В XIII веке весь ход исторических событий в юго-западной Руси долгое время вращается около личности Даниила Галицкого. Чтобы понять значение этой личности в свое время, необходимо бросить взгляд на предшествовавшие события в этом крае.
Юго-западная Русь, Галичина, как во внутреннем строе своей жизни, так и во внешней обстановке находилась в таких условиях, при которых все более и более слабела связь, соединявшая ее с остальными русскими землями. Хотя и здесь не угасало сознание народного сродства с последними, но история указывала им различные между собою пути; это видно уже в XII веке.
Галицкая земля до 1188 года находилась в княжении рода Ростислава Владимировича (внука Ярослава I). Володарь, сын Ростислава, по смерти несчастного Василька, сделался единым князем и передал после себя (1141) власть сыну своему Владимиру, обыкновенно называемому Владимирком.
Ему наследовал сын Ярослав, названный в полку Игореве[1] “Осмомыслом”. Соединенная в одних руках, галицкая страна была долго избавлена от внутренних княжеских междоусобий и, благодаря счастливым условиям своей природы, находилась, сравнительно с другими русскими землями, в цветущем состоянии.
Власть княжеская совсем не имела здесь монархической силы. Князь был князем по старой славянской идее; видно, что завоевание русскими князьями этой Хорватской земли и присоединение ее к общей системе русских земель под властью единого княжеского рода не изменили древних общественных привычек.
Князья, правившие Галичем, были избираемы и зависели от веча. Но само вече находилось в руках богатых и сильных владетелей земель бояр. Они, как видно, успели до того возвыситься над остальною массою народа, что исключительно управляли делами страны.
Впрочем, есть известия о том, что люди незнатного происхождения попадали в бояре, из чего надобно полагать, что галицкая аристократия основывалась не столько на знатности родов, сколько на удаче и богатстве. Галицкие князья находились в такой зависимости от веча, что оно судило не только их политическую деятельность, но и домашнюю жизнь.
Таким образом, когда Ярослав, не взлюбивши своей жены Ольги, взял себе в любовницы какую-то Анастасью, галичане не стерпели такого соблазна, сожгли Анастасью и принудили князя жить с законною женою.
Все попытки Ярослава удалить своего законного сына и передать наследство незаконному, остались напрасны. Ярослав умер в 1187 году. Галичане, вопреки его завещанию, изгнали этого незаконного сына, Олега, и поставили князем законного – Владимира.
Но и этот князь вскоре подвергся строгому суду веча за свое соблазнительное поведение; он был предан пьянству, не любил советников, насиловал чужих жен и дочерей, взял себе в жены попадью от живого мужа и прижил с нею двух сыновей.
Галичане так вознегодовали, что некоторые хотели взять князя под стражу и казнить; но другие потребовали от него развода с попадьею, предлагая ему достать жену по нраву. Владимир, опасаясь за жизнь своей возлюбленной попадьи, убежал вместе с нею и детьми в Венгрию, а галичане призвали вместо него князя из соседней Волынской земли Романа Мстиславича[2] (1188). Говорят, что сам Роман тайно действовал в Галиче в свою пользу, добиваясь избрания.
Этот князь, умный и сильный волею, недолго удержался в Галиче: король венгерский Бела III, к которому было обратился изгнанный Владимир за помощью, заключил последнего в башню, завоевал Галич, посадил там сына своего Андрея. Роман принужден был бежать в свой Владимир-Волынский.
Успехам венгров способствовало то, что в самом Галиче образовалась партия, искавшая себе выгод от венгерской власти. Непрочно, однако, оказалось там и могущество этих иноземцев: будучи католиками, они очень скоро успели раздражить против себя народ неуважением к православной религии.
Владимир между тем убежал из своего заключения, и с помощью польского короля Казимира Справедливого, снова овладел Галичем в 1190 году. Тогда Владимир, чувствуя свое положение до крайности шатким, обратился к суздальскому князю Всеволоду и отдавался ему под начало, обещая навсегда быть в его воле со всем Галичем: установлялась, по-видимому, тесная связь между противоположными окраинами тогдашнего русского мира; но это явление не имело никаких прочных последствий, так как ничего прочного не было тогда в отношениях русских князей между собою. По смерти Владимира Роман уже не по вольному избранию, а с помощью польской рати и оружия, добыл себе снова Галич в 1198 году.
По известию польского писателя Кадлубка, Роман жестоко отмстил своим недоброжелателям в Галиче: он их четверил, расстреливал, зарывал живьем в землю и казнил другими изысканными муками, а тех, которые успевали убежать, приглашал воротиться, обещая разные милости.
Но когда некоторые вернулись, то Роман, сдержав сначала данное слово и осыпавши ласками и милостями легковерных, находил предлог обвинить их в чем-нибудь и предавал мучительной казни.
“Не передавивши пчел, меду не есть”, – приговаривал Роман. Он навел такой страх на галичан, что те просили польского короля, чтоб он управлял ими сам, или чрез своих наместников.
Все эти известия о жестокости Романа находятся исключительно у польского историка, но не встречаются в русских летописях, в которых Роман поэтически представляется удалым богатырем, страшным, подобно Мономаху, только для неверных иноплеменников: “Он ходил по заповедям Божиим, – говорит о нем русский современник, – побеждал поганых язычников, устремлялся на них, как лев, гневен, как рысь, губителен как крокодил, пролетал по земле, как орел”…
И в самом деле, этот князь и в других случаях показал свою силу и деятельность. После долгой борьбы и междоусобий в Киевской Руси, он, наконец, успокоил ее, на время удержав в своей власти; сам он не сделался киевским князем, но посадил в Киеве своим подручником племянника.
Не раз побивал он половцев, побеждал ятвягов и литву[3]. Многого еще было ожидать от такого князя для судьбы юго-западной Руси. Но в 1205 году Роман поссорился с польским князем Лешком и был убит в сражении под Завихвостом.
Роман оставил по себе молодую вдову с двумя малолетними сыновьями. Старшему Данилу было тогда четыре года, а младший Василько был еще на руках кормилицы.
На первых порах галичане признали князем старшего сына Романова и клялись верно охранять его. Но удержаться младенцу в такой беспокойной стране было решительно невозможно.
Галичина представляла слишком лакомый кусок как для русских князей, так и для иноплеменных соседей, а галицкие бояре не отличались постоянством, были падки на выгоды и далеко не все могли любить племя Романово Покушения на Галичину начали следовать за покушениями.
Сперва попытался овладеть ею отец первой жены Романа, князь Рюрик Ростиславич киевский, которого Роман после варварского разорения Киева наведенными Рюриком половцами, заманил к себе на совет и постриг в монастырь.
Теперь этот самый Рюрик, услыхавши, что Романа нет на свете, снял с себя монашеское одеяние, собрал всю киевскую дружину, нанял половцев и бросился на Галич. Вдова Романа обратилась под защиту названого брата и друга ее покойного мужа.
Этот названый брат был прежний соперник Романа – тот венгерский королевич Андрей, который некогда вместе с своим отцом прогнал его из Галича; впоследствии, когда Роман в другой раз овладел Галичем, они подружились, назвались братьями и постановили между собой такой уговор: если кто из них умрет прежде, то другой будет заботиться о его семье.
Андрей только что получил теперь венгерскую корону и не забыл своего обещания, данного Роману. Он свиделся с княгинею в Саноке и, обласкавши Данила как родного сына, дал ему войско на помощь против Рюрика. Рюрик бежал обратно в Киев.
Но в следующем году семье Романа грозила новая беда. В Чернигов собрался княжеский съезд: стеклись на совещание потомки Олега Черниговского; к ним пристал смоленский князь с сыновьями; порешили они нанять половцев и идти добывать Галицкую землю. По пути пристал к ним Рюрик с сыновьями и племянниками, поднявши с собою живших в Киевской земле берендеев[4].
Союзники вошли в совет и с поляками, с которыми еще не был у галичан заключен мир по смерти Романа. Вдова опять обратилась к Андрею, но пока из Венгрии пришла вспомогательная сила, она увидела себя в таком положении, что оставаться на месте казалось опасным. С одной стороны, русские и половцы, с другой – поляки, да и сам Галич заволновался, и много в Галиче было таких, от которых можно было ждать, что ее выдадут вместе с детьми.
Она убежала с детьми во Владимир-Волынский, наследственный удел ее мужа. Галичане разделились на партии. Верх в Галиче взял тогда боярин Володислав, изгнанный некогда Романом, он проживал в Северской земле, спознался с тамошними князьями Игоревичами и теперь подал галичанам совет пригласить их на княжение. Игоревичи находились тогда в том ополчении, которое шло на Галич; получивши приглашение, ночью скрылись они из союзного стана и явились в Галич.
