В область гражданского права входят личные, семейные и имущественные отношения. Поэтому гражданское право и определяется нередко – особенно во французской юридической литературе, мало считающейся с правами личности – как такая часть действующего законодательства, которая занимается семейными и имущественными отношениями.
Но некоторые юристы еще более ограничивают область гражданского права, закрепляя за ней одни имущественные отношения, и суживают даже эти последние, указывая на собственность и обязательства, как на специальный предмет гражданского права. Это само собой исключает из его области как права личности, так и семейные отношения, не допускающие подчинения себя нормам одного имущественного права.
Все подобные казуистические приемы определения области гражданского права следует признать неправильными, так как содержание принадлежащих к ней отношений постоянно изменяется не только во времени и в пространстве, но и в составе одного и того же законодательства, не ограничиваясь, по крайней мере, в настоящем, ни имуществом, ни семейством.
Возьмем прежде всего права личности и посмотрим, насколько основательно исключение их из области гражданского права. Эти права, несмотря на свое разнообразие, сводятся к признанию неприкосновенности и нравственного достоинства личности. Сюда принадлежат права на жизнь, свободу, честь, продукты труда, произведения различных видов духовной деятельности и т. д.
Все эти права появляются на исторической сцене не сразу, а постепенно, в зависимости от условий культурного развития и объединяются тем общим признаком, что они служат одинаково признанию за личностью ее нравственной ценности.
В условиях современной жизни эти права составляют высшее и драгоценнейшее из прав индивида уже потому, что они имеют своим предметом высшие и драгоценнейшие человеческие блага. И так как эти блага тесно связаны с каждым индивидом и охранены в его отношениях к другим индивидам, то о принадлежности их гражданскому праву едва ли возможно какое-нибудь сомнение.
Тем не менее господствующее до сих пор в юридической литературе мнение считает право личности только предположением других прав, но не самостоятельным правом и, основываясь на том, что оно охраняется преимущественно в порядке публичного права, переводит его целиком в область этого последнего[1].
Но мы не видим, почему из предполагаемости права личности другими правами следует заключать к несамостоятельности этого права и почему защитой права должна определяться его природа, а не наоборот, природой права – его защита.
С другими недостатками современной постановки учения о праве личности мы ознакомимся впоследствии, при специальном рассмотрении этого учения, и присоединим здесь к приведенным уже соображениям в пользу его самостоятельности еще следующие.
Ни одно организованное общежитие не в состоянии было бы обойтись без норм, обеспечивающих целость человеческой личности, ее свободу, ее заработок и т. д. Не будь этих норм, никто не был бы уверен в своей жизни, безопасности и даже имуществе, и не раз замечалось, что если бы мы представили себе такое общество, которое состояло бы сплошь из преступников, то и это общество настояло бы прежде всего на соблюдении норм, ограждающих личные блага составляющих его членов.
Обращаясь от этого априорного соображения к наблюдению, мы видим, что все положительные законодательства заключают в себе нормы, ограждающие, так или иначе, неприкосновенность личности и непосредственно связанных с нею благ.
Если же неприкосновенность личности признается общественной властью как защищаемое ею благо, то защита этого блага должна быть правом: иначе нарушение его не читалось бы правонарушением. Следовательно, нельзя сомневаться, что нормы, защищающие жизнь, свободу, честь и другие личные блага человека, суть юридические нормы.
Но допустить, что отношение этих норм к гражданскому праву можно было бы считать установленным лишь настолько, насколько нарушение их давало бы защищаемым ими лицам иски на устранение произведенного нарушения, и признаем, что значительное большинство норм, охраняющих личность, изъято от действия личной инициативы: защищая личность независимо от ее воли, они осуществлялись бы государственной властью непосредственно и относились бы поэтому к публичному праву.
Это объяснит нам, почему гражданское право личности, даже признаваемое некоторые юристами, как, напр., Пухтой, Брунсом, Виндшейдом, Иерингом и др., не получает, однако, и в их трудах никакого развития.
