Мы видели, что в 1832 году, вследствие составления нынешней 533-й статьи 1-й ч. Х т. Свода Законов, явился в современном русском законодательстве закон о давности владения, до тех пор в нем не существовавший.
Конечно, одно это обстоятельство еще не доказывает, чтобы это понятие действительно пустило корни в русском праве и могло бы считаться в нем жизненным началом.
Писатели по русскому гражданскому праву, отвергающие отвлеченную теорию общей давности, опираются на мысль, что в русском праве существуют как давность владения, так и давности исковая, хотя первая лишь в виде более или менее неразвитом.
Так, Д.И. Мейер говорит[1], что “судебные места, решая спор о праве собственности, основывающемся на давности, большей частью имеют в виду только давностный срок и мало обращают внимания на принадлежность к давностному владению владения в виде собственности.
Десятилетний срок, по воззрению нашей практики, считается самой существенной принадлежностью давности, так что практика мало обращает внимания на другие принадлежности, а главным образом только на истечение или неистечение десятилетнего срока давностного владения.
Когда лицо ссылается на давность как на основание своего права собственности и доказывает, что владение его продолжалось более десяти лет, судебные места обыкновенно довольствуются этим и не требуют доказательств бесспорности, непрерывности владения и т.п., так что если противная сторона укажет на перерыв давностного владения, то судебное место потребует, пожалуй, доказательств не от того лица, которое ссылается на давность, а от того, которое отвергает ее, хотя должно быть наоборот: лицо, утверждающее за собой право собственности на основании давности, должно доказать, что вещь действительно состояла в его владении в течение давностного срока и что владение ею соответствовало всем условиям давностного владения”.
По основному правилу судопроизводства каждый обязан доказать свои фактические заявления – то, на чем он основывает свое право. Это общее правило применяется, например, в римском праве к давностному владельцу в том смысле, что он должен доказать свойство своего владения, его действительность, добросовестность и законное основание.
Конечно, нельзя требовать, чтобы давностный владелец доказывал все это относительно каждого мгновения в течение срока. Достаточно, если он приводит такие обстоятельства, из которых можно заключить о добросовестности его владения и, касательно продолжения, о начале и конце или о продолжении до сих пор.
Самое важное это – обстоятельство, что добросовестность его имеет положительное основание, и если окажется, что она зиждется на недоразумении, то на таком, которое легко извинить или трудно избегнуть. Если давностный владелец в состоянии сделать все это вероятным, то доказательство его недобросовестности есть дело истца-противника.
Основывающий свое право на спокойном, бесспорном и непрерывном владении в течение давности, обязан доказать не только само владение, но и что оно было спокойное, бесспорное и непрерывное в течение срока давности, так как утверждает, что его владение имело определенное, положительное качество, с которым закон связывает известное последствие.
Напротив того, основывающий свое право на давности исковой, заявляет только, что в течение десяти лет собственник не искал, т.е. не утверждал о себе ничего положительного, вообще никакого факта, кроме отсутствия деятельности собственника; уже дело собственника доказать, что он не молчал, а совершил факт, искал.
Именно, хотя ответчик заявляет в положительной форме: истец, собственник десять лет не искал, – это есть отрицание факта, выставленного, но еще не доказанного истцом. Истец заявил, хотя я и не владею, но, однако ж, не терял своего права, ибо действовал, и поэтому не утратил ни права на иск, ни, может быть, самого владения, – что ему и приходится доказывать.
По свидетельству Д.И. Мейера, практика наших судов именно так смотрела на давность, хотя бы и говорилось о давности владения. Он указывает, наконец, и на то обстоятельство, что в нашей практике разумеют под давностью именно давностный срок, говорят, например, прошла давность, прошли две, три давности.
Что мнение это соответствует действительности – видно из множества решений, отпечатанных в “Сборнике решений Правительствующего Сената”[2].
Таким образом, собственно, и по мнению Мейера, русское право или, по крайней мере, судебная практика того времени признала на деле лишь силу одной только давности исковой.
