою ипотеку на имущество мужа в течение 4 месяцев с момента объявления приговора об отдельном жительстве жены (séparation du corps). Иначе их ипотека займет место среди других ипотек лишь по моменту предъявления ее. Вдовы должны совершить то же самое и с теми же последствиями в течение 1 года со дня смерти мужей[21].
4. Ипотека детей на имущество отца по поводу управления последнего имуществом первых (douaire des enfans), где она в обычае. И тут дети, став совершеннолетними, должны предъявить такие ипотеки в течение 4 месяцев со смерти отца, с теми же последствиями[22]; и некоторые другие[23].
В интересе больше ипотечных кредиторов, чем приобретателя, эдикт устанавливает обязанность предъявлять и сделки об отчуждении недвижимостей в течение 4 месяцев, и судебные приговоры того же рода. Эта обязанность возлагается на отчуждателя и санкционируется суровой мерой преследования его в противном случае как виновника в stellionat[24].
На приобретателя же возлагается обязанность (кроме случаев приобретения mortis c.) объявить по известной форме о своем приобретении тем ипотечным кредиторам, которые предъявили свои ипотеки и т.д. на отчуждаемую недвижимость, будут ли это первые приобретатели подобных прав или цессионарии (sous-ordre).
Эта обязанность санкционируется тем, что приобретатель недвижимости, не объявивший о приобретении ипотечным кредиторам, не пользуется иной давностью, кроме 30-летней (по-видимому, в отношении притязаний ипотечных кредиторов)[25].
Судебный приговор, присуждающий недвижимость лицу, третируется ничтожным, если не совершено объявление ипотечным кредиторам о переходе по судебному приговору права собственности к другому лицу[26].
Эти меры находят объяснение не столько в природе генеральной ипотеки, сколько во французском институте очистки недвижимости от ипотек, сопровождавшей отчуждение недвижимости и грозившей ипотечным кредиторам утратой их прав, не предъявленных в процессе об очистке.
В целях осуществления системы opposition учреждаются особые канцелярии (greffes d’enregistrement) в разных административно-судеб-ных округах; во главе канцелярий стоят и заведуют делом секретари (greffiers des enregistremens)[27].
Эдикт много заботится о возможной надежности организации, устанавливает ряд мер, целящихся обеспечить достоинство чиновников[28], исправность и точность реестров, в которые записываются предъявленные ипотеки[29], обеспечение реестров от несчастных случаев[30] и т.п.[31]
Изготовление книг, ведение их и завершение ставится под надзор суда, который и наблюдает за точным применением указанных предписаний ведения книг[32]. О форме книг предписывается, что листы ее делятся горизонтально на две половины, но цель деления не указывается[33].
Не менее заботливо регламентируется и форма, и содержание самого акта предъявления (opposition). Акт письменный указывает цену права и природу его, имя кредитора и должника, титул права, дату совершения сделки, имя нотариуса, совершавшего ее, и отметку о том, предъявляется ли подлинник или копия сделки; если право основывается на судебном приговоре или аресте, указывается и юрисдикция суда[34].
Далее указывается домицилий кредитора, время предъявления, до или после обеда, подпись предъявителя и секретаря канцелярии[35]. Указывается точное положение недвижимости и название, равно имя собственника[36].
Предъявление совершается по месту нахождения недвижимости[37]. Секретарь записывает определение в реестре[38]. По требованию сторон секретарь дает выпись из реестра с указанием места и времени записи оппозиции в реестре или же удостоверение, что никаких прав на данное лицо в реестре не значится[39]. За правильность даваемых сведений секретарь отвечает[40].
Несмотря на то что эдикт появился в эпоху расцвета системы просвещенного абсолютизма, он вовсе не знает начала легалитета, начала опеки власти над подданными, как вообще не знает легалитета вся история французского ипотечного режима вплоть до наших дней.
Читатель не поверил бы, что эдикт вышел при Людовике XIV и был произведением Кольбера, если бы мы не отметили в заключение, что каждый шаг сторон и секретаря оплачивался высокой пошлиной[41].
Как я уже сказал, эдикт отменяет действующие формы установления ипотек во всех coutumes de nantissement, насколько эти формы не отвечают определениям эдикта[42].
Эдикт пользовался большим уважением даже у принципиальных противников гласности ипотеки, как D’Agesseau[43], а тем более у сторонников ее, и служил для последних историческим аргументом за публицитет ипотек даже гораздо позднее, именно – при обработке Наполеонова кодекса[44].
Однако современный юрист не может не сделать многих и многих упреков праву эдикта 1673 г. Эдикт вносит то положительное в правообразование Франции, что он обстоятельнее прежних мер регулирует вопрос, для чего и сосредоточивает все внимание на одном только институте ипотеки.
