По соображении положений, выработанных римскими юристами, Барон дает такое определение понятия правомочия: Право в смысле субъективном или правомочие — jus agendi — есть господство, принадлежащее определенному лицу или совокупности лиц, над определенным предметом на основании предписаний права.
Разделение, затем, правомочий на отдельные виды может быть делаемо, на основании положений права римского, по объяснению Барона, во-1-х, по соображении различия в объекте правомочий и, во-2-х, по соображении различия цели их.
Так, прежде, что касается установления разделения правомочий на отдельные виды по соображении различия в их объекте, то, ввиду того обстоятельства, что объект прав может быть или собственная личность управомоченного, как, напр., право его на жизнь, телесную неприкосновенность, свободу, честь и пр., или же все прочее, что не есть его личность, т. е. все, имеющееся в природе в той мере, в какой оно может подлежать господству лица и, главным образом, различные телесные вещи, а также и другие лица, — и самые правомочия могут быть разделены на личные и имущественные.
По соображении, затем, различия в цели правомочий, они могут быть разделены также на два вида, вследствие того, что цель всех частных прав есть удовлетворение какого-либо одного из двух интересов управомоченного: или интереса удовлетворения различных потребностей, служащих самосохранению, или интереса развития и размножения рода.
Права, могущие служить основанием удовлетворения интереса самосохранения, называются правами имущественными, а права, могущие служить основанием удовлетворения интереса размножения, составляют группу прав семейственных.
На самом деле, однако же, та и другая группа прав не представляются вполне обособленными, вследствие того, что, с одной стороны, средства удовлетворения инстинкта самосохранения не всегда подлежат денежной оценке, как заключающиеся в удовлетворении нравственных или интеллектуальных интересов управомоченного, а с другой — ввиду того, что с правами семейными личными связаны также и многие права имущественные.
Права чисто личные, как охраняемые от нарушений постановлениями других отделов прав и, главным образом, права уголовного, в изложении собственно системы римского гражданского права особо и в отдельности обыкновенно не рассматриваются, а подвергаются в ней рассмотрению только отчасти или в отделе права обязательственного, поскольку они охраняются постановлениями этого отдела гражданского права, или же в отделе права семейного, поскольку они заключаются в правах личных супругов, родителей и детей, вытекающих из союза семейного и опеки.
Ввиду этого обстоятельства, в системе собственно гражданского права рассматриваются, главным образом, права имущественные, которые в праве римском, соответственно различию в объекте их, разделялись на два отдела: а) права вещные, и б) права обязательственные.
Объектом первых считались различные вещи, или состоящие в обладании самого управомоченного, или же других лиц, вследствие чего и права эти, в свою очередь, представлялись в различных видах, или же в виде права собственности, или же в виде различных прав на чужие вещи.
Кроме права собственности на вещи с особыми признаками, являлось еще фактическое господство над вещами, как владение ими, которое, как заключавшее в себе, во-1-х, различные правомочия, и во-2-х, могшее влечь за собой известные правовые последствия, признавалось также одним из видов вещных прав, как jus possidendi.
Объектом прав обязательственных служит, напротив, не вещь, но другое лицо, в том смысле, что управомоченный, как кредитор, получает такое господство над другим лицом, должником, в силу которого он может требовать от последнего совершения или несовершения какого-либо действия.
Кроме этих двух категорий имущественных прав, за третью еще особую категорию этих прав правом римским признавалось право наследственное, объектом которого считалось имущество, остававшееся после чьей-либо смерти. Все эти различные категории прав и рассматриваются особо в соответствующих отделах особенной части гражданского права.
Несмотря, однако же, на коренное различие этих категорий отдельных прав, как прав личных, или имущественных и последних, как вещных, или обязательственных, всем им присущи некоторые общие основные элементы такого рода, без которых немыслимо ни одно правомочие. Так, напр., никакое правомочие не может быть мыслимо, во-1-х, без его субъекта и, во-2-х, без его объекта.
