Законные ограничения гласности вызываются и у нас теми же основаниями, что на Западе. Но между нашим законодательством и западноевропейскими по этому предмету есть и различия.
Нам до закона 1887 г. были совершенно неизвестны ограничения по лицам. Этот пробел ныне пополнен. Доступ в судебное заседание безусловно воспрещается малолетним и всем учащимся в учебных заведениях правительственных или общественных, но студенты и воспитанники высших учебных заведений могут быть допускаемы в судебное заседание с разрешения председателя, когда это может содействовать успеху их учебных занятий.
Кроме того, председателю предоставлено право воспретить доступ в судебное заседание несовершеннолетним и лицам женского пола вообще, когда этого, по мнению его, требует свойство рассматриваемого дела или отдельных судебных действий (ст. 6201 УСУ). Правила эти относятся только к делам уголовным и не имеют применения к процессу гражданскому (ст. 324, 325 УГС).
Они распространены и на мировые установления (ст. 88 УУС). Под председателем разумеется всякий председательствующий в заседании, хотя бы в качестве судьи единоличного; если такое распоряжение исходит от председателя суда, департамента или отделения, то председательствующий в заседании обязан ему подчиниться.
Ограничений доступа в суд лицам вооруженным особо у нас не установлено.
Затем значительные особенности представляет и способ формулирования нашим уголовно-процессуальным законодательством условий закрытия дверей заседания для публики.
Наш гражданский устав, подобно кодексам западноевропейским, предоставляет эту функцию всецело суду, притом факультативно, давая в руководство ему лишь общие указания; суду предоставляется право по собственной инициативе или по требованию прокуратуры закрывать двери судебного заседания, если по особому свойству дела публичность заседания может быть предосудительна для религии, общественного порядка или нравственности и если обе стороны просят о негласном рассмотрении их дела и суд признает просьбу их уважительной (ст. 325, 326 УГС).
Устав уголовный признает право закрытия дверей судебного заседания не только за судом, но также (по закону 1887 г.) за министром юстиции и различает судебное закрытие на факультативное и безусловно обязательное, а в местностях, объявляемых на положении охраны, это право предоставляется и власти генерал-губернатора или министра внутренних дел.
Власть уголовного суда на закрытие дверей заседания намечена гораздо уже, чем власть суда гражданского; до закона 1887 г. он мог удалять публику только по некоторым группам дел, особо указанных.
Нельзя не признать, что этот прием много содействовал закреплению гласности в уголовном судопроизводстве. Гласность разбирательства была одним из тех новых процессуальных институтов, которые в первое время реформы возбуждали в правительственных сферах наибольшие опасения; боялись беспорядков со стороны публики, опасались и влияния “ораторства” защиты на публику.
Будь правило об уголовной негласности поставлено так же широко, как о негласности гражданской, едва ли бы оно могло утвердиться у нас с необходимой прочностью. Но прием этот представлял и значительные неудобства, лишая суд уголовный возможности закрывать двери судебного заседания по иным делам, в законе не поименованным, хотя бы в них встречались инциденты, гласное рассмотрение которых стояло бы в противоречии с требованиями общественной нравственности, приличия, религиозного чувства и прочности семейного союза.
Закон 1887 г. устранил этот недосмотр, допустив закрытие дверей судебного заседания и по другим делам, кроме особо в законе указанных, на время отдельных судебных действий или на все время разбирательства, “если суд признает, что публичное исследование подлежащих судебному рассмотрению обстоятельств оскорбляет религиозное чувство, или нарушает требования нравственности, или же не может быть допущено в видах ограждения достоинства государственной власти, охранения общественного порядка или обеспечения правильного хода судебных действий” (ст. 6203 УУС).
Но кроме такого расширения негласности судебного разбора закон 1887 г. произвел и другие изменения в этом вопросе.
По первоначальному тексту устава, закрытие дверей заседания по делам, особо поименованным в ст. 89 и 620 УУС, было лишь мерой факультативной для суда, что вытекало из точного текста ст. 621, делавшей ссылку на ст. 620.
Ныне же ссылка эта заменена ссылкой на ст. 6203, предусматривающей закрытие дверей заседания вне случаев, указанных в ст. 620, вследствие чего и сама редакция ст. 89 и 620 получила более императивный характер.