Старший брат Владимир Игоревич посажен был на галицком столе; другому брату Роману дали Звенигород. Оставался третий, Святослав, без места. Тогда Игоревичи послали какого-то попа во Владимир-Волынский с такой речью к владимирцам: “Выдайте нам Романовичей и примите князем Святослава, а то города вашего на свете не будет!” Владимирцы, услышавши это, пришли в такую ярость, что хотели убить попа, присланного к ним с этим предложением.
Нашлись благоразумные, говорившие, что нельзя убивать посла. Однако эти благоразумные говорили так потому, что готовы были исполнить требование Игоревичей. Княгиня это проведала и, посоветовавшись с боярином Мирославом, дядькою Данила, убежала из города ночью, тайком через стенное отверстие, боясь выйти через ворота. Мирослав нес Данила, кормилица Василька. С ним был еще какой-то священник.
Они бежали к Лешку, отдавались под покровительство человека, который еще считался с ними во вражде. Польский князь принял их с рыцарским великодушием; княгиню с Васильком оставил у себя, а Данила с польским боярином Вячеславом Лысым отправил к Андрею венгерскому и приказал сказать так: “Я не помянул злобы Романа, а ты был его друг; ты клялся защищать их; они теперь в изгнании, пойдем вернем их достояние”.
Но Лешко, однако, на деле оказал для Романовичей менее участия, чем на словах: правда, он выгнал из Владимира Святослава Игоревича, приехавшего туда после бегства княгини, но отдал княжение не детям Романа, а родному племяннику Романа, Александру Всеволодовичу, так как Лешко был женат на дочери его, Гремиславе; Василька Лешко отпустил с матерью в Брест. Берестяне сами выпросили его себе князем, были довольны и говорили, что “они как будто видят у себя великого Романа”.
Андрей венгерский после бегства вдовы Романа рассудил, что нельзя удержать Данила на княжении, и не мешал водворению Игоревичей в Галиче; но Игоревичи сами вскоре поссорились за свою добычу: Роман Игоревич с помощью другого брата своего прогнал третьего, Владимира, и овладел Галичем, но потом по приказанию Андрея венгерский воевода Бенедикт Бора схватил Романа в бане, отправил в Венгрию и стал сам управлять Галичем.
В короткое время Бенедикт раздражил галичан разными насилиями и своим распутством так, что по приглашению галичан опять явились Игоревичи, прогнали Бенедикта и разделили между собою Галичину, на этот раз уже не ссорясь как прежде, и уступили княжение в Галиче старшему из своей среды, брату Владимиру. Тогда, думая упрочить за собой власть, Игоревичи составили план истребить тех бояр, которые по своему непостоянству казались им опасными.
Коварный замысел над некоторыми удался, но в числе обреченных на убийство был их прежний благодетель боярин Володислав, по милости которого они получили княжение в стране. Володислав впору узнал о грозящей беде, с другим и боярами успел убежать к Андрею и просил теперь на княжение в Галич Данила, проживавшего у венгерского короля.
Король дал войско на помощь Данилу. Прежде всех сдался Перемышль и выдал Святослава Игоревича. Звенигород защищался, но сдался после того, как Роман Игоревич, бежавши оттуда, был схвачен на мосту. Князь Владимир Игоревич счастливо убежал из Галича. Отрока Данила посадили на отеческом столе.
Пленных Игоревичей осудили народным судом и повесили – событие, выходившее из ряду обычных событий на Руси в то время.
Малолетний Данило недолго мог удержаться среди бояр, хотевших править его именем. В Галич прибыла мать Данила, которую он не узнал после долгой разлуки. Бояре поспешили ее выпроводить из боязни, чтобы она не отняла у них власти. Когда Данило в слезах бросился за матерью, один из них схватил за повод коня его. Раздраженный отрок ударил мечом коня и ранил. Мать сама вырвала из рук его меч и убедила его остаться в Галиче, а сама уехала в Бельз.
Услыхал об этом король Андрей, поспешил с войском и привел обратно мать Данила в Галич, а боярина Володислава, главного виновника ее изгнания, увел с собою в Венгрию в оковах.
Но как только Андрей удалился, бояре опять составили заговор против Данила и призвали на княжение пересопницкого князя Мстислава. Данило должен был бежать. Андрей на этот раз не мог уже помочь ему, потому что в это время в самой Венгрии произошло возмущение, стоившее жизни королеве.
Призванный Мстислав пересопницкий, в свою очередь, не усидел в Галиче. Из Венгрии прибыл отпущенный Андреем Володислав, и тогда в Галиче после недавней казни князей произошло событие, также небывалое на Руси со времени утверждения Рюрикова дома: боярин Володислав, не принадлежавший к княжеском роду, назвался князем в Галиче.
Но ему не дано было начать нового княжеского дома. Лешко, приняв сторону Данила, согнал с княжения Володислава и заточил. Володислав умер в заточении. Галич остался без правителя.
Казалось тогда, что ни Данилу и ни какому другому русскому князю невозможно было усидеть в этом беспокойном городе. Лешко предложил Андрею посадить там малолетнего сына Андреева, Коломана, обручив его с трехлетней дочерью Лешка Соломиею. Это дело устроил воевода Пакослав, показывавший до сих пор расположение к Романову семейству.
В удовлетворение Романовичей наследственный удел Романа Владимир был отнят у Александра бельзского и отдан Данилу (1214), которого хотели иметь князем и владимирские бояре. Таким образом, в руках Данила была теперь значительная часть Волыни. Города Каменец, Тихомля и Перемышль отошли к Романовичам.
С тех пор Данило надолго был лишен Галича. Им овладел Мстислав Удалой, который отдал за Данила дочь свою Анну[5].
Данило собирал под свою власть Волынскую землю и возвратил от поляков Берестье, Угровеск, Верещин, Столпье, Комов и всю так называемую тогда “Украину”, т.е. часть Волыни, прилегавшую к Польше по левой стороне Буга. Следствием этого была война, в которую невольно впутался Мстислав Удалой. Хотя она велась сначала неудачно для Данила и Мстислава, но приобретенный Данилом край все-таки остался за ним.
Вслед затем Данило помирился с Лешком и обратился на Александра бельзского, который отступил от него во время обороны Галича и всячески вредил ему. За вероломство князя, по тогдашним понятиям, должна была отвечать его земля. Данило и Василько напали на Бельз ночью и произвели там страшное опустошение. В памяти жителей надолго осталась эта ночь под именем “злой”. По просьбе Мстислава Данило оставил Александра в покое.
В 1224 году Данило вместе с другими князьями участвовал в страшной для русских битве при Калке[6], вел себя геройски и был ранен в грудь. Он так увлекся тогда битвой, что долго не замечал своей раны и заметил ее только тогда, когда, бежавши, стал пить.
Вернувшись домой и оправившись от ран, Данило вновь принялся расширять свои владения. Князь Мстислав пересопницкий, владевший Луцком, отдал Данилу свою отчину, поручивши ему сына, который вскоре умер. Луцком поспешил овладеть Ярослав, сын двоюродного брата Романа Ингваря, некогда княжившего в Луцке. Данило, будучи на богомолье в Жидичине, встретил Ярослава Ингварича на дороге. Бояре подавали совет схватить его.
Данило с негодованием отверг такую коварную меру: “Я иду на богомолье – этого не сделаю”, – отвечал он. Но возвратившись во Владимир, он послал своих бояр в Луцк. Они схватили Ярослава, а потом овладели Луцком. Данило хотя и дал в другом месте удел Ярославу, но уже в качестве своего подручника.
В это же время Данило отнял у него Дорогобуж, а у пинских князей Чарторыйск, пленивши сыновей пинского князя Ростислава. Во всех этих делах Данило действовал заодно с Васильком, с которым он всю жизнь был неразделен и неразлучен – пример очень редкий в истории русских князей.
В 1228 году по смерти Мстислава Удалого Данило овладел Понизьем.
Такое возвышение Данила возбудило против него целый союз русских князей. Ростислав пинский сердился на него за отнятие Чарторыйска, за плен сыновей и возбуждал против него Владимира Рюриковича; последний помнил насильственное пострижение своего отца Романом. К союзу пристали черниговские и северские князья. Но Данило услыхал об этом вовремя и пригласил ляхов, которыми начальствовал расположенный к нему воевода Пакослав.
Союзные князья осадили Каменец и ничего не могли сделать, тем более, что приглашенный ими половецкий князь Котян перешел на сторону Данила. Они принуждены были отступить. Данило погнался за ними, но киевские и черниговские бояре приехали к нему от своих князей и убедили помириться.
