В древности княжеские грамоты и указы князьями не подписывались, а скреплялись приложением печати, которая привешивалась к документу на шнурке. Поэтому печатники, хранившие и привешивавшие к документам княжеские печати, должны принадлежать к древнейшим чинам княжеского двора.
Летописи сохранили указание на них от первой половины XIII века. У галицкого князя, Даниила Романовича, был печатник Кирилл. Он пользовался большим доверием своего государя и в 1241 г. послан был в Бакоту “исписати грабительства нечестивых бояр и утешити землю…”.
Это был человек грамотный, но невысокородный, а потому называется только по имени, без отчества. В том же году он был отправлен ратным воеводою в землю Болоховскую (Kap.IV; Пр. 20). Этот старейший печатник, нам известный, так же хорошо, значит, владел мечом, как и пером.
У смоленского князя, Федора, был печатник, Моисей, тоже из людей неименитых; нам известна грамота этого князя от 1284 г., которую он печатал (Рум. собр. II. № 3).
При московских князьях печатники сохраняют тот же характер: это люди грамотные, но неродовитые. Дмитрий Иванович сделал своим печатником попа Митяя (Никонов, лет.). У Великого князя Ивана Васильевича печатником был грек, Юрий Дмитриев (Рум. собр. I. C.399). У внука его, Ивана Васильевича, в должности печатника встречаем дьяка, Ив. Мих. Висковатова, фамилия совершенно неизвестная Шереметевскому списку.
В XVII веке в качестве печатников исключительно являются дьяки.
Шереметевская сводная книга очень запаздывает с печатниками. Она приводит единственного ей известного печатника под 1667 г.; это думный дьяк и печатник Алмаз Иванов (f в 1669). Печатники как люди неродовитые, по всей вероятности, мало интересовали составителя свода.
Котошихин много говорит о печатях, но совсем не знает печатников. Это потому, что в его время должность печатника слилась с должностью думного дьяка, ведавшего Посольский и Печатный приказы[1].
На руках этого дьяка было три печати: большая государственная, которою печатались грамоты к иностранным государям (за исключением крымского хана и ханов калмыцких) и грамоты в Малороссию;
2) малая государственная, которою печатались грамоты к крымским и калмыцким ханам и внутренние грамоты на пожалование вотчин, поместий и гостинным именем;
3) печать, которая прикладывалась ко всем внутренним правительственным грамотам: “а бывает та печать у думнаго дьяка безпрестанно повешена на вороту” (Котош. С. 72, 30, 92, 93).
Кроме этих трех печатей, у московских государей в XVII веке была еще четвертая “для скорых и тайных царских дел”. Она хранилась у государева постельничего (Котош. П. 13).
Место печатника на служебной лестнице XVII века определяется его думным дьячеством. Думный дьяк и печатник пишется после всех рассмотренных чинов (за исключением стряпчих), но впереди других думных дьяков.
Можно думать, что то же место принадлежало и печатникам, думным дьякам XVI века. Печатник и доверенный дьяк Ивана Грозного, Ив. Мих. Висковатов, в соборной грамоте 1566 г. написан после казначеев и впереди других думных дьяков. Промежуточные чины, занимающие место между казначеями и печатниками, в соборном приговоре 1566 г. не участвовали.
[1] Соединение посольских дел с должностью печатника встречается еще при Грозном. Доверенный его дьяк, Ив. Мих. Висковатов, которому не раз поручались иностранные сношения, был вместе с тем и печатником. Но это не было общим правилом.
Печатник Борис Иванович Сукин в 1573 г. сидел в Разбойной избе, а не в Посольской (А. до ю.б. № 230. II и III). При Федоре Ивановиче дьяк Посольского приказа, Василий Щелкалов, был и печатником (Рус. ист. сб. И. 128). Таким образом, практика времен Котошихина имеет свои корни еще в XVI веке.
