Мы искали выше (с. 237 и след.) мотивировать в системе гражданских правоотношений необходимость личного их приражения. Мы пришли к результату, что, каким бы ни был субстрат для образования понятия личности в гражданском праве (отдельный человек, союз лиц, universitas, корпорация, установление), самое понятие личности носит на себе признак искусственности, переработки юридической.
Необходимость же сосредоточить именно около лиц весь обмен гражданских правоотношений условлена не теми или другими свойствами или потребностями этих лиц, а интересами гражданского оборота, который без этого признака (принадлежности прав известным лицам) потерял бы свойства распознаваемости правоотношений и их постоянства.
Мы брали, стало быть, до сих пор, мотив образования лиц в гражданском праве общий, для любых лиц, физических и юридических. Этим, натурально, вопрос не исчерпывается, и за этим общим мотивом или общей необходимостью распределять все правоотношения по лицам, нам надлежало мотивировать необходимость личного характера принадлежности гражданских правоотношений там, где личен отдельно взятый человек, и затем там, где личной является корпорация, установление, та или другая союзная форма.
Первому из этих вопросов мы посвятили 1-ю главу этого отделения (см. выше), учение о физическом лице. Мы видели там, как и чем определяется в историческом процессе обособление личности отдельного человека в гражданском праве, в каких условиях образуется, развивается его правоспособность, и в каком виде, с какими ограничениями, она является нам в правосознании европейских обществ и в системах гражданского законодательства, частью иностранного, в особенности – отечественного.
Легко было убедиться, что в современном правосознании личен всякий человек вообще, и что немногие отступления от начал равенства составляют остаток прежних условий быта, едва ли способных долго сопротивляться нивелирующему духу времени.
Постоянные различия лиц, условленные их природными свойствами (возраст, пол, здоровье), крайне мало влияют на гражданскую правоспособность людей, и все значение этих индивидуальных различий ограничивается в современном праве видоизменением их дееспособности.
Если вопрос о правоспособности отдельных людей является нам, таким образом, с исторической и практической сторон совершенно простым и ясным, то этим, однако, мы еще вовсе не приближаемся к разъяснению другого вопроса, правоспособности гражданской лиц коллективных и установлений.
Как исторически мотивируется это явление? В каком отношении стоит вопрос о правоспособности отдельных людей к правоспособности союзов? В каком виде является нам союзная правоспособность в настоящее время? Какая цель и где пределы ее развития?
Конгруирует ли вполне правоспособность коллективных единиц с правоспособностью отдельных людей? Где ее специфические основы? Как определить отношения союза к лицам, его образующим и вне стоящим? Где основа ответственности этих союзов за ущербы и убытки, происходящие от них для третьих лиц?
Откуда и как возникает их дееспособность? Какие особые реквизиты их активной и пассивной роли в гражданском быту? Как прекращается их обособленная правоспособность? Какая последующая судьба их имуществ?
Вот ряд вопросов, крайне трудных, сложных, контроверзных, без ответа на которые мы не объясним себе, не мотивируем достаточным образом для жизни этого оригинального явления нашего права, значение коего, в современных условиях, ежедневно растет на наших глазах, наряду с развитием правоспособности отдельных людей, а вовсе не умаляется ввиду этой правоспособности отдельных людей и не уступает ей.
Нам необходима здесь такая же разработка этих вопросов, как и для лиц физических, но эти задачи здесь далеко не разрешаются так же, как они разрешались в учении о лице физическом.
Изучение их составляет специальную задачу теперешней литературы, ибо без специальных изысканий, простыми способами аналогий и фикций, мы не уясним себе правоспособности и дееспособности лиц юридических, а самое явление будет казаться нам произвольным, ничем не мотивированным. Особенно богата специальными изысканиями в этой области современная немецкая литература[1].
Мы обойдем весь ряд указанных выше специальных проблем учения о юридическом лице в дальнейшем, насколько это возможно, коротко, сжато.