Таким образом, Данило уничтожил все замыслы соперников, и этот успех еще более поднял его в ряду русских князей; не только все прежние области остались за ним, но и пинские князья сделались его подручниками, а Владимир Рюрикович с этих пор является постоянным другом и союзником Данила.
В 1229 году убит был в Польше союзник Данила Лешко, Данило отравился помогать брату его Конраду против Владислава (князя опольского), оставив подручника своего князя пинского оберегать пределы Волыни от вторжения ятвягов. Русские зашли в глубь Польши так далеко, как еще никогда не заходили; они вместе с сторонниками Конрада осадили Калиш и почти без боя принудили его сдаться Конраду.
Тогда русские и поляки заключили между собою такое условие: “Если между ними будут вперед усобицы, то русские не должны брать в плен польских простых людей (челяди), а поляки русских”.
На возвратном пути из этого похода Данило услыхал, что боярин Судислав, властвовавший в Галиче именем королевича, думал воспользоваться тем, что Данило зашел так далеко в Польшу, и в его отсутствие хотел овладеть Понизьем. Но как только Судислав вышел из Галича, недовольные им галичане отправили посольство к Данилу и просили прибыть к ним как можно скорее, пока не вернулся Судислав.
Данило, отправивши против Судислава тысяцкого Демьяна с войском задерживать его, сам с многочисленною дружиною поспешил на зов галичан, стараясь предупредить Судислава, и на третий день достиг Галича. Но как ни спешил Данило, Судислав успел избегнуть стычки с Демьяном, ранее Данила вошел в Галич и затворился в нем. Данилу приходилось добывать Галич осадою.
К счастию, Данило успел овладеть загородным двором Судислава и нашел там много продовольствия для своего войска; это дало ему возможность решиться на продолжительную осаду. Он расположился станом в Углиничах, на другой стороне Днестра. Тысяцкий Демьян и старик Мирослав привели к нему нескольких бояр Галицкой земли, склонившихся на его сторону; прибыли к нему свежие силы из Волынской земли.
Данилу нужно было перейти на другой берег, чтобы окружить город. Осажденные старались не допустить его до этого, делали вылазки и бились на льду; но в это время река стала вскрываться; напрасно Семьюнко, которого современник по наружному виду сравнивает с красной лисицей, зажег мост на Днестре, чтобы затруднить Данилу переход через реку. К счастью Данила, пожар угас при самом конце моста; Данило с усиленною ратью перешел реку и обложил город со всех сторон.
Тем временем, по его призыву стекался к нему народ из Галицкой земли от Боброка до Ушицы и Прута. Видимо, земля была за Данила. Это заставило осажденных сдаться. Данило вошел в город. Помня давнюю дружбу с королем венгерским Андреем, он отпустил королевича, свояка своего, домой и сам проводил его до Днестра.
С королевичем ушел и Судислав. Народ метал на него каменья и кричал: “Вон, вон, мятежник земли!” Таким образом, Данило после долгих лет отсутствия, снова был признан князем в городе, откуда был изгнан, еще будучи ребенком.
Оскорбительно было для венгерской чести удаление королевича. Судислав усиленно подстрекал венгров возвратить потерянный Галич. И вот сын Андрея, Бела собрал большое войско и пошел через Карпаты. Но тут начались непрерывные дожди. Лошади вязли в грязи, люди бросали лошадей и пробирались высокими местами. С большим трудом добрались они до Галича.
Данила там не было; он наперед вышел из города приглашать на помощь поляков и половецкого хана Котяна, оставивши в Галиче тысяцкого Демьяна. Венгерский посол, подъехав к городу, громко возгласил галичанам: “Люди галицкие! Вам велит сказать великий король венгерский: не слушайте Демьяна; пусть Данило не надеется на Бога и свои силы.
Столько стран победил наш король, и не удержится против него Галич!” Демьян держался крепко; галичане стояли за Данила; Данило уже подходил к Галичу с собранным войском. Между тем дожди не переставали, у венгерцев от постоянной сырости развалилась обувь, открылись болезни и смертность.
Иные умирали, сидя на коне, другие – у разведенных огней; иной испускал дыхание, поднося кусок мяса ко рту… От дождей сильно разлился Днестр. “Злую игру сыграл он венграм”, – говорили современники. Король снял осаду и пошел к Пруту. Дожди преследовали его, венгерцы погибали на дороге.
Но едва только, благодаря непогоде, Данило избавился от врагов, как опять начались против него в самом Галиче боярские крамолы. Зачинщиком и подстрекателем бояр был все тот же Александр бельзский, постоянно тайный враг Данила. Бояре обращались так неуважительно с князьями, что однажды на пиру какой-то боярин залил Данилу лицо вином. Данило стерпел это. Вслед за тем произошел такой случай.
Василько, находясь в собрании бояр, в шутку обнажил меч на одного, называемого в летописи “слугою королевским”. Тот схватился за щит. Бояре после этого бежали. Князья удивились этому бегству, не понимая в чем дело. Через несколько времени, когда Василько уехал во Владимир, один боярин по имени Филипп приглашал Данила к себе на пир в Вишню.
Данило поехал, но по дороге его встретил посланный от Демьяна с такими словами: “Не езди, князь, на пир; боярин Филипп с князем Александром хотят убить тебя”. Данило вернулся. Говорили, будто бояре Молибоговичи, подстрекаемые Александром бельзским, совещались произвести пожар, чтобы в суматохе убить Романовичей, но приключение с Васильком внушило им опасение, что Романовичи проведали о заговоре и оттого-то они разбежались.
Василько по приказанию Данила занял Бельз (удел Александра), а посланный седельничий его Иван Михайлович схватил Молибоговичей с их соучастниками, всего 28 человек. Данило простил им; быть может, улики были недостаточны и все ограничивалось подозрениями.
Великодушие не помогло Данилу. Узнал он, что бояре опять строят против него козни с Александром. Данило с восемнадцатью верными себе “отроками” созвал вече и спрашивал галичан: “Хотите ли быть верными мне? Я пойду на врагов моих!” Сотский Микула привел при этом пословицу Романа, отца Данила: “Не передавивши пчел, меду не есть”. Данило пошел в Перемышль, но те, которые шли за ним, не были на деле ему верны.
Князь Александр с боярами уже успел бежать в Венгрию, где ждал его Судислав. По их подстрекательству король Андрей с сыновьями Белою и Андреем двинулись на Галич. Боярин Давид Вышатич по убеждению своей тещи, преданной Судиславу, сдал королю Ярославль. Затем другой боярин, Климята, посланный с войском против венгров, передался врагам; за ним изменили и прочие бояре.
Данило должен был покинуть Галич и ушел в Киев набирать войско у своего союзника, киевского князя Владимира, а король водворил снова сына своего Андрея в Галиче, но не надолго.
Данило с Владимиром киевским и половцами два раза разбил венгров и пошел прямо к Галичу. Бояре, видя, что успех клонится на сторону Данила, стали переходить к нему. Первый пример подал боярин Глеб Зеремеевич. Данило обласкал их, раздавал их волости, думал хотя на время привязать их к себе.
Князь Александр бельзский отступил от венгров, пристал к Данилу и испросил у него прощения. Данило осадил Галич, стоял под ним 9 недель, ожидая заморозков, когда можно будет перейти по льду через Днестр. Осажденные стали терпеть голод.
Судислав, находясь с королевичем, успел соблазнить коварного Александра: прельщенный обещаниями получить Галич, Александр недавно приставший к Данилу, опять изменил ему и предался к осажденным; но осажденным от этого не стало легче. Королевич Андрей умер в осаде.
Тогда все галичане порешили на вече призвать Данила, и один из прежних врагов его, Семьюнка Красный выехал к Данилу просить его в город. Судислав и князь Александр успели убежать; Судислав – к венграм, Александр хотел было искать защиты у тестя своего, киевского князя, но Данило гнался за ним три дня и три ночи, не зная сна, догнал его у Полонного и схватил в Хоморском лесу. Неизвестно, что сделал Данило с этим человеком, так бесчестно поступившим с ним много раз, но с тех пор имя его не упоминается в летописях.
В это время в нашей истории являются мимоходом загадочные и до сих пор необъясненные бологовские князья, владевшие берегами Буга. Так как край этот совершенно ускользает из летописных повествований о прежних событиях и нет возможности отыскать происхождения этих князей в разветвлении Рюрикова дома, то по всему видно, это были князья иных древних родов, оставшиеся неподвластными Рюриковичам.
В этом нас убеждает еще и то, что сам Данило в переговорах о них с поляками называет их “особыми” князьями, овладевшими Понизьем, Данило хотел подчинить их своей власти; они были постоянно его противниками и при всяком случае принимали сторону его врагов.