Таким образом, по редакции 1887 г., закрытие дверей заседания стало безусловно для суда обязательным по всем делам, поименованным в ст. 89 и 620, подобно тому, как то было ранее только для дел о произнесении дерзких, оскорбительных слов против монарха и членов царствующего дома (ст. 1056 УУС). Факультативным оно осталось лишь по прочим государственным преступлениям, а также в случаях ст. 6203.
Изменены этим законом и основания допущения негласного разбора. По первоначальной редакции, такие основания не указывались в тексте закона, и только в “Журнале соединенных департаментов” пояснялось, что правило о гласности разбора признавалось неудобным для дел о преступлениях против женской чести, как могущих подать повод к общему соблазну; для дел об оскорблениях родителей детьми и вообще о проступках против прав семейственных, потому что гласное рассмотрение дел этого рода усугубляло бы скорбь несчастных родителей и оглашало бы семейные тайны, возмущая святое чувство уважения к родителям и нарушая нравственную неприкосновенность домашнего очага; наконец, в делах о развратном поведении гласность была бы неприлична.
Закон 1887 г. вводит указание оснований негласности в сам текст, но только при негласности факультативной, и значительно расширяет их. Ныне такими основаниями им признаются опасность оскорбления путем гласного разбора религиозного чувства, требований нравственности, достоинства государственной власти, нарушения общественного порядка или правильного хода судебных действий. Право признания их принадлежит суду, рассматривающему дело, или министру юстиции.
Дела о преступных деяниях, по которым закон безусловно требует от суда негласного разбора, в постановлениях о мировом разбирательстве (ст. 89) определяются по самому их житейскому свойству, а не по юридической квалификации деяний, составляющих предмет их.
Сюда принадлежат дела: 1) о проступках против прав семейственных; 2) об оскорблении женской чести[1], непотребстве и других бесстыдных или соединенных с соблазном действиях[2]; 3) о преступлениях, преследуемых не иначе как по жалобам, когда обе стороны просят о негласном разбирательстве[3].
В общих же судебных установлениях эти дела обозначены по юридической квалификации преступных деяний с постатейными ссылками на Уложение о наказаниях, а именно, негласному разбору подлежат дела:
1) о богохулении, оскорблении святыни и порицании веры, об отступлении от веры и о ересях и расколах (ст. 175-195, 196 по прод. 1890 г.[4], 197, 200-206 и 210 УУС);
2) о преступлениях против прав семейственных (ст. 1549-1597);
3) о преступлениях против чести и целомудрия женщин (ст. 1523-1532);
4) о развратном поведении, противообщественных пороках и сводничестве (ст. 993-1003); и только
5) дела о произнесении дерзких, оскорбительных слов против государя императора и членов царствующего дома (ст. 1056) не содержат такой ссылки на Уложение о наказаниях.
Но и по делам обо всех иных деяниях суду ныне предоставляется закрытие дверей заседания, если он признает наличность оснований к тому, указанных в законе (ст. 6203 УУС). Здесь мы имеем факультативное отступление от гласности в противоположность обязательному силой самого закона.
[1] Понятие это обнимает все преступные деяния, нарушающие женское целомудрие, хотя бы в системе законодательства они были помещены не в рубрике посягательств на женскую честь.
Так, например, в решениях 1868/38, Юдиной, и 1870/109, Соллогуба, разъяснено, что двери заседания закрываются по делам о бесстыдных словах, обращенных к лицу женщины; то же 1874/476, Тельнова. Но Сенат находит, что закон ограждает целомудрие лишь потерпевшей, а не подсудимой женщины, 1868/832, Васильевой.
[2] Таково, например, пение в публичном саду песни неприличного содержания, если оказывается нужным воспроизвести ее в судебном заседании (1876/258, Малышевой).
[3] Ныне по делам о частных преступлениях, по УУС, закрытие дверей заседания при просьбе о том обеих сторон безусловно обязательно для суда; напротив, по Правилам о производстве судебных дел, подведомственных земским начальникам, 1889 г., оно факультативно, как по УШС, что более верно.
[4] По продолжению 1890 г. – значит по состоянию закона на этот год с учетом позднейших изменений и дополнений.