Затем, немыслимыми представляются как возникновение какого-либо правомочия, так равно его изменение, перенесение и прекращение без наступления таких обстоятельств, которые считаются юридическими фактами, и вот — рассмотрение постановлений, относящихся до всех этих основных элементов правомочий, и выделяется обыкновенно в особую, так называемую, общую часть гражданского права, в которой, затем, кроме собственно этих постановлений подвергаются еще рассмотрению постановления, определяющие средства обеспечения и осуществления различных правомочий, как постановления, которые имеют также общее значение по отношению всех правомочий (Pandecten § 16).
Из новейших законодательств уложение саксонское в его системе прямо и построено на только что указанном различий правомочий; причем в нем постановлениям об отдельных правомочиях предпосланы, как бы в виде общей части, постановления о лицах, как субъектах гражданских прав, о вещах, как объектах гражданских прав, о юридических фактах, как основаниях возникновения, изменения, перенесения и прекращения гражданских прав и, наконец, постановления о их обеспечении и осуществлении, а затем изложены уже постановления об отдельных видах прав, как-то: о правах вещных, о правах требований или обязательственных, о правах семейных и опеке и, наконец, о праве наследования по закону и по завещанию.
Уложение итальянское хотя и разработано по другой системе, причем в нем не только не различены постановления, относящиеся к различным видам прав, но даже прямо во многих отделах соединены и смешаны, но, несмотря на это, нельзя не видеть, что и оно трактует собственно о тех же самых правомочиях, как и уложение саксонское, причем, и за основание их разделения принимает те же самые отличительные черты их, что и понятно, так как эти именно правомочия всюду и везде и составляют собственно предмет частного гражданского права.
В самом деле, как понятие правомочия, так и разделение их на виды, установленные юристами римскими, до такой степени соответствуют их природе и различию в существе отдельных правомочий, что не могут не иметь универсального значения и не могут быть чужды постановлениям всякого законодательства, по какой бы то ни было системе построенного.
Так, и из нашего законодательства, хотя в нем постановления и не о всех правах гражданских сосредоточены в 1 ч. Х т., как Своде собственно гражданских законов, нельзя не усмотреть, что и в нем содержатся, как постановления о правах личных, помещенные преимущественно в IX т. законов о состояниях, которыми нормируется, главным образом, правоспособность лиц по различию состояний, так и постановления о правах имущественных, содержащиеся уже, главным образом, в X томе.
Далее, из постановлений этого последнего тома свода законов нельзя не усмотреть, что и нашему закону не чуждо различие в правах имущественных прежде всего двух видов прав: а) прав вещных, и б) прав обязательственных, так как в X томе есть особый раздел, озаглавленный „О существе и пространстве разных прав на имущество“, в котором содержатся сперва постановления о различных вещных правах на имущество, как-то: о праве собственности и его различных ограничениях, затем, о праве владения и пользования отдельном от права собственности и о различных правах участия в чужом имуществе, а затем постановления о праве по обязательствам, из 570 ст. которых нельзя не усмотреть, что эти права и по нашему закону разумеются в смысле прав на действия других лиц, или в смысле прав требований о их исполнении.
Имеются также в нашем законе и постановления о правах семейных и опеке, которые помещены в X томе среди постановлений о правах имущественных, а также и постановления о праве наследования по закону и по завещанию, помещенные среди постановлений о способах приобретения прав на имущество.
Если на самом деле в нашем законе нигде право собственности, а также право владения и пользования в чужом имуществе и другие вещные права не называются правами вещными, то произошло это, как можно предполагать, от того, что составитель нашего свода законов граф Сперанский, как он указывает в его „Объяснительной записке содержания и расположения Свода законов гражданских“, считал невозможным употребить в законе выражение — „право вещественное“, вследствие того, что выражение это неизвестно нашей практике.
