Правом римским, по объяснению Барона, под правоспособностью или caput разумелась способность лица обладать правами, принадлежавшими по закону римскому гражданину, заключавшимися в праве на свободу, на гражданство и на принадлежность к семейству в качестве его главы или члена.
Под правом гражданства разумелись не только права публичные, обладать которыми признавался способным римский гражданин, но и права частные — jus commercii et connubii, т. е. права собственности, завещательные и другие имущественные и права семейные, способность обладания которыми также признавалась за римским гражданином.
Дееспособность лица, по объяснению Барона, определялась римским правом как способность, признаваемая законом за лицом самостоятельно установлять и изъявлять его волю. Та и другая способность признавалась римским правом далеко не в одинаковой мере за всеми лицами; напротив, в нем были указаны весьма многие обстоятельства, ограничивавшие или умалявшие право- или дееспособность лица.
Так, как на обстоятельства, ограничивавшие правоспособность лица, в нем указывалось, между прочим, на лишение лица некоторых или всех прав состояния, на лишение чести, на принадлежность лица к известной религии и проч., а как на обстоятельства, ограничивавшие дееспособность лица на его возраст, болезнь, иногда пол, объявление расточительным и проч. (Pandecten §§ 25 и 49).
Из относящихся к этому предмету постановлений новейших законодательств, и именно уложения саксонского, нельзя не усмотреть, что и оно, совершенно подобно праву римскому, устанавливает как понятия права и дееспособности, так и различие между ними, определяя правоспособность, как правомочие лица на обладание гражданскими правами, а дееспособность, как способность самостоятельно изъявлять волю (§§ 30 и 81).
В уложении итальянском хотя таких прямых определений и не выражено, но из некоторых его постановлений нельзя не вывести то заключение, что и оно различает понятия право- и дееспособности, определяя первое, как пользование каждым гражданином гражданскими правами, а второе, как способность вступать самостоятельно в договоры или, разумеется, все равно, как способность самостоятельно изъявлять волю на заключение сделки (art. 1 и 1105).
Как по уложению итальянскому (art. 1), так и саксонскому (§ 30), правоспособность предполагается в виде общего правила за каждым, поскольку она не ограничена законом, поскольку, напр., лицо не лишено правоспособности приговором уголовного суда; большинство же ограничений правоспособности, существовавших в праве римском, в этих уложениях уже не только не повторяется, но в них даже по отношению некоторых из них прямо указано, что они не должны оказывать никакого на нее влияния; так, напр., в уложении итальянском постановлено, что иностранцы пользуются в Италии гражданскими правами наравне с туземцами (art. 3), а в уложении саксонском, что вероисповедание и состояние не должны оказывать никакого влияния на гражданские права лица (§ 51).
Ограничения дееспособности, напротив, и по этим уложениям остались почти те же, которые были указаны в праве римском, это именно: возраст, здоровье лица и состояние под опекой (Ит. art. 1105 и Сакс. § 81).
В нашем законе общих определений понятий право- и дееспособности нет, но, несмотря на это, из некоторых постановлений его может быть выведено то заключение, что и ему небезызвестно различие между этими понятиями. Мало этого, по соображении некоторых постановлений его представляется, кажется, даже возможным установить довольно точно те существенные черты, которые он присваивает тому и другому из них.
Так, в 698 ст. X т., помещенной в главе „О лицах, могущих приобретать права на имущества“, указывается, что приобретать права на имущества могут, между прочим, лица частные, в каковом постановлении нельзя, кажется, не видеть указания на предоставление лицам частным такого правомочия, которое и составляет собственно сущность понятия правоспособности как способности приобретения или, все равно, обладания гражданскими правами.
Но, затем, в развитие этого указания в 1 примечании к этой же статье сказано, что пространство и свойство прав, кои могут быть приобретаемы, подробно означены в Законах о состояниях, в особом к ним приложении, а также и в других Уставах, Учреждениях и положениях.
Главнейшие из этих указаний содержатся, однако же, в Законах о состояниях, в которых, в виде правила общего в этом отношении в 4 ст. IX т., прежде всего указано, что все лица, принадлежащие к одному из установленных сословий, пользуются правами состояния, этим сословием присвоенными.