Итак, как возникают эти коллективные единицы? Мы берем сперва историческую сторону дела. Именно этой стороны проф. О. Гирке коснулся в особенности в первом томе своего труда (Das deutsche Genossenschaftsrecht, 1 B. – Rechtsgeschichte der deutschen Genossenschaft. 1868 г., 1111 с).
В этой книге Гирке обозрел целую массу союзных форм, сменявшихся на Западе, в германском мире, начиная с первых исторических данных, с самых старинных форм патриархального быта, проходя последовательно все разнообразие родовых, семейных, народных общин, связанных союзом личным и поземельным, союзом господ с подвластными, затем множество союзных форм феодальной эпохи, образование наряду со светскими союзными формами таковых же под главенством церкви, образование вольных городских общин и внутри города специальных союзов (гильдий, цехов), а также сословных, профессиональных, политических форм различного характера.
Для нового времени работа Гирке дает нам (по 2-м эпохам, от 1525 до 1806 и после 1806 года) процесс разложения старинных бытовых союзов, частью преобразования их под влиянием новой идеи государства и возникновения новых, иначе образующихся и иначе расчлененных форм публичных и приватных ассоциаций.
В этой новой фазе развития, несомненно, своеобразнейшее и наиболее характерное именно для нашего времени явление составляют ассоциации, возникающие по свободному соглашению сочленов.
В результате эмансипационного движения, которым новое государство высвобождало личность человека, правоспособность индивидуума, в том виде, как мы ее рассматривали выше, из старинных, часто крайне тяжелых уз союзного быта, получился как бы некоторый разрыв между предоставленным самому себе индивидуумом и высшей формой союзного быта, государством, которое гарантировало индивидууму только абстрактно гражданскую свободу, не отвечая всем тем потребностям, которым служили разрушенные теперь старые союзные образования.
Посредствовавшие некогда между индивидуумом и государством ближайшие к лицу союзные формы в большинстве случаев утратили свое значение, уступив государству значительную долю своих прежних политических функций, а все, что составляет область права приватного, стало принадлежностью полноправного в гражданском смысле субъекта.
Это был именно момент обособления публичного и частного права из прежнего тесного сближения их в старых автономных союзах и в формах лично-зависимых отношений целых групп населения от господских прав привилегированного класса.
Чтобы возместить затерявшиеся в этом процессе разложения старых форм быта посредствующие между отдельно поставленным человеком и государством бытовые социальные формы – повсюду на Западе возникло свободное ассоциационное движение, коего цели и направление специализировались, смотря по требованиям места и времени, до крайней степени.
Насколько цели этого движения суть политические, административные, исповедные, общественные в том или другом смысле, воспитательные, научные, художественные и т.д., судьбы этих ассоциаций весьма различны и изменчивы, в зависимости от государственного строя страны, от политических видов, которые ставят себе и обществу руководящие сферы и т.д. Этого дела мы здесь касаться не будем, хотя Гирке дает очень хорошее обозрение этого движения в разных местах книги, особенно с. 865 и след.
Общее и ближе к нам интерес этого нового ассоциационного движения там, где точнее определилась и специализировалась экономическая цель движения, где союз, тот или другой, является сосредоточенной экономической силой, правообладателем в смысле цивильном, и этому предмету автор посвящает заключительные страницы своего сочинения (в особенности с. 907-1111).
Итак, на вопрос, поставленный нами выше, как возникают коллективные формы правоспособности, мы, ввиду сделанного обзора исторической работы Гирке, вправе сказать, что масса союзов, в старое время носивших автономный характер с обильным и разнообразным составом правоспособности, политической и гражданской, ныне утратила этот характер, уступив автономию политическую государству, став к нему в положение более или менее субсидиарных органов и сохранив ту или другую степень правоспособности гражданской.