Избавившись от венгров, Данило должен был еще долго бороться с русским князьями за Галич. Тогда как князь киевский Владимир помогал Данилу, черниговский князь Михаил, вступивший в союз с бологовскими князьями, напал на киевские владения и подошел к Киеву. Данило поспешил на выручку союзника. Четыре месяца вместе с Владимиром Рюриковичем воевал он Черниговскую землю и, возвращаясь назад через Полесье, услыхал, что враги его навели половцев на Киевскую землю.
Войско Данила было очень утомлено, и старый Мирослав, бывший дядька его, отсоветовал ему идти на них. Даже сам князь киевский разделял мнение старика, но верный себе Данило сказал им: “Воину, устремившемуся на брань, следует или победить или пасть. Не говорил ли я вам прежде сам, что надо дать отдых усталым войскам? А теперь нечего бояться! Пойдем!”
У Торческа произошла кровопролитная битва (в 1234). Данило дрался отчаянно, пока под ним не убили его гнедого коня. Его воины обратились в бегство; сам Данило должен был последовать за ними. Киевский князь и Мирослав были взяты в плен. Летописец приписывает это несчастие тайной измене бояр Молибоговичей.
Проведавши о несчастии Данила, бояре галицкие пригласили на княжение Михаила черниговского, и тот занял Галич. Несмотря на добродушие Данила, бояре галицкие никак не могли полюбить его. Они видели в нем князя, который как только утвердится, тотчас сломит их силу, и это будет тем удобнее, что простой народ оказывал Данилу расположение.
Бояре, захвативши в свои руки всю Галичину, поделили между собою все доходы, хотели или лучше быть вовсе без князя, или иметь такого, который находился бы у них совершенно в руках. Но того и другого достигнуть им было трудно, потому что хотя все они и дорожили своим сословным могуществом, но жили между собою в несогласии.
Один теснил и толкал другого; у каждого являлись свои виды, и потому один хотел того князя, другой – иного, всякий надеялся посредством князя возвыситься над своими соперниками.
Михаил недолго удержался в Галиче. Отправившись по своим делам в Киев, оставил он в Галиче сына своего Ростислава (1235). Данило находился в построенном им Холме, когда к нему пришла весть из Галича, что Михаил выехал из города и галичане хотят Данила. Простым жителям чересчур опротивели боярские смуты, и они приняли твердое решение не поддаваться более наущению бояр, а держаться крепко за Данила для собственной пользы.
Данило смело подъехал к Галичу. Жители стояли толпою на стене. Данило обратился к ним: “О, мужи галицкие, долго ли еще будете терпеть державу иноплеменных князей?” Все они в один голос закричали: “Вот он наш держатель, Богом данный!”. “И все, – говорит летописец, – пустились к нему, как пчелы к матке”.
Епископ Артемий и дворский[7] Григорий сначала удерживали народ, но видя, что ничего не сделают, со слезами на глазах и по выражению того же летописца, “осклабляясь и облизывая губы”, вышли к князю Данилу, поклонились и сказали: “Приди, князь Данило, прими город!”.
Данило вошел в город и воткнул знамя свое на Немецких воротах в знак победы. С торжеством вступил он в церковь Богородицы и принял стол отца своего. Бояре кланялись ему в ноги и просили прощенья. “Согрешили, – говорили они, – чужого князя держали”. Данило отвечал: “Вы получите милость, только вперед так не делайте, чтобы вам не было хуже”. Ростислав бежал в Венгрию.
Таким образом, Данило после многолетних трудов и непрестанной борьбы сделался властителем всей Галичины и Волыни. Он понял, что в Галиче нельзя ему иметь постоянного пребывания, и поселился в построенном им Холме. Однажды, ранее этого времени, ездивши на любимую им охоту, приехал Данило на место, которое ему очень понравилось. “Как называется это место?” – спросил он. “Холм”, – отвечали ему.
“Пусть здесь будет город Холм”, – сказал он и посвятил будущий город св. Иоанну Златоусту, так как в те времена всякий новый город посвящался какому-нибудь святому. Здесь построил он себе усадьбу и красивую церковь св. Иоанна. По его призыву начали стекаться туда жители с разных сторон. Здесь власть Данила была тверже и безопаснее, не то что в старом городе; здесь не было преданий, противных княжеским видам.
Все получали свое жительство по милости князя и потому были привязаны к нему ради собственных выгод. Удалиться из старого города в новый было в то время удобным средством для своего спокойствия и безопасности. Здесь мог он жить, окруженный верною дружиною, не страшась боярских козней, от которых было трудно уберечься, живучи среди бояр.
Власть Данила распространялась и на Киевскую землю; наконец, он подчинил себе и самый Киев, который будучи отнят у Рюриковича (умершего в 1236) Ярославом Суздальским, переходил потом из рук в руки, наконец, был захвачен Данилом, но это было уже накануне страшного потрясения, переворотившего весь строй русской истории.
Уже татары под предводительством монгольского хана Батыя, внука Чингисханова, опустошили и завоевали Восточную Русь. Русские везде защищались геройски: не сдался ни один город, ни один князь; но защита эта была бестолковая и потому совсем безуспешная.
Прежде всего в 1237 году совершенное опустошение постигло Рязанскую землю. Все города этой земли были истреблены дотла; страна обезлюдела, а между тем Суздальско-Ростовская земля не выручала ее из беды и вслед за нею подверглась тому же жребию.
Татары сожгли Москву (тогда еще бывшую только пригородом Владимира) и истребили в ней старого и малого. 7 февраля 1238 года истреблен был Владимир. Здесь в соборной церкви погибла семья князя Юрия Всеволодовича со множеством бояр и народа.
Татарские полчища рассеялись по земле, разоряли города и села, везде истребляли жителей. 4 марта того же года князь Юрий Всеволодович с другими князьями своей земли вступил в отчаянную битву с татарами на берегу Сити, но был поражен и убит.
Опустошивши Восточную Русь, Батый хотел идти на Новгород, но дремучие леса и болота не допустили его. Татары разорили один только Торжок и поворотили на юг. Везде Батый встречал отчаянное сопротивление.
Небольшой город Козельск защищался семь недель, и когда был взят, то в нем татары пролили столько крови, что малолетний тамошний князь Василий захлебнулся кровью. В 1239 году они взяли и сожгли Чернигов и приближались к Киеву. Племянник Батыя, Менгу-Тимур, любовался красотою Киева из Песочного городка на левой стороне Днепра.
Каменная стена верхнего города, из-за которой мелькали позолоченные верхи Десятинной церкви, св. Софии и Михайловского монастыря, цветные черепичные кровли княжеских теремов, направо, внизу вдоль Днепра, Подол со множеством церквей, налево – Никольский монастырь, величественная Печерская обитель и Выдубицкий монастырь, отрезанные от города и друг от друга дремучим лесом, раскинувшимся по крутой горе – вот что поражало тогда глаза степного хищника. Он отправил в Киев послов требовать сдачи. Послы были убиты. Завоеватели отступили с намерением прийти на следующий год и наказать киевлян.
В конце 1240 года прибыла страшная сила Батыя, перейдя, вероятно, по льду через Днепр. Татарское полчище облегло верхний город (занимавший место нынешнего старого города). За пределами его к реке Лыбеди были посады, конечно, тогда дотла истребленные.
На юг, по направлению к Никольскому и Печерскому монастырям, был густой лес. Летописец говорит, что полчище врагов было до того огромно, что в городе нельзя было расслышать слов от скрипа телег татарских, рева верблюдов и ржания коней. Батый начал свой приступ к Лядским воротам, находившимся на южной стороне.
Татары день и ночь били пороками[8] стены и, наконец, пробили их. Киевляне отчаянно защищали остаток стен, пока, наконец, татары не сбили их со стен и сами не вошли в стены. Тогда киевляне столпились у Десятинной церкви и в одну ночь возвели около нее укрепление.
Когда завоеватели стали разрушать и эти укрепления, киевляне с своим имуществом, кто что успев схватить, взбирались на верх церкви и отбивались оттуда до последней возможности; наконец, под ними рухнули стены церковные, по сказанию летописца – от тяжести, но вероятнее всего, подбитые татарскими пороками.
О разрушении Подола мы не имеем известий, но несомненно, что весь город Киев превращен был тогда в кучу развалин. Надобно также полагать, что значительная часть жителей заранее бежала, так как прихода татар давно ждали.
Оставленный Данилом в городе тысяцкий Димитрий, весь израненный, достался татарам, но Батый велел его пощадить, вероятно, для того, чтобы воспользоваться им при дальнейших походах.