Нельзя, разумеется, не считать указание на такое ничтожное обстоятельство мотивом слишком недостаточным для того, чтобы изгнать из закона употребление столь обыкновенного и точного означения этих прав, тем более, что из той же Объяснительной записки Сперанского видно, что он, внося в свод законов постановления об имуществах наличных и долговых, имел в виду основать на различии между теми и другими имуществами разделение и самых прав на имущества, предполагая означить названием имущества наличные — jus rerum, а имущества долговые — jus ad rem (Архив историч. и прак. сведений Калачова. 1859 г., кн. 2, стр. 8).
Из наших цивилистов Неволин в его Истории российских гражданских законов (Собр. соч., т. IV, стр. 36) и Змирлов в его статье „Договор найма имущества“ (Жур. гр. и уг. пр., 1884 г., кн. 2, стр. 83) и на самом деле полагают, что на усвоенном нашим сводом законов разделении имуществ на наличные и долговые может быть обосновано то положение, что под первыми должны быть разумеемы по нашему закону права вещные, а под последними права обязательственные, на том основании, что первые соответствуют правам на вещи, а вторые — правам на действия других лиц, как говорит Неволин, или как говорит Змирлов, потому что по аргументу à contrario из 418 ст. X т. вытекает то заключение, что всякое имущество, находящееся у нас налицо, как принадлежащее нам не на праве обязательственном, на основании которого нам принадлежит право на имущества долговые, должно принадлежать ни на каком ином праве, как только на праве вещном, вследствие того, что только на основании того или другого из этих прав принадлежность имущества и представляется возможной.
Также и по мнению Мейера, принятие в нашем законодательстве, под влиянием права римского, разделения имуществ на наличные и долговые сводится собственно к разделению прав на вещные и чужие действия; но такое разделение, по мнению Мейера, в нашем законодательстве не имеет никакого практического значения и, кроме того, отличается непоследовательностью.
Напоминает оно, по мнению Мейера, также известное со времени римского права разделение вещей на вещи телесные — res corporales, как физические вещи, подлежащие или праву собственности лица, или же какому-либо праву его, будучи чужими вещами, и вещи отвлеченные — res incorporales, как чужие действия.
К категории последних вещей, по мнению Мейера, ни в каком случае, однако же, не следует относить самые права, как, напр., различные права в чужой вещи, права обязательственные, наследственные и проч., как это делают римские юристы, на том основании, что отнесение самых прав к объектам прав ведет будто бы к тому абсурдному положению, по которому приходится признавать, напр., право на право на вещь, или право на право на чужое действие, — результат, по мнению Мейера, невозможный (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 126—128).
Наконец, и по мнению Победоносцева, принятое в нашем законодательстве разделение имуществ на наличные и долговые проведено в нем не с надлежащей последовательностью и во всяком случае не совпадает с системой разделения прав на вещные и обязательственные (Курс рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 29).
Нельзя, кажется, не признать на самом деле, что разделение это ни в каком случае не может служить основанием к установлению разделения прав у нас на права вещные и обязательственные, на том основании, что разделением этим означается только различие в самых имуществах, как объектах права, напоминающее, как справедливо замечает Мейер, разделение имуществ на res corporales и res incorporales права римского и только; если же может быть у нас установлено разделение прав на вещные и обязательственные, то никак не по соображении этого разделения, а скорее по соображении различия в существе прав собственно на вещи, как на имущества, и прав по обязательствам, как прав на чужие действия, вытекающего из определений нашего закона, относящихся до тех и других прав.
Сам Сперанский, вводя в свод законов постановления о разделении имуществ на наличные и долговые, быть может, и имел в виду разделением этим установить в системе нашего права разделение прав на вещные и обязательственные, но дело в том, что помещением этих постановлений в самом своде законов в разделе о разных родах имуществ, в котором об этом разделении трактуется наряду с другими разделениями имуществ на движимые, недвижимые, родовые, благоприобретенные и проч., Сперанский на самом деле разделением этим указал только на различие имуществ с их объективной стороны, напоминающее разделение их на res corporales и res incorporales, установленное правом римским, таким образом, что к разряду имуществ наличных должны быть относимы собственно различные вещи, а к разряду имуществ долговых — различные права по обязательствам, что̀ доказывается еще тем, что последние имущества, кроме того причислены правилом 402 ст. Х т. также к имуществам движимым.