Из сопоставления этого общего указания, с одной стороны, с теми частными указаниями на права, предоставляемые законом отдельным сословиям, напр., дворянству, городским и сельским обывателям, которые выражены в 88, 508, 678 и 671 ст. IX т., предоставляющих лицам, принадлежащим к этим сословиям, право приобретать всякого рода имущества, а также вступать в договоры и обязательства, а с другой — с теми постановлениями уложения о наказаниях, выраженными в 25 и 26 ст., в которых, как на последствие лишения всех прав состояния, указывается на потерю прав семейственных и права собственности, — нельзя не вывести то заключение, что наш закон под правами состояния разумеет также и предоставляемые им права гражданские, способность к обладанию которыми по 698 ст. X т. и представляется именно гражданской правоспособностью лица.
Нельзя, кажется, далее, не признать, что заключение это указывает на то, что правоспособность и по нашему закону, как правомочие, определяемое в пространстве действия его правами состояния, представляется в том же виде, как по праву римскому представлялась caput в значении способности римского гражданина к обладанию частными гражданскими правами.
Указание, затем, на понятие дееспособности следует видеть в 221 ст. X т., по которой право на полное распоряжение имуществом и свобода вступить в обязательства приобретаются не прежде, как по достижении совершеннолетия.
В этом постановлении речь идет, очевидно, не о правомочиях к обладанию гражданскими правами, но о праве полного и свободного распоряжения ими, в виде свободного распоряжения имуществом и принятия на себя обязательств, т. е. о праве по своему усмотрению или по своей воле распоряжаться принадлежащими лицу правами гражданскими, в чем собственно и заключается сущность дееспособности в том виде, в каком понятие это определяется правом римским, а также и новейшими законодательствами в смысле способности к самостоятельному изъявлению воли по предмету, разумеется, или распоряжения имуществом, или же принятия на себя обязательств.
В соответствии с этим постановлением стоит и то определение 5 ст. IX т. законов о состояниях, по которому права состояния в отношении к пользованию восприемлют полную свою силу для каждого лица в особенности не прежде, как по достижении им установленного совершеннолетия, каковое постановление иначе не может быть понимаемо, как в смысле той же 221 ст. X т., вследствие того, что и в нем речь идет не о правомочии на обладание правами гражданскими, но о праве самостоятельного пользования ими, т. е. о праве самостоятельного осуществления их по воле управомоченного субъекта или, все равно, о его по отношению их дееспособности.
Одним словом, постановления эти дают, кажется, полное основание утверждать, что и по нашему закону вполне возможно установление понятий право- и дееспособности лица с теми же различиями между ними, по соображении которых понятия эти разграничены между собой правом римским и новейшими законодательствами, и ввиду чего представляется несколько странным то обстоятельство, что, несмотря на это, некоторыми из наших цивилистов понятия эти смешиваются.
Так, напр., Мейер (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 66), рассматривая различные обстоятельства, так или иначе влияющие на имущественные права лица, говорит совместно и о поле, и о возрасте, и о здоровье, и о вероисповедании, и о состоянии, и об образовании, и о некоторых других обстоятельствах, не делая при этом между ними никакого различия по соображении значения их, как обстоятельств, могущих влиять или только на правоспособность лица, как, напр., состояние, пол, вероисповедание и другие, или же только на его дееспособность, как, напр., возраст, здоровье и проч., что указывает на смешение Мейером и самых понятий право- и дееспособности.
Такое смешение этих понятий еще более наглядно выступает у другого нашего цивилиста, Кавелина, который в его статье „Об ограничениях гражданской правоспособности в России по состояниям и званиям“ дает такое определение правоспособности: „под гражданской правоспособностью следует разуметь способность или возможность к юридическим действиям или отношениям по правам имущественным — вещным и обязательственным“ и далее: „понятие это предполагает права состоять во всякого рода юридических гражданских отношениях и совершать всякого рода гражданские юридические действия, что в свою очередь предполагает полную физическую, умственную и нравственную способность действовать самостоятельно без посторонней опеки и руководства“ (Жур. Мин. Юст., 1862 г., кн. 3, стр. 482—483).