Мы не возражали бы против такого положения дела, если бы все нормы, охраняющие личность, осуществлялись действительно инициативой государственной власти, независимо от личной деятельности заинтересованного субъекта права.
На практике мы наблюдаем, однако, совсем иное, и как в имущественных правах нарушение последних вызывает рядом с уголовным преследованием и гражданские иски, так и нарушение прав личности дает место не только государственному, но и частному преследованию.
Это мы видим, напр., в случаях напечатания пасквилей, оскорбительных изображений, присвоения и пользования одним лицом именем или званием другого, во многих случаях нарушения прав свободы и пр.
Очевидно, что, встречаясь в таких случаях с чисто гражданскими исками, мы должны признать и гражданские права личности, которые, несмотря на свою малочисленность сравнительно с защитой личности в публичном порядке, должны составить собой особый институт гражданского права.
Что касается исключения из гражданского права семейных отношений, то, допуская еще оправдание для древнейших состояний, предшествующих обособлению семьи из публичного права, оно противоречит явно последующим и современным состояниям гражданского права, когда семья, освобожденная от своих элементов публичного права, выходит решительно из этой области и располагается в рамках гражданского права.
Наконец, еще важный недосмотр господствующего определения области гражданского права составляет исключение из этой области защиты неимущественных интересов. Это исключение является, притом, либо полным, либо ограниченным важнейшими отраслями гражданского права, его вещным и обязательным правом, где защита неимущественных интересов исключается опять или вполне, или только отчасти.
На неправильность полного исключения неимущественных интересов из гражданского права – исключения, которое отрезает у него как семейное, так и все право личности, насколько то и другое выступают не в имущественной оболочке, – мы уже указывали, и остановимся теперь подробнее на частичном исключении этих же интересов только из институтов вещного и обязательственного права.
Этот вопрос требует особенно внимательного рассмотрения уже потому, что он очень спорен в нашей науке и касается самого существа интересов, защищаемых гражданским правом.
Всего менее господствующее учение может быть допущено в форме, данной ему доктриной “общего права” Германии, которая, не говоря уже о вещном праве, ставит необходимым условием и обязательственного права наличность имущественного интереса ни у кого другого, как у каждого кредитора по каждому данному обязательству.
Смягченную форму этого учения представляет требование имущественного интереса не у кредитора, а у третьих лиц, когда, напр., я договариваюсь с врачом о том, чтобы он оказывал медицинскую помощь какой-нибудь бедной семье, или приглашаю к себе на вечер певца для увеселения гостей.
В обоих случаях я не извлекаю имущественной выгоды от заключенных мною договоров, которые имеют, однако, имущественную ценность для лиц, получающих услуги врача и певца в том смысле, что получаемые ими услуги оплачиваются в обороте деньгами. Но и в форме такого распространенного до неузнаваемости понятия имущественного интереса, требование этого последнего как условия защиты гражданского права не может быть признано правильным.
Как оспаривать действительность договоров, которые осуществляют только идеальные интересы и вовсе не стремятся к какой бы то ни было имущественной выгоде, т. е. выгоде, добываемой деньгами? Таков был бы, напр., договор, которым я обязался бы совершить исследование Северного полюса или планеты Марс, равно как и другие действия, совсем непереложимые на деньги[2].
Считая вещные и обязательственные отношения исключительно имущественными, господствующее учение исходит из двух одинаково произвольных предположений. Во-первых, правовой порядок, представляющий собой порядок разнообразнейших отношений, отождествляется с порядком только имущественных отношений, вовсе не покрывающих всего правового порядка. Во-вторых, предметом гражданского права предполагаются только такие интересы, которые могут быть сведены на деньги.
Это предположение представляет собой опять не что иное, как petitio principii: все, что не получает денежного эквивалента, исключается из ведения гражданского права только потому, что это последнее принимается произвольно за область одних имущественных отношений. И наиболее последовательные между юристами господствующего учения требуют уже поэтому исключения как семейных, так и всех других неимущественных отношений.