Завоевательные полчища Батыя двинулись от Киева на запад, истребляя и разрушая все на пути своем. Город Колодяжный (ныне Ладыжин), вопреки примеру других русских городов, сдался добровольно в надежде быть пощаженным. Но татары истребили в нем всех жителей, хотя нередко в подобных случаях они оказывали побежденным пощаду. Все волынские города подверглись разорению; только Кременец, расположенный на неприступной горе, не поддался татарам.
Во Владимире истреблены были поголовно все жители. Застигнутые врасплох, русские кидали свои жилища в городах и в селах, скрывались в лесах или бежали, сами не зная куда. Данило в это время был в Венгрии; еще не слыхав ничего о приближении татар, он отправился в Венгрию для сватовства своего сына, которое на тот раз не удалось ему. В его отсутствие татары разорили опустелый Галич.
Тысяцкий Димитрий, желая спасти свою землю от дальнейшего разорения, убедил Батыя спешить в Венгрию и представлять, что в противном случае венгры и немцы соберутся на него с большою силою. Завоеватели разделились на две части: одни через Карпаты пошли в Венгрию, другие – через Польшу в Силезию и Моравию, откуда через три года вернулись назад в свои степи.
Данило приехал из Венгрии, не зная где находится его семья и брат, и отправился в Польшу. Там свиделся он с княгиней и Васильком, которые укрывались в Польше от татар. Мазовецкий князь Болеслав предоставил изгнанникам город Вышгород, где Данило пробыл до тех пор, пока не узнал, что татар уже нет в его волости.
Возвращаясь в свою землю, он хотел остановиться в Дрогичине, но тамошний наместник не пустил своего князя; вероятно, он был заодно с боярами, которые думали воспользоваться общим смятением, чтобы опять начать свои козни против князя. Данило с братом Васильком отправился затем к Берестью, но не мог приблизиться к городу от смрада гниющих тел.
То же представилось им во Владимире; там не встретили они ни одной души; все церкви были наполнены грудами трупов. Видно, что жители во время нашествия татар искали убежища в церквах и там погибали. Данилу пришлось отстраивать жилища и собирать разогнанные остатки населения.
Между тем галицкие бояре, захвативши в свои руки всю землю, думали править ею самовольно. Но теперь они уже не сладили с волею Данила. Боярин Доброслав и Судьич, попов внук, самовольно захватили Понизье, а Григорий Васильевич овладел горного страною перемышльскою.
Эти бояре от себя раздавали волости и доходы разным своим подручникам; так, у Доброслава было двое подручников: Лазарь Домажирич и Ивор Молибожич, люди низкого происхождения (как говорит летописец), которым этот боярин поручил Коломыю, дававшую прежде князю большой доход солью.
К счастью Данила, эти бояре жили между собою во вражде и, ненавидя своего князя, доносили ему друг на друга. Таким образом, Доброслав обвинял перед Данилом Григория. Пользуясь их враждою, Данило не веря ни тому, ни другому, приказал схватить обоих и послать своего печатника Кирилла сделать опись всем грабительствам и злоупотреблениям бояр во время их управления.
Неугомонный, задорный сын черниговского князя Ростислав Михайлович, в свою очередь, продолжал беспокоить Данила. В то время, когда Кирилл производил осмотр в Понизьи, Ростислав, соединившись с князьями бологовскими, пытался было овладеть Бакотою в Понизьи, но не успел. За это Данило расправился с бологовскими князьями, которые вывели его наконец из терпения. Он в особенности был зол на них за то, что они поладили с татарами.
Татары оставили покойно этих князей в земле их для того, чтобы они сеяли на них пшеницу и просо. Продолжая злобствовать против Данила, они надеялись на покровительство татар. Данило имел право упрекать их в неблагодарности к себе, так как ранее этого времени он избавил их из рук мазовецкого князя Болеслава и даже чуть было не воевал из-за них с Болеславом. Теперь, наказывая их за союз с Ростиславом, он вступил с войском в их землю, взял и предал огню города их: Деревич, Губин, Кобуд, Кудин, Городец, Божьский и Дядьков.
Ростислав беспокоил Данила до самого 1249 года. Он женился на дочери венгерского короля Белы и с помощью тестя надеялся овладеть Галичем. В эти распри вмешались и поляки, так как другая дочь Белы была за князем Болеславом; на этом основании Данило помогал сопернику Болеслава Конраду, женатому на его родственнице. Наконец после долгих мелких драк произошло решительное сражение 1249 года.
Ростислав с войском, составленным из русских, венгров и Болеславовых поляков, подступил к городу Ярославлю. Венграми начальствовал воевода Фильний, прозванный русскими “прегордый Филя”, тот самый, который был некогда разбит Мстиславом Удалым. Хвастливый Ростислав говорил: “Если бы я знал, где теперь Данило и Василько, с десятью воинами поехал бы на них!” Между тем он устроил военную игру (турнир) и сразился каким-то Ворсшем.
Под ним споткнулся конь; Ростислав упал и повредил себе плечо. Это сочтено было дурным предзнаменованием. Тем временем Данило с Васильком шли против него. За ними на помощь следовали Литва и поляки Конрадовой стороны; тут было также несколько русских князей, пришедших на службу к Данилу. Им на дороге также было предзнаменование: над их войском собралась целая туча орлов и воронов и с криком кружилась над войском.
“Это знамение на добро”, – говорили русские. Битва произошла 17 августа. Венгерский воевода Фильний находился в заднем полку и, держа в руках знамя, кричал: “Русь плохо бьется; выдержим их первый напор, они не вытерпят сечи на долгое время”. Но Данило ударил своим полком и смял его.
Знамя Фильния было отнято и разодрано пополам. Молодой сын Данила Лев изломил об его доспехи копье свое. С другой стороны поляки, указывая на русских, кричали: “Погоним великие бороды!”. “Лжете! – закричал им Васильке – Бог нам помощник!”
Поляки по своему обычаю закричали “керылешь” (кириэ элейсон) и дружно бросились на Василька, но русские отбили их и обратили в бегство. Ростислав увидел, что и венгры и поляки бегут, побежал сам. Победа была вполне на стороне Данила. Воевода Фильний был схвачен Андреем Дворским, приведен к Данилу и убит.
Тогда же был казнен взятый в плен боярин Володислав, зачинщик смут. Ростислав с тех пор уже не делал более покушения на галицкий стол. Тесть его Бела дал ему в удел Мачву на Саве, и после того его имя уже не встречается в русской истории.
На следующий год Данило примирился с венгерским королем при посредстве митрополита Кирилла, и король отдал за сына Данилова Льва дочь свою. Свадьбу праздновали в Изволине, и Данило в знак мира привел с собою и отдал королю венгерских пленников, взятых во время ярославской битвы.
Так, наконец, Данило успокоил и себя, и свои земли как от венгров, так и от русских князей. Много труда и усилий, много тяжелых лет и неутомимого терпения стоило ему это успокоение. Теперь он был один из сильнейших владетелей в славянском мире. До сих пор он не считал себя данником хана.
Монгольские полчища пока только прошли по Южной Руси разрушительным ураганом, оставивши по себе хотя ужасные, но скоро поправимые следы. Участь других русских князей, казалось, миновала Данила. Но не так вышло на деле, как казалось. В 1250 году прибыли послы от Батыя с грозным словом: “Дай Галич!”.
Данило запечалился. Занятый беспрестанными войнами с своими соперниками, он не успел укрепить городов своих и не был с состоянии дать отпора татарскому полчищу, если бы оно пошло на него. Обсудивши свое положение, Данило сказал: “Не дам полуотчины своей, сам пойду к хану”.
В самом деле, Данилу приходилось уступивши Галич, не только потерять землю, приобретенную такими многолетними кровавыми усилиями, но ему угрожала большая беда: отнявши Галич, монголы не оставили бы его в покое с остальными владениями; и потому благоразумнее было заранее признать себя данником хана, чтобы удержать свою силу на будущее время, когда при благоприятных обстоятельствах можно будет заговорить иначе с завоевателями Руси. 26 октября выехал Данило в далекий путь.
Проезжая через Киев, Данило остановился в Выдубицком монастыре, созвал к себе соборных старцев и монахов, просил молиться о нем, отслужил молебен архистратигу Михаилу[9], и напутствуемый благословениями игумена, сел в ладью и отправился в Переяславль. Здесь встретили его татары. Ханский темник[10] Куремса проводил его в дальнейший путь. Тяжело и страшно было ехать Данилу.
С грустью смотрел он на языческие обряды монголов, владычествовавших в тех местах, где прежде господствовало христианство. Его страшили слухи, что монголы заставят православного князя кланяться кусту, огню и умершим прародителям.
