Мы остановились сравнительно долее на развитии учения о юридическом лице, особенно о корпорации, в средние века, ввиду того, что внимательное изучение тогдашних теорий не только объясняет происхождение нынешних учений, но даже в известной степени заменяет их изучение.
Внимательный пересмотр главнейших попыток конструировать правоспособность и дееспособность юридического лица в новое время приводит нас к заключению, что все обилие этих попыток может быть сведено к двум группам учений.
Одну, по господствующей в ней основе построения, следует назвать группой учений романистов, ибо в этой группе более или менее близко к подлиннику воспроизводятся элементы конструкции собственно классической.
Если бы не метода фикции, указанная нами выше, которую внес в конструкцию папа Иннокентий IV, то весь ряд теорий юридического лица, который мы теперь находим в немецких учебниках, можно было бы прямо называть римским, классическим, неизменно применяемым к условиям нашего времени.
Метода фикций, имевшая, как было видно выше, некоторое оправдание для своего времени, для XIII века, составляет ныне, в школе Савиньи и всей его пестрой свиты, несомненный анахронизм. Ввиду этого совершенно понятен, в кругу романистов, поворот от этого метода фикций к реальным основам конструкции.
В наше время, в современных бытовых условиях, нет никакой нужды в вымыслах, когда сама действительность дает нам совершенно несомненные явления особой гражданской правоспособности для лиц коллективных, как и для отдельных живых людей, при этом особой не только по отношению к 3-м лицам, но точно так же обособленной в той или другой мере и от своих сочленов.
Таким образом, чтобы представить себе, как следует строить ныне правоспособность коллективных единиц в гражданском праве повсюду, где она выделилась как обособленная сфера правоотношений, надлежит, сколько возможно, приближаться к простым и вразумительным основам римской конструкции.
Это наше мнение, которое в основе близко к господствующим взглядам не только у немцев, но у французов, у бельгийских ученых, в Швейцарии, ныне в новом, испанском гражданском кодексе[1]. Мы будем иметь случай остановиться на некоторых важных подробностях применения римских конструкций в теперешних системах в заключение.
Это одна сторона дела.
Другую группу писателей, обрабатывающих ныне учение о юридическом лице, составляют германисты. Мы имели случай выше, во Введении, характеризовать, в общем, это направление современной немецкой юриспруденции.
Цель движения составляет в этой группе не только устранение римского права вообще (Ausstossimgsprocess), но и создание, в замену его, самостоятельных, национальных конструкций.
Во Введении мы могли отметить только общие черты этого немецкого творчества, которые заключаются в некотором обезразличении сфер права публичного и приватного, так строго различающихся в римской системе, и в разработке своих, немецкому духу свойственных, институтов взамен институтов римского происхождения, мало де говорящих немецкому воображению. Это были только общие планы. В рассматриваемом учении мы видим ближайшее применение общих приемов этой школы.
Можно без большой погрешности утверждать, что первенствующая роль в истекшем веке в такой постановке задачи изучения в особенности коллективных форм принадлежала профессору Beseler’y в известном его сочинении Volksrecht und Juristenrecht (1843 г.). Мы говорим о юридической стороне вопроса.
В VI гл. названного сочинения Безелер ищет ввести в систему юридических понятий чисто германское понятие Genossenschaft, которого, думает он, никак нельзя подчинить латинским построениям.
Вне понятия общности в сфере брачного права римляне знают лишь две резко одна другой противостоящие формы, сообщества (communio), возникающего из договора товарищества (societas), и союза лиц, воплощенного в строении римской universitas (с. 163).
Совсем де иначе все это по германскому праву, в котором уже в понятии общины (Gemeinde) мы находим модификации строгого римского понятия юридического лица, ибо и тут уже у сообщенников (члены общины) встречаются отдельные права на известные общинные имущества, для коих, думает Безелер, в римском праве нет соответственных понятий.