Далее, он характеризуется постепенностью своих мероприятий, осторожностью и общей сдержанностью. Но и при всем этом эдикт 1673 г. страдает всеми недостатками прежних эдиктов.
Начало публицитета прорезывается в нем важными исключениями для законных ипотек; действие публицитета ослаблено обратным действием предъявления к моменту установления сделки; внешняя организация реестров прежняя хронологическая, неудобная для обозримости отношений.
Переходы собственности им вовсе не урегулированы сами по себе. Ввиду всего этого приходится признать правильным замечание Besson[45], что этот эдикт, как и прежние, лишь хочет заменить институт décret volontaire и избежать грубых недостатков последнего.
Décret volontaire имел целью вскрыть состав правоотношений по недвижимости и призвать их к свету во время уже их существования, чаще всего при переходе собственности из одних рук в другие; эдикты же, особенно 1581 г. и 1673 г., задались целью вскрыть правоотношения при самом их возникновении, но цель вскрытия лишь та же и в мерах эдиктов, какая была в институте décret volontaire, т.е. цель очистки недвижимости от ипотек. Этой целью объясняется все.
Но эдикт 1673 г. имел уже такой порок, какого не имели предшествующие эдикты, именно дороговизну производства, финансовую цель, откровенно выступающую за каждым артиклом эдикта.
И все-таки эдикт 1673 г. мог сослужить службу делу реального кредита, хотя и относительную, т.к. он все же должен был привлечь вскрытие имущественной состоятельности лиц.
Однако этому не суждено было случиться: в следующем же 1674 г. в апреле эдикт был отменен[46]; отменяющий эдикт мотивирует отмену “благодетельного” эдикта 1673 г. тем, что время военных действий не благоприятствует трудному делу проведения эдикта в жизнь.
Но в обществе объясняли отмену иными причинами: сторонники эдикта указывали на враждебное отношение к нему влиятельной французской знати, для которой вскрытие имущественного положения ее было равносильно банкротству и потере кредита; враги же эдикта объясняли отмену враждебным отношением к эдикту народных масс, которые видели в праве эдикта лишь повод к новым налогам. Вероятнее, однако, что действовали все эти причины вместе[47].
[1] Edit. mars 1673. Versailles; Recueil d’Isambert XIX 73–83, N 718.
[2] § 12, 24.
[3] § 23, 24.
[4] § Eod.
[5] § 21.
[6] § 28.
[7] § 24.
[8] § 41.
[9] § 25.
[10] § 40.
[11] § 27.
[12] § 39.
[13] § 34–38.
[14] Eod.
[15] § 26.
[16] § 30.
[17] § 31. Но против сингулярного преемника предъявление, конечно, не имело места.
[18] § 22.
[19] § 56.
[20] § 57, 58.
[21] § 60–64.
[22] § 65.
[23] § 66–67.
[24] § 26.
[25] § 42.
[26] § 47–52.
[27] § 1.
[28] § 2.
[29] § 3, 7 и др.
[30] § 10.
[31] § 11.
[32] § 5, 6, 8, 9.
[33] § 4.
[34] § 13.
[35] § 14.
[36] § 15.
[37] § 12 i. f. и др.
[38] § 19 и др.
[39] § 19, 73.
[40] § 74.
[41] § 76, 6, 8 и др.
[42] § 71.
[43] D’Agesseau, Oeuvres. Paris MDCC LXXXIX, т. XIII, стр. 620: “Toutes les dispositions de cette loi (эдикта 1673) furent méditées avec un soin qui se fait encore sentir à tous ceux qui la lisent, et qui fait voir que ceux qui travaillèrent à la rédiger croyoient travailler pour l’éternité”. И это говорит Дагессо в работе, посвященной отрицательной критике аналогичного эдикта 1771 г.
[44] См. Fenet, Recueil complet des travaux préparatoires du Code civil. Paris. MDCCC XXVII, т. 15, прения Государственного Совета.
[45] Besson. Les livres fonciers et la réforme hypothécaire. Paris, 1891, стр. 78–81.
[46] Edit. avril 1674. Versailes. Recueil d’Isamberf XIX 133, N 769.
[47] См. D’Agesseau, eod.; Besson, eod.; Fenet. eod., особенно же Testement politique de messire Jean Baptiste Colbert, Ministre et Secretaire d’Etat. MDCXCIII стр. 474 и сл.:
“…le parlement n’eut garde de souffrir un si bei éttablissement qui eut coupé la tète à l’hydre des procès dont il tire toutes sa substance. II remontra que la fortune des plus grands de la cours s’alloit anéantir par la; et qu’ayant pour la plupart plus de dettes que de biens, ils ne trouveroient plus de ressource d’abord que leurs affaires seroient découvertes”…
Подлинность памятника потом подвергалась сомнению, но правдоподобие сообщений признавалось. См. Fenet, цит. труд, т. 15, прения Государственного совета.