Следуя по степи, доехал он до Волги. Здесь встретил его некто Сунгур и сказал: “Брат твой кланялся кусту, и тебе придется кланяться”. “Дьявол говорит твоими устами, – сказал рассерженный Данило, – чтоб Бог загородил твои уста и не слышал бы я такого слова!”
Батый позвал его к себе, и к утешению Данила, его не заставляли делать ничего такого, чтобы походило на служение идолам.
“Данило, – сказал ему Батый, – отчего ты так долго не приходил ко мне? Теперь ты пришел и хорошо сделал. Пьешь ли наше молоко, кобылий кумыс?”
“До сих пор не пил, а прикажешь – буду пить”.
Батый сказал ему: “Ты уже наш – татарин, пей наше питье”.
Данило выпил и сказал, что пойдет поклониться ханше; Батый ответил: “Иди”.
Данило поклонился ханше, и Батый послал ему вина со словами: “Не привыкли вы пить кумыс, пей вино”.
Данило пробыл 25 дней в Орде и был отпущен милостиво. Батый отдал ему его владения в отчину. Родные и близкие встретили его по возращении с радостью и вместе с грустью: они радовались, видя, что он воротился жив и здоров, и скорбели об его унижении.
Вместе с своим князем вся Русская земля чувствовала это унижение, и оно-то прорвалось в возгласе современника-летописца: “О, злее зла честь татарская! Данило Романович, князь великий, обладавший Русскою землею, Киевом, Волынью, Галичем и другими странами, ныне стоит на коленях, называется холопом, облагается данью, за жизнь трепещет и угроз страшится!”
Подчинение хану, хотя, с одной стороны, унижало князей, но зато, с другой, укрепляло их власть. Прежде Данило, как и прочие князья, называли свои земли отчинами, но это слово имело другое значение, чем впоследствии слово вотчина.
Прежде оно означало не более как нравственное право князя править и княжить там, где княжили его прародители. Но это право зависело от разных условий: от воли бояр и народа, от удачи соседства и от всяких случайностей.
Князья должны были постоянно беречь и охранять себя собственными средствами. Теперь князь, поклонившись хану, предавал ему свое княжение в собственность, как завоевателю, и получал его обратно, как наследственное владение; теперь он имел право на покровительство и защиту со стороны того, кто дал ему владение.
Никто не мог отнять у него княжение, кроме того, от кого он получил его. Вечевое право, выражаемое волею ли бояр, волею ли всего народа, необходимо должно было смолкнуть, потому что князь мог всегда припугнуть непокорных татарами.
Соседний князь не отваживался уже так смело, как прежде, выгонять другого князя, потому что последний мог искать защиты в сильной Орде. Князья становились государями. Это положение сразу поняли восточные князья и потому так легко примирились с новым порядком вещей.
Но Данило слишком привык к прежнему строю жизни, чтобы примириться с новым положением. Он был гораздо ближе к европейским понятиям, чем восточные князья. Стыд рабского положения не мог для него ничем выкупаться. Его задушевною мыслью стало освобождение от постыдного ига.
Цель эта могла быть достигнута в будущем как материальным усилением Данила, так и возвышением его нравственного значения в ряду европейских владетелей. Вся остальная жизнь Данила посвящена этой идее и, как увидим, неудачно.
Дружба и союз с королем венгерским вовлекли Данила в дела Западной Европы. После смерти австрийско-штирийского герцога Фридриха, венгерский король хотел не допустить немецкого императора взять себе Австрию и Штирию, страны, остававшиеся теперь без владетеля. Король в 1252 году пригласил на помощь Данила. Дело уладилось было через императорских послов в Пожге.
Здесь Данило виделся с немецкими послами, которые удивлялись необычному для них вооружению русских: их коням, одетым в кожаные доспехи, и их блестящему, татарскому оружию. Сам Данило ехал рядом с королем, одетый по-русски; седло под ним было обито чистым золотом, стрелы и сабли позолоченные, с узорами.
На нем был “кожух” (конечно, не тулуп, так как тогда был знойный день) греческой материи, украшенный кружевами и золотой тесьмой; и был князь обут в зеленых сафьянных сапогах, вышитых золотом.
Его превосходный породистый конь возбуждал удивление и похвалы. “Твой приезд, по обычаю русских князей, дороже мне тысячи серебра”, – сказал ему в приветствие венгерский король. Вскоре после того поднялся новый спор за австрийско-штирийское наследство. У покойного Фридриха было две дочери: одна из них была за Оттокаром, сыном чешского короля Вацлава, а другая, по имени Гертруда, была вдова маркграфа баденского.
Оттокар с согласия партии, державшей его сторону в Австрии, хотел овладеть всем наследством. Гертруда обратилась к покровительству Белы. Здесь, при дворе его, познакомился с нею сын Данила, Роман и женился на ней. Таким образом, у Данило возникло притязание утвердить сына в обладании Австриек) и Штириею. Для заветных целей Данила удача в том случае имела бы большое значение.
В союзе с Белою и зятем Белы, Болеславом Стыдливым, польским князем, Данило совершил против Оттокара поход в чешские владения, в землю Опавскую (Троппау). Поход этот, бесплодный по своим последствиям, замечателен только тем, что, по выражению летописца, ни один русский князь не заходил так далеко на запад.
Даниловы союзники поляки в этой войне вели себя очень не храбро, так что Данилу пришлось усовещевать их. Наконец, потерявши терпение, он сказал им: “Если хотите, идите прочь, а я останусь с малою дружиною”. Сам Данило страдал только сильною глазною болезнью, но все-таки неутомимо разъезжал с обнаженным мечом, собирал и ободрял воинов.
Союзники, не взявши города Опавы, овладели только городком Насилье (Носельт), потом заставили чешского воеводу Герборта прислать меч Данилу в знак покорности. Война эта, по всеобщему тогдашнему обычаю, сопровождалась варварским разорением края, но Данило смягчал ее жестокость. Таким образом, взявши город Насилье, он только освободил своих пленников и не велел никому делать зла.
Роману Даниловичу и впоследствии не удалось овладеть Австриек”. Бела изменил своим видам относительно Романа. Оставивши у себя при дворе сына Гертруды от первого брака, он задумал женить его на своей дочери и предоставить ему спорные владения, а потому и покинул без помощи Романа, боровшегося в Австрии с Оттокаром. Осажденный в Нейбурге близ Вены, Роман вместе с женою терпел недостаток, напрасно ожидая выручки от Белы. Тогда Оттокар сделал ему такое предложение:
“Оставь короля угорского, он тебе много обещает, но ничего не исполнит; ты мне свояк – разделим землю пополам, а что я говорю правду, в том ставлю тебе свидетелей: папу и двенадцать епископов”.
Но Роман следовал нравственным правилам отца своего, никогда не изменявшего своим союзникам, и сказал: “Я дал обещание королю угорскому, своему тестю: не могу тебя послушать. Стыдно и грешно не исполнять данного слова”.
Сама жена вооружала его против Белы: “Он взял моего сына к себе, – говорит она, – хочет забрать нашу землю, а мы здесь за него голод терпим”. Роман был непреклонен. Преданная им женщина тайком пробиралась из Нейбурга в Вену и приносила им пищу. Наконец, какой-то Веренгер вывел их из осады и Роман отправился к отцу.
План Данила с этой стороны окончательно рушился.
Удачнее шли дела Данила на севере. Ятвяги, народ воинственный, дикий и жестокий, живший в лесах и болотах нынешней гродненской губернии, делали опустошительные набеги на русские области и уводили множество пленников, которых держали в тяжелом рабстве. Данило проник в их трущобы, разорил их селения и освободил всех русских пленников, наконец, умертвил в битве их князя Стеконта, подчинил их своей власти и наложил на них дань.
Удачно также шли дела его с Литвою. Этот народ, когда-то покорный русским князьям, был выведен из терпения немецкими рыцарями, хотевшими жестокими мерами распространить между ними крещение.
Столкновение с этими новыми врагами пробудило спящие силы литвинов, и они не только упорно и мужественно отбивались от врагов, но сделались воинственным и завоевательным народом. Литва начала расширяться на счет Руси.
Один из ее князей, Миндовг, заложил свою столицу Новогродок на Русской земле и сделался сильнейшим князем по всей Литве. Двое племянников его Тевтивилл и Эдивид сделались князьями – один полоцким, другой – смоленским, а дядя их Викинг – витебским.
Миндовг хотел подчинить их своей власти; тогда они обратились за помощью к Данилу. Данило после смерти первой жены своей Анны женился на сестре Тевтивилла и Эдивида и теперь горячо принял их сторону.