Еще более таких отклонений дают немецкие сотоварищества, технически Genossenschaften, в коих органически сплетаются права отдельных сочленов с правом самого товарищества, и по отношению к имуществу возникает своеобразнейшее сочетание обеих римских форм, т.е. universitas, с одной, и communio, с другой стороны (указ. соч. с. 164). Такие явления отличной от римских понятий конструкции юридических отношений Безелер указывает нам:
1) в союзах политических (немецкий Bund того времени, таможенный союз, владетельные дома, корпорации разного рода, университеты, цехи, гильдии);
2) в остатках старых землевладельческих союзов, местных (марка, плотинный союз, товарищества для орошения и друг, подобные);
3) в союзах церковных;
4) в разных видах промысловых и торговых (горнопромышленный, страховой, акционерные и иные торговые товарищества) союзов;
5) в обществах для религиозных, научных, художественных целей;
6) в различных формах общности семейной, в союзах фамильных знатного дворянства и в некоторых семейно-союзных установлениях (особенно в семейных фидеикомиссах) для низшего дворянства, а также в общности имущественной супругов.
Вот главнейшие виды этих союзов (Genossenschaften; всех перечислять здесь нет нужды), которые образуют совершенно особые, по мнению Безелера, чисто германские формы коллективного обладания, где сплетаются два строго различавшиеся у римлян типа правоотношений, тип общности, обладания товарищеского (communio), без обособленной от товарищей союзной личности, и тип именно обособленного от сочленов имущественного обладания лица юридического, личности союзной (universitas).
Нет никакого сомнения, что в круг этих явлений, отмеченных Безелером, 1) включены союзы с характером чисто публичным (Bund, союз таможенный), которых сопоставление с гражданской правоспособностью коллективных единиц, о чем, собственно, и трактует римская цивильная система, едва ли полезно.
С другой стороны, 2) в одном понятии Genossenschaft у Безелера сопоставлены такие явления, которые имеют крайне мало общего не только по их типу (публично- или частноправному), но и по эпохам, к коим они принадлежат.
Итак, для уяснения роли и строения в смысле цивильном трудно извлечь что-либо действительно содержательное из сопоставления, напр., привилегированных форм обладания для лиц высшего дворянского состояния и акционерной компании.
В одном будут черты более или менее отдаленного прошлого, безразличия приватного и публичного права, нормы ленной системы; в другом – черты нового времени, обособление права частного и публичного, нормы права торгового или чисто гражданского.
Чтобы сопоставлять с каким-либо практическим результатом такие несходные явления, надо найти для них, так сказать, общего знаменателя, свести старые дворянские привилегии к бумажным ценностям, приватизировать их, неоцениваемое сделать оценочным, властные права выкупить. Тогда только возможно будет видеть результат сравнения, иначе нет. Но ведь это значит уничтожить их!..
Исходя от такого пестрого конгломерата неримских форм, легко было стать в противоречие с римскими цивилистическими конструкциями, но нелегко было образовать свою, которая носила бы такой же характер определенности, единства, и оконченности, и общности, как римская идея и форма коллективной гражданской личности или правоспособности.
После Безелера никто не сделал для изучения этих явлений и их юридической переработки столько, сколько сделал профессор Оттон Гирке. На нем нам и следует остановиться.
Гирке берет явления, как они даны в истории. Если есть в эволюционной смене немецких форм такое-то явление – оно есть немецкое. Быть может, оно было и в истории римской общественности? – это его не смущает. Быть может, оно есть и в истории других народностей?
Тогда его, может быть, следовало бы назвать явлением, свойственным известной фазе в истории общественного развития вообще? Гирке и на этом не останавливается. Для него важно противоположение римского права, хотя бы в его окончательно определившейся позднейшей фазе, с одной стороны, и явлений права германского в любую эпоху развития, с другой.
