Из сказанного уже видно, что исходной точкой развития права – по крайней мере, в европейские средние века – является не личность, а племя, род, семья, сословие и другие общественные союзы, поглощающие собою личность и склоняющиеся к установлению не общего правопорядка, а целого ряда правопорядков для различных кругов лиц, на которые расчленяется средневековое общество. Не удается подняться даже над противоположением отдельных племенных прав, и средневековое право, особенно германское, все более и более расщепляется по территориям, городам, деревням, сословиям, промыслам, видам имущества и т. д.
Разрушение этого порядка на Западе Европы идет быстрыми шагами уже с XIII в. Изменяющиеся условия хозяйственной жизни, многообразные сношения отдельных лиц и народов между собой, развитие рынков, городов, торговли – ведут к разложению старых общественных союзов и ставят на их место новые, более свободные. Пробуждение духа индивидуальной свободы вызывает важные изменения как в условиях правоспособности, так и в других построениях права.
Ограниченный оборот в связи с закреплением личности к семейному и другим союзам устранял необходимость для нее особой юридической защиты. Глава семейства, если он и не был представителем подвластных ему лиц, имел пользование и управление их имуществом, равно как и право действовать самостоятельно во всем, что касалось как этого имущества, так и личности его фактических носителей. Из-под власти домовладыки дети и подопекаемые выходили лишь тогда, когда это было угодно отцу или опекуну или когда, достигнув совершеннолетия, они сами выходили из семьи.
Но так как число таких “выходцев” из семьи было незначительно, как незначителен был и оборот, в котором они вращались, то возраст совершеннолетия мог определяться чрезвычайно низко. Это мы, действительно, и видим, напр., у франков и швабов, устанавливающих возраст совершеннолетия в 12 и у бургундов – в 14 лет. Развитие оборота и рост личности приводят к признанию неудобств такого раннего начала гражданской самостоятельности, и уже в XV в. совершеннолетие принимается в различных статутах и земских правах от 16 и 18 до 20 и даже 25 лет.
Одновременно происходит преобразование и в институте опеки: устанавливаются отчетность и ответственность за неизвестную прежде неосторожность, принимаются новые основания для опеки и развивается, напр., опека по безвестному отсутствию, бывшая в зачаточном состоянии, пока забота об отсутствующих лежала на семье и других союзах.
Отпадают постепенно и различные ограничения правоспособности, как, напр., понятное при связанности личности семьей и потерявшее затем всякое оправдание требование физического здоровья или силы, различные сословные влияния, бесчестье, обусловливаемое некоторыми родами занятий или незаконным рождением, и т. д.
Более всего затруднений вследствие упорства в отживших воззрениях встречало и отчасти встречает до сих пор устранение тех ограничений правоспособности, которые вытекают из различия вероисповеданий, пола и внебрачного рождения. Но, в общем, гражданская правоспособность уравнивается уже с конца XVIII в., в отличие от прежнего времени, для всех людей. Она признана за каждой человеческой личностью как таковой, независимо от всех физических и общественных условий ее существования.
И эта индивидуалистическая тенденция в отношении к правоспособности выражается в отдельных институтах гражданского права расширением сферы деятельности индивида и содержания его прав. Примерно можно указать на отмену или, по крайней мере, значительные ограничения прав выкупа и предпочтительной покупки; расширение права распоряжения собственностью, особенно по сделкам на случай смерти, которыми можно лишать наследства или оставлять его одним детям в большем или меньшем размере, чем другим; стеснение возможности связывать себя на продолжительное время общением в имуществе; исключение или ограничение субституций; признание и обеспечение имущественных прав детей в отношении к их родителям; ограничение власти главы семейства в отношении к жене и детям и т. д.
Кроме приведенных примеров, касающихся преобразований в уже существующих институтах, можно сослаться еще на другие, указывающие на то, что индивидуалистическое течение достаточно сильно, чтобы производить и новые институты, наделяющие личность и вовсе неизвестными до того правами. Сюда следует отнести: распространенную далеко за прежние пределы защиту личности, иск об убытках в некоторых случаях невозможности доказать эти убытки, защиту труда, имени, звания и, в особенности, авторское право.
Если принять теперь в соображение, что с ростом субъективных прав личности идет и усиление ее ответственности, как это нетрудно увидеть, напр., на институтах современного оборотного права, на новых законах об ответственности предпринимателей и т. д., то станет понятным, почему расширению защиты личности соответствует или, вернее, должно соответствовать такое же расширение и обязанностей ее по отношению к юридической сфере других, и такая личная ответственность, которая предполагает возмещение за всякое – все равно, виновное или невиновное – нарушение чужого права.
Предъявляя к личности усиленные требования и налагая на нее новые обязанности, современное гражданское право как бы расплачивается за свои индивидуалистические тенденции и позволяет видеть в себе такое же преходящее явление, каким была и прежняя связанность личности в семье и корпорациях. Симптомов, угрожающих личности в будущем, хотя и иными, но не менее того значительными ограничениями, представляется множество.
Не относя к этим симптомам усиленной ответственности в отношениях обязательственного права, можно вспомнить о многочисленных случаях вмешательства государства в существующих порядок юридических отношений; о жертвах, приносимых все в большем и большем размере индивидом в пользу общества; о новых стеснениях права частной собственности; о завещательных ограничениях, действующих и при отсутствии законных наследников; о нормах, регулирующих рабочие договоры, фабричную промышленность и т. п.
Эти примеры легко было бы умножить, если бы не было само собою ясно, что современное индивидуалистическое гражданское право не может быть концом развития. Если нельзя думать о возвращении к прежним стеснениям личности в семейном и других общественных союзах, то многое заставляет ждать, в противность крайним последствиям индивидуалистического принципа, такой организации гражданского права в будущем, которая окажется основанной на соображении не одних индивидуальных и классовых, но и всенародных интересов[1].
[1] Huber. Указ. соч.
