Чин конюшего существует с самой глубокой древности. Конюший упоминается уже с князем Игорем в плену половецком в 1185 г.:
“С ним бо (с кн. Игорем) бяшет тысячкого сын и конюший его, и та нудяста и, глаголюща: пойди, княже, в землю Рускую, аще восхощет Бог избавить тя” (Ипат.).
Знает конюшего и пространная Русская правда. Она определяет плату за убийство “тиуна конюшаго” (III. 13). Этот старинный тиун-конюший, следовательно, был ключник, приставленный к лошадям. В его распоряжении состояли конюхи, известные и краткой Русской правде.
Конюшенное хозяйство составляет только часть общего дворового хозяйства, а потому должность конюшего по значению своему должна была уступать должности дворецкого. Можно допустить, что конюхи и конюшие первоначально состояли в ведомстве дворецких. Они ведь тоже могли наделяться дворцовыми землями, а все такие слуги состояли под дворским.
Из Шереметевской боярской книги видно, что при московском дворе до самого конца XV века не было сановных конюших, которые занимали бы равное положение с дворецкими. По всей вероятности, во все это время конюшенное ведомство и сами конюшие состояли под дворскими.
Впервые с чином конюшего в боярских книгах встречаемся в 1496 г., а книги начинаются 1462 г. В 1496 г. в звание конюшего был назначен боярин А.Ф.Челяднин. С этого времени по 1604 год, год отставки от должности последнего конюшего, при московском дворе было 9 конюших. Это все бояре: ни один окольничий, не говорим уже о низших чинах, не был удостоен звания конюшего.
Из приводимого в примечании[1] списка бояр-конюших видно, что назначение их не всегда следует непрерывно, а нарушается иногда промежутками в 2, 8 и даже 17 и 18 лет. Из этого следует заключить, что должность конюшего-боярина возникла вовсе не для удовлетворения какой-либо неотложной потребности управления, как должности боярина введенного, окольничего или дворецкого.
Конюшенное ведомство управлялось кем-нибудь и в те длинные промежутки, когда конюших-бояр не было, как управлялось оно и до назначения боярина А.Ф.Челяднина в конюшие. Мы даже знаем, кем управлялось.
До учреждения конюших-бояр оно управлялось конюшими же, но не важными людьми, боярами, а мелкими чинами, которые имели место за стольниками (Сб. Имп. Рус. ист. о-ва. XXXV. 163) и, надо думать, состояли в ведомстве дворецких.
Думаем, что конюшие-бояре, о которых памятники говорят только с конца XV века, составляют не остаток старины, а нововведение Великого князя Ивана Васильевича. Он учреждает приказы.
Весьма возможно, что он первый выделил конюшенное управление из общего дворцового и во главе его поставил особого боярина-конюшего. В истории приказов нередки факты возникновения новых учреждений этого рода, исчезновения их в форме слития с другими приказами, а потом – нового появления.
То же могло происходить и со вновь учрежденным Конюшенным приказом: он то обособлялся от дворцового ведомства под начальством конюшего-боярина, то вновь сливался с дворцом, то состоял под ведомством ясельничего, второй чин конюшенного ведомства, появляющийся в боярских книгах годом ранее конюшего-боярина.
Конюшие до 1496 г. занимали невысокое место на лестнице московских чинов. В списке лиц, назначенных для сопровождения в Литву Великой княжны Елены, они перечисляются после стольников (Сб. Имп. Рус. ист. о-ва. XXXV. 163).
С 1496 г. конюшие назначаются только из бояр, а потому занимают место среди бояр; но должность конюшего ничего к боярской чести не прибавила. Конюшие пишутся после бояр-дворецких; так писались: А.Ф.Челяднин, князь Оболенский и князь Глинский.
Особое возвышение чина конюшего начинается с назначения в эту должность боярина И.П.Федорова. Это назначение написано впереди назначения бояр, чего прежде никогда не делалось: новые бояре заносились в книгу всегда прежде новых конюших.
Это первое возвышение конюшего над боярами, и притом в лице человека неродовитого, могло стоять в связи со стремлением Ивана Грозного принизить гордость родовитых бояр. Тот же порядок продолжается при Федоре Ивановиче и царе Борисе.
Назначение Бор.Фед. Годунова в конюшие записано прежде назначения бояр; так же записано и назначение царем Борисом в конюшие Дм. Ив Годунова. Царь Борис сделал и другое отступление от старины.
Назначение дворецким боярина Ст.Вас. Годунова велел он записать непосредственно за назначением Годунова-конюшего и впереди бояр, чего тоже прежде никогда не делалось (Вивл. XX). Это первенствующее место двух бояр Годуновых, конюшего и дворецкого, конечно, условливается не важностью самых должностей, а родством Годуновых с царем.