Он хочет, таким образом, иметь противоположение своего, немецкого, чужому, римскому, хотя бы никакому сомнению не подлежало, что чужое, отдаленное, римское, способно в известную пору стать своим, близким, если сходятся условия развития, а свое может стать отдаленным, чужим, если не народному духу, то эпохе, условиям данного времени.
Гирке берет эту мощную идею национальной цельности, единства и исключительности, как готовую, как данную, не исследует, не проверяет отношения этой идеи к действительности в разные эпохи национальной жизни.
У него нет процесса, который указывает как нормальный для истории национального сознания Пухта, у коего сперва идет обособление, затем наступает пора общности в сознании разных обществ. По Гирке, то, что есть наше, есть только наше и навсегда наше, а что есть чужое, навсегда должно остаться таковым.
Это новая фаза партикуляризма, который у немцев за племенным, сословным, земским, городским стал теперь национальным, но не перестал быть партикуляризмом. Когда речь идет о явлениях в истории, мы, натурально, не можем стать на чью бы то ни было точку зрения, ибо явления говорят сами за себя, без комментариев.
Итак, мы видим, что в истории Германии сменяются те же явления общественности, как и в истории других культурных народов; мы видим смену исключительности общением, смену общения в кругах более тесных общением в кругах более широких, общения сперва своих только, потом своих и чужих.
Мы видим, наконец, что не только явления общественности изменяются в этом направлении от более тесных к более широким кругам; мы видим, что ни единый народ ни в прошлом, ни в современном состоянии не являл такого полного и тяжелого подчинения чужой системе юридических понятий, как немцы…
Мы выше видели, какие обширные исторические штудии предшествовали у этого писателя созданию своей теории. В отношении учености, так сказать, грузоподъемной силы, он является настоящим Атлантом. Что же дает этот Атлант, когда он думает своим, немецким юридическим творчеством вытеснить и заменить построения, сложившиеся не в немецком сознании?
Пятьдесят лет назад, когда писал Безелер, вопросы истории рецепции, а в особенности способы применения римских понятий к разбору и построению явлений новой общественности, какие мы видели выше у итальянских юристов, далеко еще не привлекали к себе столько внимания в Германии, как в настоящее время.
После счастливого почина в изучении истории рецепции классической работой Ф.К. ф. Савиньи “Об истории римского права в средние века” целый ряд специальных сочинений в этой области делает возможным проследить самые разнообразные приемы применения римских принципов к явлениям нового времени.
Учение о лице юридическом в особенности крайне обильно попытками приноровить это понятие и разные черты его построения к любым эпохам праворазвития и к самым разнообразным условиям общественности. Едва ли кто лучше Отгона Гирке успел ознакомиться со всем разнообразием приемов этих построений.
Таким образом, в настоящее время гораздо легче, чем 50 лет назад, возможно, без больших ресурсов личного творчества, создать такое учение, которое не только ближе подойдет к характеру явлений, незнакомых классикам, но и будет иметь за себя некоторый искус практического применения к жизни.
Если такое учение или такая конструкция будет более или менее точным снимком с учения, положим, Бартола, то его нельзя будет назвать чисто римским, и если все противоположение, которое мы допускаем в этих вопросах, колеблется между римским и германским, то и учение Бартола возможно, конечно, не без некоторой узурпации, назвать германским.
Собственно, в нем ни по основам конструкции, ни в подробностях не будет ничего национального. Это будет учение именно вселенского характера, приноровленное особенно к условиям слабого развития государственной власти, автономного строения различных общественных союзов (церкви, общины, сословия), нерасчлененности права публичного и частного, зависимого и поглощенного союзом положения личности человека.
Точным образом его надлежит назвать по этим признакам средневековой догмой по преимуществу. Основоположения этой конструкции, вне всякого сомнения, могли бы найти применение в любой, не германской только, но и романской и славянской области, где есть налицо указанные признаки религиозного сознания и общественной организации.