Хотя Мейер считает возможным относить чужие действия, как res incorporales, к объектам прав, каковое заключение хотя и представляется вполне правильным собственно по отношению отнесения к объектам прав самых чужих действий, но из него никак не следует выводить то заключение, чтобы за объекты прав не могли быть принимаемы права на эти действия, на том основании, как говорит Победоносцев, что в составе имущества лица всякое право получает объективное значение и служит предметом обладания, вследствие чего и права обязательственные, как, напр., право по заемному письму на получение какой-либо ценности, становясь предметом обладания, получает значение вещи, способной к обороту наравне с вещами физическими и может быть предметом как отчуждения, так равно, напр., залога, узуфрукта и проч., известных праву римскому под именем usufructus nominis, pignus nominis и проч. (Курс рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 7). В этом-то значении и чужое действие — как res incorporales и может быть относимо к числу объектов прав.
Что, наконец, самые права, как вещные, так и обязательственные, должны быть принимаемыми по постановлениям нашего закона в том же общепринятом значении и содержании, в каком они были определены и юристами римскими, то в этом совершенно согласны, как Мейер (Рус. гр. пр., изд. 2, т. І, стр. 221—223), так равно Победоносцев (Курс рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 4—5), Шершеневич (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 60) и Васьковский (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 97).
Именно, по их объяснению, под правами вещными и по постановлениям нашего закона следует разуметь собственно права на такую вещь или предмет, которые не могут иметь значения субъекта прав, а под правами обязательственными право на действие другого лица, обязанного к исполнению чего-либо, из какового определения их и вытекают, далее, следующие наиболее существенные различия между ними:
а) право вещное дает непосредственное господство лица над объектом права, между тем, как при праве обязательственном между субъектом права и его объектом стоит воля другого лица, к которому субъект права имеет только право требования о доставлении объекта его права, и
б) в то время, как праву вещному соответствует обязательство всех и каждого только отрицательного свойства уважать это право его субъекта, праву обязательственному соответствует положительное обязательство известного определенного лица по отношению субъекта права совершения или несовершения чего-либо.
Если мы, затем, вспомним сказанное несколько выше о том, что в нашем законодательстве имеются также постановления о праве семейном и опеке, а также о праве наследования по закону и по духовному завещанию, то для нас будет очевидно, что и в системе нашего законодательства мы имеем постановления о всех тех видах правомочий или правах в смысле субъективном, которые были известны еще праву римскому и, затем, усвоены новейшими законодательствами и рассмотрение которых должно составить предмет соответствующих отделов особенной части системы права.
Есть, наконец, в нашем законе и такие постановления общего характера, которые относятся до определения основных элементов всяких правоотношений, как-то: до определения субъектов и объектов правомочий, юридических фактов, как оснований их возникновения, изменения, перенесения и прекращения и, наконец, о их обеспечении и осуществлении, каковые постановления, если и не сгруппированы в нем в особом отделе, долженствующем предшествовать постановлениям об отдельных правомочиях и составить по отношению их так называемую общую часть, подобно тому, как такого рода постановления сгруппированы в уложении саксонском, то обстоятельство это при систематической разработке нашего права нисколько не должно служить препятствием к выделению этих постановлений из общей системы закона и рассмотрению их особо и предварительно перед рассмотрением постановлений об отдельных правомочиях.
Ввиду того обстоятельства, что первым из основных элементов всяких правомочий является их субъект, мы и начнем изложение общей части системы нашего гражданского права с рассмотрения постановлений нашего закона, относящихся именно к этому основному элементу правомочий.
