В Русской Правде о преступлениях против нравственности не говорится. Семья древнее государства. Надо думать, что преступления против семьи и нравственности были известны с древнейшего времени, еще до Русской Правды.
Из германских памятников видно, что древнейшие народные обычаи уже имели дело с преступлениями этого рода, хотя точка зрения была и совершенно иная, чем та, которая позднее внесена христианством.
По народно-германскому воззрению мужчина, виновный в незаконной связи с женщиной, признается виновным, но не в той степени, в какой признается виновной женщина; женщина рассматривается гораздо более виновной, чем мужчина.
Нравственная точка зрения вовсе не имела места при обсуждении преступлений этого рода, совершенных мужчинами. Преступление мужчины вызывало месть со стороны родственников пострадавшей. Причина этой мести кроется в том, что виновный вторгался в чужое семейство и нарушал права, которые принадлежали главе семейства.
Женщина в древней Германии не пользовалась самостоятельностью: она всю жизнь находилась под властью мужчины, сперва под властью отца, а по выходе замуж – под властью мужа, это их mundium (Mundschaft). Всякое посягательство на женщину есть посягательство на права мундиума.
Таким образом, виновный в половом преступлении наказывается не за безнравственность, а за то, что нарушил права опеки. Совсем другой взгляд на женщину. Если она совершала любодеяние, то, по народным воззрениям, она сама делалась бесчестной и наносила бесчестье всей своей семье.
Ее ожидало со стороны ее родственников страшное наказание. Она с позором, голая, изгонялась из дома или подвергалась смертной казни. Самое исполнение смертной казни имело крайне суровую форму. Сохранилось описание порядка казни, сделанное еп. Бонифацием; оно относится к саксам, еще не просвещенным светом христианского учения.
Виновную задушали или, обнажив до пояса, били и кололи тело ножами до тех пор, пока несчастная не испускала дух. В этом истязании принимали участие не только члены семьи, но приглашались и посторонние женщины. Женщина, виновная в любодеянии, возбуждает негодование как в членах собственной семьи, так и среди посторонних.
Иначе народное мировоззрение относилось к мужчине. Здесь реакция возбуждалась только в пределах той семьи, по отношению к которой им совершено преступление: мстят члены того семейства, к которому принадлежит совиновная женщина. Семья, к которой принадлежит сам виновный, вовсе не оскорбляется его поступком.
Эти обычаи отразились и на законах. По некоторым законам право убить виновную принадлежало не только тому, у кого mundium, но и его друзьям, а, наконец, и органам власти. По отношению к мужчине такого постановления не было. Эта точка зрения начинает меняться под влиянием Моисеева законодательства.
По этому законодательству мужчина рассматривается как совратитель, а потому он должен или жениться, или заплатить штраф. Эта новая точка зрения других была усвоена в некоторых местах Швеции.
Если Русская Правда не говорит о преступлениях против половой нравственности, то следует ли отсюда, что такие преступления русским славянам эпохи Русской Правды не были известны? Трудно думать. Из молчания Рус. Пр. нельзя еще выводить, что таких преступлений не было.
По всей вероятности, преступления против семейной нравственности были уже известны, но расправа за них происходила в пределах семьи и, может быть, общины; до суда же княжеского дело не доходило, а потому и молчит о них Русская Правда, стоящая в непосредственном отношении к практике княжеского суда. После принятия христианства преступления эти были предоставлены суду духовенства, о них упоминается в уставах церковных.
Что преступления против половой нравственности были у нас известны и до принятия христианства, это можно думать на основании некоторых народных обычаев, сохранившихся и до наших дней, напр., совершающееся и теперь во многих местах Малороссии “удостоверение невинности” невесты, и та жестокая расправа, которую учиняют с ней и ее родственники, и новобрачный в случае преждевременной утраты невинности. Эти обычаи, конечно, дохристианского происхождения.
По германскому праву любодеяние вело сперва к мести, а потом к выкупу. Денежное вознаграждение шло не самой женщине, так как она сама соизволила, а тому, во власти у кого она находилась, у кого было право мундиума.
Право требовать вознаграждения за рабынь принадлежало господину. По некоторым правам только первое любодеяние считалось преступным и вело к вознаграждению, последующие же не оплачивались.
С принятием христианства преступления этого рода сделались у нас подсудны церковному суду. Владимиров церковный устав упоминает “смильное заставанье”, но не определяет последствий.