Чтобы усмирить Миндовга, Данило заключил союз с Ригою, вооружил против Миндовга половину жмуди (ветвь литовцев) и ятвягов и стеснил Миндовга так, что последний с намерением разорвать союз Данила с немцами, изъявил желание принять католическую веру.
В 1252 году он крестился в присутствии папского легата и магистра Немецкого Ордена и был коронован королем. Крещение его было притворное: он в душе оставался язычником. Вскоре Миндовг убедился, что союз его с немцами приведет его к порабощению и что гораздо лучше будет сойтись с русскими.
Он помирился с племянниками и предложил мир и родственный союз Данилу, отдавши свою дочь за сына Данилова, Шварна. Союз этот устроил сын Миндовга, знаменитый Воишелк; сперва кровожадный и жестокий, этот литовский князь потом принял христианство, постригся в монахи и сделался строгим отшельником.
Преданный Данилу, он привел к нему сестру свою, будущую жену Шварна. Мир закреплен тем, что старшему сыну Данила, Роману, предоставили Новогродок, Слоним и Волковыйск с обязанностью, однако, признавать первенство Миндовга.
Но все эти успехи были недостаточны для целей Данила. Ему нужно было приобресть значение и силу в Европе, заручиться надеждою на помощь со стороны Запада в то время, когда он открыто решился действовать против татар. Для этой цели нужно было сойтись ему с такою центральною силою, которая двигала всем западным миром. Такою центральною силою казался ему папа.
Постоянные и долгие сношения с западными католическими государями неизбежно должны были внушить ему высокое мнение о могуществе духовного римского престола, хотя в то время это могущество, в сущности, не могло произвести того, что производило столетием ранее. Сношения с папою начались еще с 1246 года. Данило изъявил желание отдать себя под покровительство св. Петра, чтобы идти под благословением римского престола, вместе с западным христианством на монголов.
Последствием этого обращения был целый ряд папских посольств и булл. Желая прежде всего устроить присоединение Русской церкви, папа Иннокентий IV послал к Данилу доминиканских монахов Алексея Гецелона и других для совещания о вере и для постоянного пребывания при русском князе, писал целый ряд булл, называл в них Данила королем, дозволял русским сохранять все обряды греческой церкви и предлагал, между прочим, короновать его королем.
Но Данило имел в виду только одно: существенную помощь Запада для освобождения Руси от монголов, а потому не поддавался ни на какие уловки. “Что мне в королевском венце? – говорил он папскому послу – Татары не перестают делать нам зло; зачем я буду принимать венец, когда мне не дают помощи!”
В 1249 году, потерявши надежду на помощь папы, Данило изгнал епископа Альберта, которого папа назначил главою духовенства в Южной Руси. Папский легат с неудовольствием выехал из Галиции. Тем и кончились тогда сношения Данила с папою.
В 1252 году король венгерский помирил Данила с Римом и сношения с папою возобновились. В 1253 году папа издал буллу ко всем христианам Богемии, Моравии, Сербии и Померании, призывавшую их ко крестовому походу против татар, а в следующем, 1254 году – буллу к архиепископу, епископам и другим духовным особам Эстонии и Пруссии, чтобы они проповедовали крестовый поход против татар. В глазах Данила вся Восточная Европа готова была подняться против завоевателей Руси.
Тогда же папа отправил послов к Данилу с королевскою короною, но Данило не очень горячо хватался за эту папскую милость. Когда он, возвращаясь из чешского похода, свиделся с этими послами в Кракове, то сказал им: “Не годится мне видеться с вами в чужой земле. После!”. В следующем году приехал в Русь папский легат Опизо с королевским венцом, скипетром и с щедрыми обещаниями помощи против татар.
Данило и теперь еще колебался, но его убедили принять предложение папы, с одной стороны, его мать, а с другой – польские князья Болеслав и Земовит. Последние с своими вельможами обещали Данилу, как только он примет венец, тотчас идти против татар.
Данило был торжественно коронован в Дрогичине и помазан папским легатом (1255). Его успокоили уверения легата, что “папа уважает греческую церковь, проклинает тех, кто осуждает ее обряды, и намерен скоро собрать собор для соединения церквей”.
В том же году начались неприязненные действия с татарами. Неизвестно, дошел ли до монголов слух, что на Западе собираются идти на них, или же их раздражило то, что Данило укреплял свои города. Ханский темник Куремса подступил к Бакоте. Ее сдал татарам Милей, вероятно, русский, и назначен был в ней от татар баскаком. Данило, занятый в то время в Литве, послал в Бакоту сына своего Льва. Лев отвоевал Бакоту и привел пленного Милея к отцу.
Изменник успел умилостивить князей. Лев сам поручился за него, и Данило, понадеявшись на его уверения в верности, отпустил Милея, а последний тотчас же отдал Бакоту опять татарам. Куремса подступил к Кременцу, но не взял его.
Нашелся русский князь, увидавший возможность воспользоваться гневом татар против Данила для своих выгод; то был Изяслав, князь новгород-северский, племянник тех Игоревичей, которые некогда были повешены в Галиче; он предложил татарам овладеть Галичем и просил их помощи.
Куремса сказал ему: “Как ты пойдешь на Галич? Лют князь Данило, убьет тебя!” Изяслав не послушался совета и пошел в Галич. Услышавши об этом, Данило послал туда с отрядом сына своего Романа, а сам у Грубешова с своими людьми охотился за вепрями, собственноручно убил троих зверей рогатиной и отдал мясо воинам: “Если встретятся вам хотя бы татары, – говорил он им, – не бойтесь!”
Видно, что татары своим одним именем наводили ужас на русских. Роман напал на Изяслава так неожиданно, что тот, не будучи в силах ни защищаться, ни убежать, взобрался на церковь и там сидел три дня, а на четвертый, не стерпев жажды, сдался и был приведен к Данилу.
Куремса, человек слабый и недеятельный, не трогал долго Данила. Это ободрило русского князя. Он решился отобрать у татар русские города до самого Киева. Литовский князь Миндовг дал обещание действовать с ним заодно. Данило отправил войско под начальством сыновей своих Шварна и Льва, и воеводы Дионисия Павловича.
Дионисий взял Межибожье; Лев занял берега Буга и выгнал оттуда татар; отряды Данила и Василька завоевали Бологовский край, а Шварно овладел всеми городами на востоке по реке Тетереву до Жидичева. Белобережцы, чернятинцы, бологовцы с своей стороны прислали послов своих к Данилу, но город Звягель, обещавший принять к себе Данилова тиуна, изменил и не сдавался.
Данило сам отправился вслед за своим сыном Шварном, взял Звягель приступом и расселил его жителей. В это время литовцы вместо того чтобы помогать Данилу и идти с ним по обещанию к Киеву, начали грабить и разорять его владения около Луцка, совершенно неожиданно для Данила. Посланный против них дворский Олекса наказал их жестоко, загнав и потопивши в озеро. Но измена литовцев остановила дальнейшие движения Данила.
Вражда татарам была объявлена. Силы Куремсы двинулись на Луцк, но этот город стоял на острове, и жители заранее истребили мост; татары через реку Стырь хотели пускать камни в город, но поднялась сильная буря и изломала их пороки. С тех пор Куремса не нападал на Данила. Но в 1260 году на место Куремсы был назначен другой темник по имени Бурандай, человек суровый, воинственный.
Вот уже пять лет прошло с тех пор, как Данилу обещали крестовый поход, но обещание не исполнялось; Данило между тем, понадеявшись на помощь Запада, раздразнил татар и был теперь предоставлен собственным силам. Бурандай явился с огромным войском на Волынь, не делал никаких укоров Данилу за его последние действия, а послал приказание идти с ним на Литву.
Данило рад был и тому, что мог на время избавиться от таких гостей, и отправил на Литву к Бурандаю брата своего Василька. Недавняя измена литовцев, остановившая успехи Данила, оправдывает поступок его. Татары рассеялись по Литве, жгли и опустошали ее. Бурандай, как будто довольный послушанием Василька, ласково отпустил его во Владимир.
Но в следующем 1261 году, возвратившись из Литвы, Бурандай послал к Романовичам такое грозное послание: “Встречайте меня, если вы в мире со мною, а кто меня не встретит – с тем я в войне”.
Василько в то время справлял свадьбу своей дочери с черниговским князем и, оставивши свадебный пир, должен был ехать на поклон к грозному темнику. Данило не поехал к нему и послал на место себя сына Льва и холмского владыку Ивана.