Они близко соответствуют указанному нами выше преобладанию союзных форм и в прошлых судьбах русского общества, а если бы у нас была в ту пору связь с наукой и школой, то нет сомнения, что только такая или такого типа конструкция способна была бы фиксировать юридически свойства явлений тогдашней нашей общественности.
Гирке в своей теории принимает за отправную точку построения ту же идею единства (omnis multitudo derivator ad uno, см. выше. с. 393), какую мы только что видели в средневековых учениях об обществе, но начало единства в его догме не есть идеальное и всеобщее, как на подлинной почве этого учения, а обособленное и локализованное, так сказать, в немецком национальном сознании, на коем и зиждутся союзные формы немецкого склада, не похожие на римские корпорации.
При этом, однако, вместо того обезразличения римских понятий, помощью которого Безелер старался определять особый характер этих конструкций, Гирке устанавливает в самой основе своей теории различение форм простой общности, разных видов Gemeinderschaft’a или обладания zur gesamten Hand (глава 3-я), от настоящей Genossenschafc.
Ясно, что у Гирке, иначе чем у Безелера, Genossenschaft будет составлять не простое безразличие между communio и universitas, а нечто иное, новое. Но что же именно это за форма?
По определению Гирке, это будет корпорация, но корпорация германского права. Натурально, этих двух признаков: а) это не простая общность и b) это не римская, а германская корпорация, далеко не достаточно, чтоб положительным образом определить юридическую природу этого явления.
Чтобы определить это явление во всех чертах и дать оконченную конструкцию ему, Гирке и написал свою теорию, которой и посвящены четыре главы его книги: 1-я, 2-я, 4-я и 5-я. Исключена, стало быть, только 3-я глава, посвященная тем формам германской общности, которые не суть корпорации.
Первое и насущное условие союзов, которые относятся к типу Genossenschafc или корпорации германского права, заключается в том, чтоб граница права публичного и частного была переведена на новое место, а вместе с тем образовалась бы особая сфера для так называемого социального права.
Не все право, какое бы оно ни было, публичное или приватное, будет составлять явление социальное, а возникает особая сфера именно социального права. Из этой области к праву государственному, которое, таким образом, не сходится уже с публичным, будет относиться лишь то, что важно для общества с точки зрения государства.
С другой стороны, права социальные входят, в составе корпорации, в сочетание с правами индивидуальными. Таким образом, государство определяет в сфере прав отдельных корпораций такие права, которые суть публичные, и такие, которые суть индивидуальные, разрезая, стало быть, эту сферу прав на права социальные и чисто индивидуальные.
[1] Французы издают ныне на французском языке Collections de codes etrangers, из коей мы уже выше указали перевод Code civil espagnol promulgue le 24 juillet 1889. Сходный в своих основах с французским, этот кодекс заключает в себе, в рассматриваемом учении, важное отступление от своего прототипа, на коем настаивал покойный бельгийский профессор Laurent.
В титуле 2-м De la naissance et de l’extinction de la personnalite civile 1-й книги Des personnes мы имеем два chapitres, 1-й des personnes, 2-й des personnes juridiques, где различены les corporations, associations d’interet particulier, civiles, commerciales, industrielles.
Закон определяет способы их возникновения, их право и дееспособность, прекращение и последующую судьбу их имуществ. Все это в самом общем смысле (Art. 35-40; в немецк. проекте 1888 г. больше 20 параграфов. 41-64).
Французский переводчик, не без сознания некоторого пробела в своем Code, замечает, что если все это не выражено у них expressement, то заключается implicitement в art. 537 до 542, 619, 910, 937, 1712, 2045, 2121, 2227, а также в массе специальных законов для публичных и приватных корпораций и установлений.
Это, однако, не одно и то же, и общие положения, которые выражены в art. 537-542, совсем не заменяют указанных общих положений нового испанского кодекса. Chapitre Code’a, заключающий в себе art. 537-542, послужил, к сожалению, прототипом для гл. 2. Кн. 2. Т. X. Ч. I (ср. выше).