Это общины, Gemeinden, городские и сельские, и уподобляющиеся им в том или другом отношении местные окружные сочленения, церковные общины, обязательные сообщества по школьному делу, плотинные (для содержания плотин с целями предупреждения опасностей), по путям сообщения, по орошению и проч.
Масса таких союзов происхождения старинного, незапамятного, исторического, далеко не всегда основанного на концессиях от государства, а нередко предшествующего образованию высших политических союзных форм.
Некоторые из таких старинных лично-союзных форм, общин или корпораций, превратились, вместе со временем, в установления (Anstalten), более или менее подчиненные видам государства и утратившие самую значительную долю своих старинных корпоративных прав и автономий. Таковы, напр., университетские корпорации.
В противоположность этой группе коллективных старых, частью преобразованных, форм, другие формы, свободно-союзные, представляют собой новообразования, идущие частью в замену старых союзных форм быта (рабочие ассоциации, заменяющие во многих отношениях разбитые старые формы цехового быта[2], частью открывающие пути неизвестному в экономической области в старое время сочетанию производительных сил для достижения одной цели (компании акционерные).
Итак, по историческому происхождению круг коллективных правообладателей может быть расчленен на две группы, старинных союзов людей, общин, корпораций, преобразовавшихся отчасти под влиянием новых государственных идей в простые органы управления с большей или меньшей долей автономии и гражданской правоспособности или прямо получивших характер установлений без корпоративных прав.
Из этих старинных социальных групп постепенно выделялись, с помощью государства, широко правоспособное лицо физическое, личный образ человека, призванный государством к активной роли в современном праворазвитии.
Рядом с этим другую группу составят образованные вновь граждански правоспособным человеком новые союзные формы.
Между этими двумя категориями исторически различимых коллективных форм нельзя проводить различия только по целям их образования. И ныне, как в старину, могут возникать новые города, могут образовываться новые исповедные сочетания, новые университетские корпорации. Но это не будут, так сказать, первообразования таких союзов.
Тип их определился в старых условиях быта. Новые образования будут или только снимками со старых, или, еще скорее, они будут иметь со старыми общего лишь наименования и цели, а не организацию, которой самородный и своеобразный характер условливался в старину недостаточным развитием государственной идеи.
Черта новизны в союзах второго рода, свободных, определяется именно тем, что они возникают среди свободного, полноправного в гражданском смысле населения, в условиях ограждения этой свободы отдельного человека государством.
Они уже не условливают собой, как в старину, в смысле правоспособности, положения отдельного человека, а наоборот, сами условлены им и служат тем или другим его целям, не столько доминируют над ним, сколько ему подчиняются, служат ему средством.
Вот различие собственно историческое, существующее между разными союзными организмами, которых деятельность, наряду с деятельность отдельных людей, мы наблюдаем в сфере гражданских правоотношений.
В этом процессе нет ничего произвольного. Указанные здесь формы составляют необходимые результаты общего эволюционного процесса социальной жизни на Западе. Они образуются, трансформируются, вымирают, возникают вновь силой тех условий, которые переживают последовательно европейские общества вообще или в той или другой области в особенности.
Возможно ли различить те же явления в истории права русского и в современном его состоянии?
Вопрос об ассоциациях в истории нашего права далеко не имеет, в общем, такой блестящей обработки, какую он достигает, в последнее время в особенности, на Западе. Не менее того и в нашей литературе для разработки некоторых сторон дела положены прочные основы.
Нет сомнения, что у нас для изучения совсем другие размеры задачи. Если на Западе возможно отметить известные формы патриархального быта, безразличия права частного и публичного, как отжившие и уступившие место другим, то у нас эти явления остаются и поныне все еще живыми, в особенности в инородческих группах населения, к коим закон допускает применение общих форм гражданского обмена лишь с большой осмотрительностью, все равно, являются ли они к незрелым для цивильного обмена как к детям.
Эта сторона дела для нас здесь мало поучительна.
Другое, противоположное явление представляют западные наши окраины, имеющие, несомненно, очень много точек соприкосновения с социальными условиями быта на Западе. Это, однако, для курса общего русского права явление тоже только локальное.