Ярославов устав посвящает простому любодеянию несколько статей (4, 5, 9, 11, 15 и др.). В первой говорит: “Аже у отца и у матери дщи девкою дитяти добудет, обличив ю, понята в дом церковный, а чим ю род окупить”.
По этой статье любодеяние является преступлением не перед семейной властью, как это было по древнейшему германскому праву, и, по всей вероятности, нашему, а перед общественной властью; ответственным же оказывается не мужчина, вступивший в незаконную связь, а семья девицы, которая не уберегла дочери от соблазна.
В других статьях речь также идет о публичном наказании. Памятники светского права говорят о преступлениях этого рода только в соединении с насилием, о чем будет сказано ниже. Любодеяние со своей рабой, по Русской Правде, было ненаказуемо (III ред. 128).
Прелюбодеяние по древнему германскому праву составляло обиду, наносимую мужу женой и ее соблазнителем. Муж по отношению к жене не совершал прелюбодеяния; ему предоставлялось даже иметь конкубину. Обиженный муж имел право убить жену и соблазнителя.
По мере смягчения нравов входит в употребление выкуп. Соблазнитель должен был заплатить свою полную виру. С распространением христианства обе стороны уравниваются и для жены возникает иск против мужа, нарушившего супружескую верность.
По некоторым законам она имеет право получить денежное вознаграждение с мужа, по 3 марки за каждую неверность; по другим соучастница в преступлении мужа выдается ей для мести. Христианские воззрения смешались, таким образом, с народными.
По нашему древнему праву также только жена была виновата перед мужем в прелюбодеянии, а не муж перед женой. Невинность мужа следует из ст. 128 Русской Правды III ред.
Эта статья говорит о муже (в данном случае можно разуметь как женатого, так и холостого человека), состоящем в незаконной связи со своей рабой и имеющем от нее детей. Статья предполагает постоянную связь, продолжавшуюся до смерти мужа. Эта связь не вменяется в вину ни ему, ни рабе. По смерти господина раба получает даже свободу со всеми детьми.
О виновности жены перед мужем надо заключить из смоленских договоров с немцами. В договоре неизвестного князя (Рус. Лив. Ак. II прибавление) читаем: “Оже имуть русина вольнаго у вольное жены в Ризе или на Готьском березе, оже оубьють, и тот оубит; пакы ли не оубьют, платити ему 10 гривен серебра; такоже и немьчицю Смолиньске”.
Мстиславов договор не говорит о праве убить, но устанавливает совершенно тот же выкуп в 10 гривен, равняющийся обыкновенной вире. О плате князю не говорится; 10 гривен, заменяющие месть, идут, конечно, мужу. Об убийстве жены не говорится.
Это понятно, так как в договоре дело идет об определении отношений русских к немцам, муж же и жена принадлежат одной национальности. Но есть полная возможность допустить в данном случае и убийство жены.
С принятием христианства и у нас обе стороны уравниваются в том смысле, что прелюбодеяние мужа сделалось также наказуемым. Но подсудность и мера ответственности были, надо думать, разные.
Церковный устав Ярослава говорит только о неверности мужа (ст. 6) и назначает за это платеж епископу и казнь со стороны князя, не определяя меры платежа и способа наказания (Градские законы назначают прелюбодеям телесные наказания, болезненные и членовредительные).
Прелюбодеяние мужа ведается, следовательно, органами власти и карается публичным наказанием. О прелюбодеянии жены церковный устав вовсе не говорит. Это не значит, конечно, что оно не наказуется. Оно осталось наказуемым по-прежнему, т.е. мужем.
Изнасилование и похищение женщины, хотя бы и с целью брака, но без согласия ее и родителей, составляет по германскому праву тяжкое преступление. По одним законодательствам оно ведет за собой лишение жизни, по другим выкуп, доходящий иногда до размеров полной и даже двойной виры.
Из наших памятников постановления о насилии встречаются в договорах с немцами Новгорода и Смоленска. По Мстиславому договору насилие свободной женщине целомудренного поведения (ст. 12) оплачивается пятью гривнами серебра, т.е. полувирой; а по безымянному (Рус. Лив. Ак. прилож. II) полной вирой в 10 гривен серебра. Насилие рабе – гривной серебра. Мстиславов договор говорит еще о насилии женщине легкого поведения и назначает ей тоже одну гривну, как и рабе.