Необычное возвышение родственников царя было замечено родовитыми людьми и подало повод к следующим словам в челобитных боярина Вас.Пет. Морозова и двух Салтыковых. Челобитные эти были поданы в 1616 г. по случаю местнического спора, предъявленного окольничим, Никитою Годуновым, к боярину В.П.Морозову. В челобитной Морозова читаем:
“Никита Годунов бьет челом тебе, государю, на меня, Василья, не по делу, а менши ему быть меня, Василья, мочно. Николи Годуновым с Морозовыми не сошлось… А что упрекает племянником своим Иваном Годуновым, что при царе Борисе был болши меня, Василья, и царю Борису в те поры была воля, по свойству своих выносил, и говорить было против царя Бориса не мочно…” (Двор. разр. I. 226).
Так же выражаются и Салтыковы.
Несмотря на осуждение Бориса и личный характер противобоярской политики Ивана Грозного, факт превознесения конюшего и дворецкого над боярами введенными совершился. Влияние его сказывается даже на Котошихине, у которого читаем:
“А кто бывает конюшим и тот первой боярин чином и честью…” (VI. 6).
И в другом месте:
“… И тот боярин (дворецкий) честью бывает другой человек, под конюшим первой…” (VII. 4).
Это говорит человек, при жизни которого вовсе не было бояр-конюших. Он свидетельствует о прошлом, но не очень отдаленном. Память современников Котошихина, от которых он мог слышать о значении конюшего, очевидно, не шла далее конца XVI века. До назначения боярина Федорова в конюшие бояре-конюшие всегда писались ниже бояр и ниже дворецких.
Несмотря на это возвеличение конюшего-боярина, ведомство его и в XVII веке состоит из тех же чинов, которые были известны еще Русской правде. Это разные виды конюхов, перечисляемые Котошихиным.
Мы находим у него стремянных конюхов, которые дневали и ночевали на конюшне; стряпчих конюхов, которые чистили, поили, седлали и запрягали лошадей; они же были и возницами.
В разрядных книгах они называются “стряпущими конюхами” (Двор. разр. III. 1407). Выше этих двух разрядов были столповые приказчики, на их руках находилась сбруя, колы-мажная казна, овес и сено; товарищами их были задворные конюхи, которые чистили сбрую, мыли колымаги, всыпали лошадям овес, разносили сено.
Кто же были эти конюхи?
Котошихин говорит:
“Все те вышеописанные чины – люди честные и пожалованные годовым денежным жалованьем, и поместьями, и вотчинами” (с. 67).
Конюхи государевы – люди чиновные; они владеют поместьями, вотчинами и крестьянами. Чем же отличаются они от других помещиков, например, дворян? Разница есть, но скорее количественная, чем качественная, и формальная, чем материальная.
Дворяне-помещики лошадей царских не чистили, сбруи дегтем не мазали, колымаг не мыли, но на козлах возницами и дворяне-помещики ездили, даже старых и родовитых фамилий, княжеских.
А с другой стороны, государевы конюхи не только лошадей и экипажи чистили, но бывали и в разных правительственных посылках. Находясь вне города, государи сносились с оставленными в Москве боярами чрез конюхов. В дворцовых разрядах на 1675 г. читаем:
“Того ж году прислан, нарочно, из походу к боярину, к Артемону Сергеевичу Матвееву, да к думному дьяку посольскаго приказу, Григорью Богданову, с товарищи – конюху указано ему боярину, Артемону Сергеевичу Матвееву, ехать самому на двор к князь Касбулату Муцаловичю Черкаскому и велено ему сказать, что бы он ехал, по указу великаго государя, к нему, великому государю, в поход на Воробьеву гору к руке и с узденями своими, с черкасы” (III. 1431).
Конюх объявляет царский указ.
В XVII веке конюшенное ведомство достигло громадных размеров. По свидетельству Котошихина, число царских лошадей с рабочими и стрелецкими простиралось до 44 тысяч. Для прокормления их существовали особые “конюшенныя села”, находившиеся в ведомстве конюших.
Для описи, сыска и дозора этих сел посылались конюхи, которые и вели им книги: дозорные, приправочные и иные. В 1617 г. дозорные книги конюшенных сел в Вологодском уезде писали конюхи Вас. Голодецкий и Иван Соколов (Федот.-Чехов. № 98). В других приказах такая же служба возлагалась на дворян, стряпчих и стольников.
На содержание перечисленных конюхов (число которых в одной Москве простиралось свыше 300 человек) денежным жалованьем была определена, между прочим, особая пошлина с продажи лошадей.
С этою целью в городах и селах были учреждены “конския площадки”, где и должен был происходить торг лошадьми с запиской каждой продажи в книги. Для наблюдения за правильным поступлением этого сбора посылались опять конюхи (Котош. 67 и след.).
Резкой разграничительной черты между конюхом и дворянином-помещиком нельзя провести. Конюхи соединяют в себе признаки старых дворовых людей, так как живут во дворе государя, и дворян XVII века, так как имеют поместья и употребляются в правительственные посылки.
Они – низший класс дворовых чинов. Единственная определенная разница между конюхами и непосредственно следующими за ними высшими разрядами заключалась в способе записки тех и других в книги: дворяне записаны в городовые десятни, конюхи в списки Конюшего приказа.