В каком же виде представляется вопрос в собственно русских центральных областях, т.е. какого рода коллективные единицы, соответствующие указанным выше группам на Западе, знает наша история и наше право в современном его состоянии?
Для обозрения старинных союзных форм собственно имущественного обладания, насколько они сохраняли еще более или менее значение для прошлого и текущего века, до наступления реформ 60-х годов, руководством и исходной точкой дальнейших изысканий может служить “История гражданских законов” Неволина, ч. 2-я.
Неволин, собственно, трактует не о союзах лиц, а об имуществах разного рода и лицах, кои способны обладать тем или другим родом имущества. Такая постановка вопроса больше соответствует систематике X т., ч. 1, которой очень старался держаться покойный наш историк, хотя эта систематика вовсе не есть подлинная для русского права, а заимствованная из французского кодекса с разными видоизменениями.
Отсюда, однако, возможно, без большого труда, прийти к заключению о тех кругах лиц или, выражаясь соответственно формулам О. Гирке, о тех союзах, между коими группировались в старое время права и обязанности смешанного, публично-приватного характера. Неволин различает круг лиц, способных владеть вотчинами (§ 266), разные разряды людей служилых (§ 268), людей тяглых (§ 212).
Внутри каждой группы различаются еще теснейшие группы. Итак, владение поместное могло иметь своим источником жалованье светской власти; но были поместья, жалуемые от власти духовной, от архиереев, монастырей (§ 289).
В этих кругах лиц, более обширных, как служилый класс вообще, было меньше солидарности и строго определенных союзных интересов, чем в соответствующих группах на Западе.
Если эти круги были теснее, определялись родом службы, местным служебным назначением (напр., ярославские дети боярские[3], смоленские рейтары, украинские полки), то натурально и связь лиц, и солидарность их имущественных интересов была более тесной.
Вообще же, кроме общих или особых служебных обязанностей в классе поместном, близость разрядов и связь членов того или другого разряда определялась ограничением оборотоспособности имуществ в пользу союза и его членов. Таких ограничений было множество.
При Михаиле Федоровиче запрещен был оборот поместий между московскими и городовыми помещиками, между белозерцами и другими служилыми; по Уложению царя А. М. – между служащими по московскому списку и новгородцами и псковитянами, то же ограничение для украинцев, казаков, русских и инородцев и проч. (Неволин. § 293).
Распространение оборотоспособности имуществ и правоспособности обладания на широкие круги лиц одного класса было уже шагом к освобождению лица от теснейшего союза, в составе коего числились лица из рода в род, а вместе с тем и началом разрушения этих теснейших союзных форм.
Лицо, однако, выходя из этих теснейших союзных форм, вступало вовсе не на полный простор приватной правоспособности, а лишь в более широкий союз сословия, и лица привилегированных видов службы в сословие дворянское; но и тут опять не тотчас в целом его составе, а нередко лишь в многочисленных группах местных, племенных, специально-служебных, как это держалось и отчасти держится в современном законодательстве (Т. IX. ст. 18 по изд. 1876 г., ныне исключенная, и мног. подобн. из следующих).
Рядом с этим процесс расширения правоспособности шел ступенями и в классе тяглых людей. И тут с расширением правоспособности лиц, принадлежащих к теснейшим союзам, разрушались эти теснейшие союзные формы, чаще всего входя, смотря по видам государства, в более широкие сочленения (Неволин. § 312; для истории городских классов, людей тяглых и нетяглых, дворов черных и белых, там же. § 314).
Процесс образования сословий, в том виде, как определился их состав в XVIII в. и в главных чертах удержался до реформ прошлого царствования, знаком вам из очерков истории права (Лекции и исследов. проф. В.И. Сергеевича. с. 659 и след.).
До наступления этих реформ тип сословной нормы был, как известно, господствующим в нашем законодательстве и в тех его частях, которые составляют здесь предмет нашего изучения.