Посланные явились к Бурандаю под Шумском и принесли ему дары. Бурандай встретил их грозно и начал кричать на Василька и Льва. Владыка совершенно оторопел от страха. Наконец, Бурандай сказал князьям: “Если хотите жить с нами в мире, размечите все ваши города”.
Помощи надеяться было неоткуда; при малейшем упорстве Бурандай задержал бы князей и пустил бы татар истреблять в крае старых и малых. Приходилось уступить.
Лев разметал укрепления города Львова, им самим построенного, и города Стожка, недавно воздвигнутого Данилом, а Василько послал приказание уничтожить укрепления Кременца и Луцка. Сам Бурандай отправился с Васильком во Владимир, желая быть свидетелем разрушения укрепления столицы волынско-го края. Не дойдя до этого города, татарский темник остановился ночевать на Житане и сказал Васильку: “Иди и размечи свой город”.
Василько, прибывши к Владимиру, увидел, что в скором времени нельзя разобрать всех стен до приезда Бурандая, и потому приказал зажечь их. Бурандай, приехавши вслед за ним, с радостью смотрел, как потухали сгоревшие стены, обедал затем у Василька, обошелся с ним милостиво и на ночь выехал из города, а утром послал к Васильку татарина Баймура, который сказал ему так: “Василько, приказал мне Бурандай раскопать твой город”.
“Делай то, что тебе приказано!” – отвечал Василько.
Баймур раскопал владимирские окопы: это знаменовало победу татар над русскими.
Вслед за тем Бурандай призвал Василька и приказал, собрав бояр и слуг, идти на Холм.
Данила уже не было тогда в его столице. Владыка Иван приехал туда вперед и рассказал Данилу о том, что слышал от Бурандая в Шумске. Данило бежал в Венгрию. Сопротивляться ему против татар было невозможно, а унижаться и раболепствовать было слишком невыносимо.
Город Холм было хорошо укреплен пороками и самострелами; бояре и горожане готовы были отражать приступ. Бурандай сказал Васильку: “Это город твоего брата, ступай к горожанам, уговори их сдаться”. Вместе с ним отправил он троих татар и толмача с приказанием наблюдать, что будет говорить Василько с русскими.
Василько набрал в руки камешков и, придя под город с татарами, начал кричать так: “Ей ты, холоп Константин, и ты, другой холоп Лука Иванкович, это город брата моего и мой, сдавайтесь!”, и с этими словами трижды бросил камни оземь.
Боярин Константин, стоя на стене с горожанами, понял, что означало это бросание камней: Василько, не смея сказать словами того, что хотел, давал им знак, чтобы они не делали того, что он им приказывал на словах.
“Ступай прочь! – закричал боярин Константин, – а то мы тебя хватим камнем в лицо; ты уже теперь не брат своему брату, а враг его”.
Татары рассказали Бурандаю то, что слышали, и Бурандай был очень доволен Васильком. Брать укрепленные города осадою[11] было не в духе татар, и потому-то татары так настаивали, чтобы в покоренной ими земле не было укрепленных мест. Татары отступили.
Бурандай приказал Васильку идти с собой на Польшу. Василько поневоле должен был опять повиноваться и быть свидетелем и участником разорения края. Татары взяли приступом Судомир (Сендомир) и перебили всех жителей, не щадя ни пола, ни возраста, когда последние выбежали в поле из разоренного города. Наделавши опустошений в Польше, Бурандай удалился в свои становища в приднепровской Украине.
Итак, все задушевные предположения Данила разрушились. Запад обманул его. Он должен был понять, что с этой стороны нельзя ждать Руси спасения от татар. Его сношения с папою не привели ни к какому желанному результату, ни для него, ни для папы.
Данило хотел помощи против завоевателей и только ради этой помощи искал покровительства папы; папская политика имела в виду одно: обольстить русских и подчинить их церковь своей власти, в каком бы материальном положении они ни оставались.
Понятно, что Данило, видя себя обманутым со стороны Запада и видя бессилие папы для своих целей, не хотел более знать его. Папа Александр IV еще в 1257 году писал ему буллу с горькими укорами за то, что он не оказывает никакого повиновения папскому престолу, и грозил церковным проклятием. Данило уже не обращал внимания на эти угрозы.
В этом деле Данило вел себя вполне честно и безукоризненно: он не хитрил, а говорил открыто, что ему нужна действительная помощь против врагов, и только под этим условием обещал признать духовную власть римского первосвященника, притом не иначе, как тогда, когда будет созван собор, долженствующий установить соединение церквей.
Ни того, ни другого не было сделано со стороны папы, который, в сущности, не в состоянии был исполнить того, что обещал. Понятно, что Данило мог считать свою совесть спокойною, отвернувшись от папы.
Обнаженная от своих укреплений, Русь стала более прежнего открытою для литовских набегов. Литовцы, отмщая русским за татарский поход, сделали вторжение в их землю, но были прогнаны и разбиты Васильком. Вслед затем в 1262 г. в Литве произошел переворот: Миндовг, обратившийся опять к язычеству, был убит.
Сын его Воишелк, оставив на время монашеский чин, принял звание литовского князя, перебил врагов Миндовга и готовился снова идти в монастырь, предоставляя княжение сыну Данила, Шварну. Среди этих событий в 1264 году Данило, еще прежде впавший в болезнь, скончался в Холме и погребен там в построенной им церкви Богородицы.
В судьбе этого князя было что-то трагическое. Многого добился он, чего не достигал ни один южно-русский князь и с такими усилиями, которых не вынес бы другой. Почти вся Южная Русь, весь край, населенный южнорусским племенем, был в его власти; но, не успевши освободиться от монгольского ига и дать своему государству самостоятельного значения, Данило тем самым не оставил и прочных залогов самостоятельности для будущих времен.
По отношению к своим западным соседям, как и вообще во всей своей деятельности, Данило, всегда отважный, неустрашимый, но вместе с тем великодушный и добросердечный до наивности, был менее всего политик. Во всех его действиях мы не видим и следа хитрости, даже той хитрости, которая не допускает людей попадаться в обман.
Этот князь представляет совершенную противоположность с осторожными, расчетливыми князьями Восточной Руси, которые при всем разнообразии личных характеров, усваивали от отцов и дедов путь хитрости и насилия, и привыкли не разбирать средств для достижения цели.
Не прошло ста лет после Данила, и в то время, как в Восточной Руси возникали прочные начала государственного единения, Южная Русь, явившись еще в XIII веке на короткое время в образе государства под властью князя, получившего титул монарха между европейскими государями, не только распалась, но сделалась добычею чужеземцев. К такой судьбе, бесспорно, приводило ее географическое положение – близкое соседство с Европою.
Восточною частью Южной Руси завладели литовцы, западною – поляки, и по соединении последних между собою в одну державу, Южная Русь на многие века была оторвана от русской семьи, подвергаясь насильственному давлению чуждых стихий и выбиваясь из-под их гнета тяжелыми, долгими и кровавыми усилиями народа. Но личность Данила Галицкого тем не менее остается благородною, наиболее возбуждающею к себе сочувствие личностью во всей древней русской истории.
[1] … в полку Игореве… – Имеется в виду “Слово о полку Игореве”.
[2] Внука киевского князя Изяслава Мстиславича, известного в истории своей упорной борьбой сначала с суздальцами, а потом с Юрием Долгоруким. Род Романа шел от Мстислава, старшего сына Мономаха.
[3] У польско-литовских историков сохранилось сказание, будто он запрягал побежденных литовцев в плуги, заставлял их расчищать леса и обрабатывать землю; и будто по этому поводу на Руси о нем составилась пословица: “Зле Романа робишь, что литвином орешь”. Но это известие, передаваемое уже в XVI веке, более чем через 300 лет после Романа, не имеет никакой исторической достоверности.
[4] Ветвь тюркского племени, близкая к торкам, печенегам, черным клобукам.
[5] См. жизнеописание Мстислава Удалого.
[6] … участвовал в… битве при Калке… – Битва на Калке (точнее, на Калках) произошла 31 мая 1223 г.
[7] Выборная городская правительственная должность.
[8] Так назывались стенобитные орудия того времени.
[9] … отслужил молебен архистратигу Михаилу… – Михаил Архангел – в Иудаизме и Христианстве один из семи архангелов (главных ангелов), вождь небесного воинства в его борьбе с силами зла.
[10] Предводитель десятитысячного войска.
[11] Брать укрепленные города осадою было не в духе татар… – Здесь несколько неточна аргументация историка. Монголо-татары, воспользовавшись опытом покоренного Китая, владели приемами и техникой осады и штурма городских стен и, если к тому была необходимость, осуществляли, как правило, успешно взятие укрепленных населенных пунктов по всем правилам тогдашнего военного искусства.