Шереметевская сводная книга, имеющая дело с верхами служебной лестницы, совершенно не интересуется конюхами и ничего о них не знает. Не упоминают о них и боярские книги. Но в них есть списки дьяков, подьячих и выбора городовых дворян; это дает повод заключить, что все разряды конюхов занимали на служебной лестнице место ниже этих чинов.
Последний разряд конюхов составляли стадные конюхи; они пасли лошадей в поле. По свидетельству Котошихина, их было в Москве и городах около 200 человек. Древнейшее указание на конюхов этого рода находим опять в Русской правде.
Там упоминается “старый конюх у стада”, пасший лошадей князя Святослава Ярославича и убитый дорогобужцами (II. 5). За смерть его князь приказал взыскать 80 гривен – плата, которая, обыкновенно, взималась за княжих мужей и тиунов княжих (огнищных и конюших) и превышала в два раза обыкновенную плату за конюхов (III. 13).
Это обстоятельство и навело Карамзина на мысль, что “старый конюх” Святослава был важный чиновник, тиун конюший. Мы уже выше имели случай заметить, что количество штрафных денег не может служить твердым основанием для распознавания качества людей.
Иногда оно лишь свидетельствует о степени раздражения князя-хозяина и в то же время судьи. Так и в настоящем случае. “Старый конюх”, убитый в то время, когда он пас стадо, очень маленький человек, может быть, даже раб.
Для ослепления Василька (в 1096 г.) Святополк-Михаил, киевский князь, послал своего конюха, Сновида Изечевича, а Давыд Владимирский – конюха Дмитра. Дмитр, конечно, был конюх-возница или, по-московски, стряпчий конюх, так как Давыд приехал с ним из Владимира. Труднее сказать, что такое был Сновид Изечевич. Судя по окончанию на вич, это был не заурядный конюх, а близкий к князю человек.
М.Ф.Нагой был последний боярин-конюший. После его удаления от должности бояре-конюшие более не назначались. Во главе дел конюшенного ведомства стоял с этого времени ясельничий (Котоших. VI. 6).
Список ясельничих Шереметевская боярская книга ведет с 1495 г. В это звание назначались люди неименитые, четвертостепенные. Из шестнадцати известных нам фамилий ясельничих[2] семь – дали думных дворян и только три достигли окольничества; это Елизаровы, Кондыревы и Татищевы.
Ясельничие, возводимые в звание дворянина в Думе, обыкновенно, выбывали из ясельничих и замещались иными лицами; так – Воейков заменил Татищева, Болтин – Биркина, Елизаров – Кондырева. Только Елизаров, кажется, некоторое время был ясельничим и думным дворянином.
На служебной лестнице чинов ясельничие занимают место после стряпчих с ключом и впереди сокольничих[3].
[1] Вот список бояр-конюших: А.Ф.Челяднин с 1496 по 1503 † ; И.А.Челяднин с 1511 по 1515 †; кн. И.Ф. Овчина-Телепнев-Оболенский с 1533 по 1539 †; кн. М.В.Глинский с 1541 по 1547, когда он был отставлен; кн. В.В. Чулок-Ушатый назначен и умер в 1549; И.П.Федоров с 1550 по 1567, когда он выбыл; Б.Ф.Годунов с 1584 по 1599; Д.И.Годунов с 1599 по 1605 †; М.Ф.Нагой с 1605 по 1606, когда был отставлен.
[2] В звании ясельничего были: Федор Векентьев 1459 + 1498. Давыд Лихарев 1499 + 1502; А.Ф.Дровнин 1503 – 1508; И.И.Суков 1509+ 1514; Ф.С.Хлопов 1516+1527; В.Г.Дровнин 1540+1556; В.Ф.Ошанин 1571 + 1582; М.И.Татищев 1596 – 1604; А.М.Воейков 1605+1606; Б.М.Глебов 1621 + 1631; И.В.Биркин 1632 – 1641: Б.Ф.Болтин 1641 – 1646; Ж.В.Кондырев 1647 – 1651; Ф.И.Елизаров 1652 – 1653; А.И.Матюшкин 1654 – 1664; И.А.Желябужский 1664 – 1668; Ф.Я.Вышеславцев 1671 – 1677; в 1677 назначен И.Т.Кондырев.
[3] Из грамоты, напечатанной в I т. “Д. к АИ.” под № 53 от 1555 г., видно, что в Новгороде существовало особое кормление, которое давалось ясельничим и называлось “ясельничее”. В 1555 г. Иван Грозный пожаловал это кормление Ф.В.Крюкову, который ясельничим не был; перед тем оно было за князем А.Гагариным, также не состоявшим в ясельничих.
Это служит только подтверждением высказанной уже мысли, что содержание чинов совершенно зависело от усмотрения государя. С 1540 по 1556 гг. ясельничим был В.Г.Дровнин, а новгородское “ясельничее” получали совсем другие лица.