Обусловление правоспособности лица наличностью последних обстоятельств, т. е. наличностью полной физической и умственной зрелости лица, явно указывает на смешение Кавелиным понятий право- и дееспособности, вследствие того, что эти последние обстоятельства могут влиять только на дееспособность лица, но не на его правоспособность.
Впрочем, смешение этих понятий у Кавелина выступает еще резче из его же вывода, сделанного им самим из только что цитированного определения им правоспособности, которым он утверждает: „поэтому, кто подчинен опеке, или попечительству, кто лишен права приобретать те или другие имущества и проч., тот не обладает полной гражданской правоспособностью“.
И в этом положении опять первое обстоятельство никак не может быть поставлено параллельно с последним в значении обстоятельств, могущих влиять на правоспособность, вследствие того, что на правоспособность может влиять только последнее, но не первое, как ограничивающее только дееспособность лица, но не его правоспособность.
Неудивительно, конечно, что вследствие такого смешения этих понятий Кавелин в дальнейшем изложении, подобно Мейеру, рассматривая различные обстоятельства, могущие влиять на правоспособность лица, смешивает эти обстоятельства с обстоятельствами, могущими влиять на его дееспособность (Жур. Мин. Юст., 1862 г., кн. 3, стр. 484—486).
Не устранил вполне этого смешения Кавелин и в одном из его позднейших трудов, назвав дееспособность также правоспособностью, но только фактической, хотя при этом он уже совершенно основательно разделил прежде смешиваемые им обстоятельства на две группы, рассмотрев особо обстоятельства, могущие влиять на правоспособность фактическую и на правоспособность юридическую, причем он в первую группу выделил обстоятельства, могущие влиять только на дееспособность лица (Права и обязан. по имущ., стр. 8).
Смешение этих понятий, несмотря на такое разделение этих обстоятельств, не может считаться устраненным Кавелиным, потому что дееспособность, как заметил Шершеневич (Наука гр. пр. в России, стр. 118), ни в каком случае нельзя называть правоспособностью даже фактической, вследствие того, что лицо, ограниченное в дееспособности, может быть вполне правоспособно и, будучи заменено представителем, может приобретать гражданские права; между тем, как лицо, неправоспособное к приобретению тех или других прав, не может приобретать эти права: все равно как лично, так и через представителя, что указывает на такое резкое различие между этими понятиями, которое решительно не допускает возможности означения их одним и тем же термином, хотя бы и с присоединением к нему какого-либо добавочного поясняющего названия.
На необходимость, напротив, строгого различия этих понятий указывает именно Шершеневич в его обзоре проекта устава об опеках и попечительствах, составленного редакционной комиссией по составлению гражданского уложения, в котором он совершенно основательно упрекает комиссию в смешении ею в этом проекте понятий право- и дееспособности, наименованием в нем способности вступать в юридические сделки, что есть собственно дееспособность, правоспособностью, каковым термином на самом деле должна быть означаема способность к приобретению прав (Жур. гр. и уг. пр., 1892 г., кн. 5, стр. 29).
Сам он совершенно основательно определяет — первую, как способность иметь и приобретать права, а вторую определяет уже не совсем точно — как способность устанавливать отношения посредством юридических сделок, которая на самом деле должна быть определяема, по совершенно справедливому замечанию Васьковского, сделанному им в его рецензии на Учебник Шершеневича (Жур. Мин. Юст., 1896 г., кн. 8, стр. 270), более обще, как способность вообще к юридическим действиям, а не только к юридическим сделкам, каковым образом определяют понятия правоспособности и дееспособности также Вольман (Опека и попечит. стр. 8) и Растеряев (Недействительность юридических сделок, стр. 60).