Другой писатель, также признающий существование в русском праве отдельного учреждения давности владения, К.П. Победоносцев, говорит[3]:
“Лишь с изданием Свода Законов появились в нем прямые статьи о владении, подлежащем действию давности, отдельно от статей о давности процессуальной (т.е. исковой или тяжебной), погашающей право на иск.
Оттого учение о давности и о владении, подлежащем давности, не имея твердых корней в истории нашей и в судебной практике, остается доныне неразработанным и не имеет цельного вида; и для разработки предстоит еще внести в него с чужой почвы новые понятия о юридических условиях владения, как то: о титуле (т.е. законном основании), bona fides (т.е. добросовестности) и т.п.
Но позволительно еще усомниться, своевременна ли была бы ныне и насколько соответствовала бы нынешнему экономическому состоянию наших владений такая перестройка закона о давности[4].
Давность только по преданию должно отнести к способам приобретения права собственности; по настоящему это вовсе не способ приобретения, а способ доказательства о праве собственности”.
Итак, и по мнению К.П. Победоносцева, на практике главное значение имеет давность исковая. Однако, по его мнению, давность владения хотя не есть способ приобретения собственности, но есть способ доказательства о существовании права собственности, т.е. он все-таки полагает, что давность владения имеет в нашей практике самостоятельное значение, независимо от давности исковой.
Выше мы изложили существенные принадлежности давности владения в смысле usucapio. Мы видели, что учреждение всюду введено положительным законодательством в ограждение права собственности.
В основании этого учреждения лежит мысль о необходимости для гражданского общества и государства твердого и непоколебимого начала собственности, которое есть одно из важнейших основ гражданского строя.
Оно столь важно, что закон признает необходимость всестороннего его ограждения, где бы это начало гражданственности ни проявлялось, хотя бы в отдельном случае возникновение его и не соответствовало всем требованиям строгого закона.
Вследствие этого закон постановляет, что если действительно кто-либо имеет вещь в своей власти, его господство имеет основание, хотя неспособное само по себе служить основанием приобретения собственности, но, по крайней мере, не противоречащее закону, и владелец убежден, что не совершает несправедливости, удерживая вещь в своей власти и распоряжаясь ею по своей воле, и все это происходит в течение известного срока времени, то, вследствие всех этих обстоятельств, с исходом этого срока право собственности считается приобретенным давностью владения.
Закон здесь главным образом охраняет существующее, действительное право, которому недостает формального укрепления, которого приобретение неполно, несовершенно. Но, кроме того, таким постановлением узаконяется фактическое положение, возникшее из полезной и непротивозаконной деятельности гражданина.
Повторяем: право собственности так важно для государства, что закон охраняет его и там, где ему недостает формального укрепления, но где в большей части случаев возникновения его почему-либо не может быть доказано; но, вместе с тем, такой охраной может пользоваться и тот, кто не приобрел собственности, но, распоряжаясь имуществом как своим, не совершал ничего противозаконного.
Из всех условий, необходимых для того, чтобы можно было признать давность владения (usucapio) действительно существующим началом, в Своде Законов установлено одно лишь владение в виде собственности, т.е. полное, положительное господство лица над вещью в течение известного срока времени.
Не говорится ни о непротивозаконном основании, ни о добросовестности; наконец – что самое важное – не говорится о том, что давностью владения приобретается формальное право собственности.
Поэтому мы должны сказать, что по своду 1857 года в нашем праве давности владения usucapio не является в виде правильно развитого учреждения, но в виде зачатков такого учреждения, так что самые важные условия еще должны быть внесены в наше законодательство с чужой почвы.
[1] Русское гражданское право. СПб., 1862, II, стр. 88 и сл.
[2] СПб., I, 1864; II, 1865.
[3] Курс русского гражданского права. СПб., 1868, 1, стр. 133 и сл., стр. 181.
[4] О последнем положении многоуважаемого автора см. ниже.