Таким образом, в России до последнего времени отдельный человек поставлен был в вопросе о его правоспособности не прямо в отношение к государству и его органам, а через посредство некоторой сословной организации, влиявшей на многие стороны жизни и на отправление правосудия в особенности.
Лишь со времени реформ прошлого царствования правоспособность гражданская отдельно взятых людей поставлена в прямое отношение к закону государственному, обнимающему людей всякого чина, и вместе с этим сняты признаки сословной организации общих судов, получивших назначение ограждать права всех и каждого.
Этот процесс распадения старых союзных форм, высвобождения индивидуума из прежней условной и ограниченной правоспособности и, наконец, из частноправной зависимости, с могучим содействием государства, имеет, в этих главных чертах, в нашей истории много общего с историей развития западных обществ.
Великая разница заключается в том, главнейшим образом, что сословная организация и муниципальные формы у нас никогда не достигали такой силы в своем развитии, какую они имели на Западе, и, подвергаясь частным преобразованиям, служили скорее покорным орудием государственных видов, чем обособленным в жизни общества, крепким и самобытным организмом.
В составе действующего права мы легко различаем коллективные единицы старого образования, которых функции в праве публичном и правоспособность гражданская определяются различными актами законодательной власти, обращенными именно к сословиям, городам, установлениям. Эти акты суть частью старого, частью, в связи с реформами прошлого царствования, новейшего происхождения.
В категорию коллективной гражданской правоспособности общего (мы выделяем, как формы исключительного правообладания, казну, дворцовые управления и имущества членов Императорского дома – см. ст. 697 и 698. П. 1,2, 3) типа закон заносит следующие виды: а) дворянские, городские и сельские общества, а также земские учреждения, b) епархиальные начальства, монастыри и церкви, с) богоугодные заведения, d) учебные и ученые заведения, е) сословия лиц, как-то: товарищества, компании, конкурсы.
Оставляя в стороне конкурс, который не может стоять в одной категории с товариществами в смысле его правоспособности (см. выше), мы получаем значительное обилие коллективных форм правообладания, которые при этом далеко не покрывают действительного разнообразия этих явлений в жизни. К имущественному обладанию способны далеко не эти только союзы и установления.
Наша кодификация дает нам общие указания на место системы, где подробно разработаны пространство и свойство прав, могущих быть приобретаемыми этими субъектами (указ. ст., пр. 1).
Такие общие указания дают, натурально, не много для облегчения справок, да и дать точные справки нелегко, ибо коллективное имущественное обладание у нас, как на Западе, связано нередко с совершенно специфическими целями, коих никак не перечислить до конца.
Итак, некоторое почтенное лицо (г. Судиенко) пожертвовало капитал с коммеморативными патриотическими целями, на устройство памятника на поле Полтавской битвы, с храмом и школой при нем. Круг лиц, сибиряков по происхождению, собирает сумму денег и устраивает особый капитал на содержание учениц в Троицко-Савской женской гимназии.
Жертвуется для устройства бесплатных, на 600 человек, обедов в Москве значительный капитал на помин души таких-то в такие-то дни. Если такие добровольные приношения на пользу общую организуются как самостоятельный правообладатель актом Высочайшей воли, что наш закон допускает только ввиду заслуживающей сего цели и значительности размеров пожертвования, то мы получаем настоящее установление с имущественной правоспособностью, ему присвоенной.
Какая мера этой самостоятельности – это вопрос данного случая, но явления таких значительных жертв на благо общее, “на благое просвещения”, в память такого-то события, весьма многочисленны и способны принимать самые разнообразные формы, для которых не всегда найдется готовая категория в Своде Законов.
Если мы всмотримся в перечисленные статьей 698 главные виды коллективного обладания имуществом, то некоторые расчленения получаются сами собой.