Странным не может не показаться только то обстоятельство, что он, сделавши в общем верное разграничение понятий право- и дееспособности, в то же время смешивает различные обстоятельства, могущие по нашему закону влиять особо или на правоспособность лица, или на его дееспособность, как, напр., возраст, пол, здоровье, расточительность, подданство, национальность, вероисповедание и проч., относя их к одной категории обстоятельств, могущих влиять будто бы только на дееспособность лица, далеко не давая, притом, сколько-нибудь исчерпывающего их перечисления (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 77—98), между тем, как многие из них должны влиять, по совершенно справедливому замечанию Васьковского, не на дееспособность лица, а на его правоспособность.
Васьковский, напротив, строго разграничивая, подобно Шершеневичу, понятия право- и дееспособности лица, в то же время совершенно основательно не смешивает и обстоятельства, могущие влиять на его право- и дееспособность, а рассматривает их особо, хотя и не дает достаточно исчерпывающего перечисления обстоятельств, могущих влиять собственно на правоспособность лица, сделать что, впрочем, и на самом деле у нас представляется, как мы сейчас увидим, почти невозможным (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 46; 56—62; 100—112).
Приблизительно таким же образом, как и Васьковский разграничивают понятия правоспособности и дееспособности сенат (реш. 1896 г., № 44), а также Рейнке, по мнению которого под первой следует разуметь состояние лиц, в котором они признаны способными быть субъектами гражданских прав, а под дееспособностью состояние лиц, в котором они признаны способными совершать юридические действия.
Дееспособность лица должна определяться, по его объяснению, национальными законами лица, т. е. законами места его водворения (Русско-польское междуобластное частное право. Жур. Мин. Юст. 1907 г. кн. 9, стр. 41; 45; 47).
С тем положением Кавелина и Шершеневича которым они утверждают, что правоспособность должна быть предполагаема за каждым лицом в полной мере, поскольку она не ограничена законом в том или другом отношении, напротив, нельзя не согласиться, как с таким положением, подтверждение которому дает, между прочим, и положительный закон, так как из 3 ст. IX т. законов о состояниях не может быть не выведено то заключение, что все лица пользуются правами состояния того сословия, к которому они принадлежат, в пределах ограничений, в законе указанных.
Постановление это как нельзя лучше подтверждает и то положение, высказанное Кавелиным, которым он утверждает, что ограничения правоспособности, напротив, без указания на них в законе, никогда не предполагаются.
Все такие ограничения правоспособности Кавелин разделяет на физические, к которым он относит ограничения по соображении возраста, болезненного состояния лица и подобных обстоятельств, и гражданские, к которым он относит те весьма многочисленные ограничения правоспособности, установленные нашим законом по соображении состояния, звания лица, его религии, рождения, образования, пола и многих других положений лица в государстве, — ограничения, являющиеся продуктом истории нашего государства и обусловливаемые его бытом и нравами.
Из этих ограничений, очевидно, только последние могут быть отнесены к категории ограничений собственно правоспособности, так как первые суть обстоятельства, могущие влиять только на дееспособность лица, а не на его правоспособность, вследствие чего нельзя не признать, что ограничения правоспособности на самом деле представляются ограничениями только гражданскими, и этих ограничений в нашем законе, установленных по соображении весьма различных обстоятельств, действительно довольно много.
Но что особенно затруднительной делает работу их группирования и выяснения, так это то обстоятельство, что постановления, их указывающие, разбросаны действительно едва ли не по всем томам нашего свода законов, вследствие чего, быть может, нашими цивилистами, как Мейером, так и Кавелиным, главы их сочинений, к этому предмету относящиеся, разработаны весьма недостаточно.
Да едва ли и на самом деле, представляется возможным, при таком положении нашего законодательства, дать исчерпывающее перечисление этих ограничений или, все равно, обстоятельств, долженствующих по закону так или иначе влиять на правоспособность, вследствие чего в дальнейшем изложении мной будет сделана не более как только попытка их указания, причем мной будет обращено внимание только на ограничения правоспособности к обладанию собственно гражданскими правами, но не правами торгово-промышленными.
Ввиду необходимости строгого различения понятий право- и дееспособности мной будут рассмотрены отдельно обстоятельства, могущие влиять на право- и дееспособность лица, из каковых обстоятельств прежде будут указаны первые.