Получив господствующее значение со времени Савиньи и Пухты, этот взгляд стал определять собой с этих пор практику немецких судов и проник также к нам, встретив ревностных защитников в лице Мейера, Вл. Умова и, в особенности, Кавелина. Наша судебная практика руководствуется в большинстве случаев этим же взглядом, т. е. исключает из гражданского права все неимущественные интересы.
Но где опоры для этого взгляда? Они лежат, по-видимому, с одной стороны, в некоторых общих выражениях римских юристов, а с другой – в том обстоятельстве, что гражданское право как будто и действительно не располагает средствами для защиты неимущественных отношений – вследствие непереводимости этих последних на денежный эквивалент, составляющий существо имущественных отношений.
Мы увидим сейчас, что оба основания изложенного взгляда неправильны, и поэтому неудивительно, что лучшие немецкие цивилисты, как, напр., Виндшейд, Унгер, Иеринг и многие другие, протестуют против него, хотя все-таки продолжают, в силу традиции, называть вещные и обязательственные отношения имущественным правом.
Что касается судебной практики, то в Англии, Франции, Бельгии, Швейцарии она держится уже давно противоположного взгляда и решительно включает неимущественные интересы в область гражданского права.
О римских юристах можно сказать, что, несмотря на отрицание ими в некоторых общих формулах, не имеющих большого значения, защиты неимущественных отношений, они сами удостоверяют в целом ряде отдельных случаев (способ разрешения которых составляет всю силу римской юриспруденции) существование прав, в содержании коих нельзя заметить и следа имущественного интереса. Укажем, для примера, на несколько таких случаев.
В вещных отношениях римские юристы признавали сервитут вида (servitus prospectus) независимо от всякого имущественного интереса и сервитут водопровода (servitus aquaeductus) даже в том случае, когда вода проводилась не для хозяйственных потребностей, а ради одного удовольствия: устройства фонтана, водопада.
Далее, они допускали и существование обязательств, не имеющих вовсе имущественного характера, как, напр., обязательство воздвигнуть памятник наследодателю, обязательство покупщика к хорошему обращению с рабом, купленным на этом условии, и пр.
В римском праве мы находим и иски, которые защищали личность против всевозможных физических и нравственных посягательств на ее права (actiones injuriarum, actiones arbitrariae и т. д.). Здесь же мы знакомимся впервые с так называемыми популярными исками, которые могли предъявляться каждым и преследовать в гражданском порядке действия, затрагивающие также массу неимущественных интересов.
Приняв все это во внимание, у нас не останется сомнения в том, что римское право защищало неимущественные интересы наравне с имущественными, защищало их путем гражданских исков и притом в самых широких размерах.
Если же неимущественные интересы защищались уже в Риме, то потребность в защите их при настоящем развитии гражданской жизни и общественных отношений должна чувствоваться не менее, а более сильно, чем в Риме.
Наше умственное и общественное развитие принесло с собой то, что мы ценим теперь многие духовные интересы выше материальных и требуем защиты их во имя не только наших личных, но и общих интересов, составляющих верховный принцип права.
Для иллюстрации такого соответствия защиты неимущественных интересов с высшими культурными задачами общества укажем на две главные группы отношений, где эта защита выступает в особенно ярких формах.
[1] См. Особенно: Savigny. System des heutigen romischen Rechts. I. С. 335; Unger. System des osterreichischen allgemeinen Privatrechts, I, § 24, и Windcheid-Kipp H. Lehrbuch des Pandectenrechts. I. § 37 n. 40. 8-te Aufl. Наиболее решительно за гражданское право личности высказываются: Regelsberger. Pandekten. I. 1893. § 50; Gierke. Deutsches Privatrecht. I. С. 703; Kohler. Autorrecht. С. 129; Archiv fur burgerliches Recht. X. С. 270.
[2] Kohler. Burgerliches Recht // Holtzendorff’s Encyclopadie der Rechtswissenschaft. 6-te Aufl. 1904. I. С. 646.