В новгородском договоре конца XII в. читаем: “Оже кто робу повергнет насильем, а не соромить, то за обиду гривна; пакы же соро-мить, собе свободна”. Первое постановление соответствует такому же смоленского договора: “Оже кто насилует робе, – дати ему гривна серебра”.
Второе же предполагает, кажется, насилие собственной рабы. Только при этом предположении и понятно ее освобождение. А так как договор определяет отношения русских к немцам, то, надо думать, что русские покупали рабынь-немок, а немцы – русских.
В германском праве свобода рабы, как следствие незаконной связи с нею господина, есть уже установление христианской эпохи. Наши памятники не дают возможности ответить на вопрос: освобождение рабы в данном случае практиковалось уже у нас в XII в. или попало в договор по предложению немцев?
В Ярославовом церковном уставе, как и некоторых германских памятниках, насилие слито с похищением: “Аже кто умчить девку или насилить, аще боярская дчи, за сором ей 5 гр. золота, а епископу 5 гр. золота, а меньших бояр гривна золота, а епископу гривна золота; добрых людей за сором 5 гривен серебра, а не умычницех по гривне серебра епископу, а князь казнить”.
Статья эта представляет соединение языческой практики с нововведениями эпохи христианской. Денежный выкуп за насилие и за похищение есть, конечно, остаток глубокой старины. Статья различает обыкновенное насилие и квалифицированное; за обыкновенное полагается 5 гр. серебра пострадавшей, т.е. полвиры.
Этот платеж совершенно совпадает с тем, какой определен в смоленском Мстиславовом договоре. Насилие боярских дочерей есть насилие квалифицированное и ведет к чрезвычайному увеличению штрафа.
Ввиду того, что по Градским законам насилие девице, помимо членовредительного наказания, вело за собой вознаграждение пострадавшей, равняющееся трети и даже половине имения виновного, выкуп в 5 г золота не должен казаться невероятным.
Назначение штрафа в пользу представителя власти в равном размере с частным вознаграждением встречаем и в других памятниках (Русская Правда и догов. Новгорода с немцами конца XIII в.) и также не представляет ничего невероятного. Прибавление княжеской казни есть уже нововведение христианской эпохи и имеет свой источник в сборниках византийского права (Градск. зак. Тит. XXXIX. Ст. 40, 66 и 67).
Похищение женщин, или умычка, несомненно, составляла обиду и до принятия христианства; но похищение, о котором говорит Ярославов устав, надо выводить не из этой дохристианской практики, а из ст. 40 XXXIX титула Градских законов. Ярославов устав облагает штрафами разных размеров того, кто умчит, и “умычников”.
Первый плат от 5 грив, серебра до 5 золота, а вторые всегда по гривне. Эти “умычники” суть пособники, помогавшие в похищении, а не главные виновники. О таком же различии главного виновника и помогавших ему говорит и ст. 40 Градских законов. Это не может быть случайным совпадением, здесь надо предполагать прямое заимствование.
Пространная редакция Владимирова устава также упоминает умычку, но не определяет последствий.
Двоебрачие как и у нас, так и в Германии сделалось преступлением с принятия христианства. В Уставе Ярослава читаем: “Аже муж оженится иною женой, со старою не распустився, муж епископу в вине, а молодую в дом церковный, а со старою жити”. Еще: “Аже две жены кто водит, епископу 40 гривен, а которая подлегла, ту поняти в дом церковный, а первую держати по закону; а иметь лихо водити ю, казнью казнить его”.
Браки в близких степенях родства запрещались в Германии и по народному праву, еще до принятия христианства, хотя в сагах есть указания и на противоположную практику. Об отношении к этому вопросу русских славян до принятия христианства не имеем сведений. По церковным уставам такие браки запрещаются под страхом наказания: “Аже ближний род поймется, епископу 80 гривен, а их разлучить, а епитемью да примут” (Яросл.).
Неестественные пороки воспрещаются церковным уставом Ярослава. Статья 16 этого устава, конечно, возникла под влиянием ст. 74 XXXIX титула Градских законов, хотя греческое наказание заменено русским. Германские юридические памятники обогатились преступлениями этого рода также под влиянием церкви (Wilda. 858).
Уложение очень мало останавливается на преступлениях этого рода. Оно говорит о сводничестве, за что назначает кнут (XXII. 25), и о блуде лиц женского пола. По ст. 80 гл. XX незаконная связь господина с рабой подлежит суду духовной власти. Надо думать, что и все другие преступления этого рода ведались епископскими судами на основании Кормчих.