Это, с одной стороны, коллективные обладатели старинного типа, каковы епархиальные начальства, монастыри, церкви, сословные общества; с другой стороны – это местные учреждения нового типа, бессословного, каковы земские учреждения, установления кредитные и многочисленные виды товариществ и компаний. Особо от этих категорий идут богоугодные, учебные и ученые заведения.
Многие из таких форм, сохраняя старинное наименование, теряют прежний характер организации, и из корпоративного строения преобразовываются в простые установления или в установления с некоторыми остатками старого корпоративного строя. Проследить этот переход всего удобнее на истории установлений церковных.
У нас эти переходы видны и в действующем законодательстве, особенно в уставах иностранных исповеданий, где для церкви римско-католической господствующим типом является тип установления, а для реформатской тип корпорации, или установления с признаком корпоративной организации для заведования имуществом. Подробностей здесь не место касаться, хотя они крайне любопытны и важны.
Средневековая доктрина именовала правообладателей со строем корпоративным – collegia personalia, а правообладателей с характером комплекса имуществ, куда назначаются заведующие сверху, – collegia realia. Натурально, для средних форм следует различить еще категорию – collegia mixta.
В кругу тех же правообладателей можно сделать по другому признаку, по способу их возникновения, еще иные группировки. Итак, есть группы, возникающие независимо от воли лиц, в них входящих.
Таковы в особенности группы старинного образования, исповедные (не одинаковые, ибо есть исповедания, принадлежность к коим определяется рождением, но из коих выход свободен, есть такие, из коих невозможен и выход), частью сословные.
Но есть и такие, которые образуются и в состав коих входит лицо свободно. Это преимущественно союзы новообразованные. В средневековой терминологии это различие обозначалось названиями collegia necessaria и voluntaria.
Вот простое обозрение бытовых явлений социальной жизни прошлого и настоящего разных европейских обществ в их исторической смене и в самых общих характерных для тех или других групп очертаниях.
[1] К литературным указаниям, сделанным выше, надлежит, для общих справок, прибавить вышедшее в 1900 году новое изд. Учебн. Виндшейда Kiep’a в соответствующих §§. Очень хорошо написана и весьма доступна для русских читателей небольшая брошюра Рудольфа Зома (Sohm R.). Die deutsche Genossenschaft, составляющая оттиск из праздничного подношения Виндшейду по случаю его юбилея.
На русском языке очень облегчает доступ к волюминозному труду Гирке добросовестнейшим образом и с полным знанием дела составленный реферат г-на Л. Гервагена, напечатанный в “Юрид. вестнике” за истекший год (1891) в N 7 и 8. с. 362-396. В кратком изложении этого курса нельзя исчерпать ниже всего содержания этого реферата, весьма любопытного для русских читателей.
Во Франции рассматривался в законодательных инстанциях законопроект об ассоциациях, имеющий, конечно, во многом изменить действующий закон 1867 г. Ныне законопроект принят законод. инстанц. 1 июля 1901 г., промульгирован 2 июня того же года. Для установлений в особен. Geouffre de Lapradelle. Theorie et pratique des fondations perpetuelles. 1895 (особ. 3-е partie. Chap. II, le probleme de la personnalite).
[2] Нет сомнения, что в детальной разработке вопроса можно раскрыть много любопытных и важных для истории права сторон в этом процессе замены старых союзных форм новыми свободными ассоциациями.
В этих новообразованиях не все ново, и часто объяснение разных черт их строения получается только из соображений их происхождения, стало быть, из начал континуитета в этой эволюции.
[3] Любопытно, в виде какого странного недоразумения удержался поныне у нас этот род лиц, именно детей боярских. Они есть в составе населения сибирского; но именуются не просто детьми боярскими, а так называемыми детьми боярскими, очевидно, для того, чтоб их нынешняя юриспруденция и особенно администрация не принимала за детей в самом деле и не управлялась как с настоящими infantes (Св. Зак. Т. II. Учр. Казак. ст. 1282, у Гожева. N 2508).
