По праву римскому действие норм права, по объяснению Барона, вообще начиналось с момента их возникновения, если только при издании нового закона в нем самом не указывался какой-либо срок или момент начала действия его.
Затем, по общему правилу нормы права по римскому праву не должны были иметь обратного действия, за исключением только тех случаев, когда при издании нового закона упоминалось о присвоении ему обратного действия; но и в этих случаях новый закон не мог быть применяем к тем делам, которые уже были окончены или мировой сделкой, или же вступившим в законную силу решением суда, и даже к тем делам, которые были решены только первой инстанцией суда, вследствие того, что задача высшего суда заключается в проверке соответствия решения суда первой степени тем нормам права, которые действовали в момент постановления решения.
Кроме этого, обратная сила присваивалась обыкновенно также таким законам, которые заключались не в чем ином, как только в аутентическом толковании законов, уже действовавших. Действие норм права по общему правилу допускалось римским правом до тех пор, пока они не отменялись новыми нормами, что и выражалось в формуле: jus posterior derogat priori. С отменой какой-либо нормы права считались отмененными и все правоположения, вытекавшие из нее, но не правоположения, составлявшие, напротив, исключения из нее, каковые правоположения считались отмененными лишь в том случае, когда об их отмене было прямо выражено в новом законе.
Также точно и нормы права местного только тогда считались отмененными законом общим, когда в нем прямо упоминалось о их отмене. Законы преходящие, т. е. такие, которые были изданы или только на определенное время, или же ввиду известных обстоятельств, теряли их силу или с истечением назначенного срока действия их, или же по миновании тех обстоятельств, ввиду которых они были изданы (Pandecten § 9). Приблизительно подобные же определения о действии закона во времени выражены и в законодательствах современных западноевропейских народов.
Так, в итальянском законе об обнародовании, толковании и применении законов выражено, что закон воспринимает его действие в пятнадцатый день по его обнародовании, и, притом, действует только на будущее время, пока не будет прямо отменен новым законом, или же законом несовместным с его постановлениями (art. 1, 2 и 5). В уложении саксонском содержатся в этом отношении более подробные правила, совершенно почти соответствующие постановлениям по этому предмету права римского.
Именно в нем указано: что законы вступают в силу со времени их обнародования, если в них об этом не постановлено иное; что новые законы не оказывают влияния на прежде совершенные действия и прежде приобретенные, права, если в них не постановлено в этом отношении что-либо иное, в каковом положении выражен, очевидно принцип о недопустимости обратного действия законов; что законы, только разъясняющие смысл прежних законов, применяются и к случаям, еще не разрешенным вступившими в законную силу решениями, если в них не постановлено иное; что если новый закон отменяет какое-либо правоположение, то он отменяет и выводы из него, но не исключения, если из смысла закона не вытекает заключения о их отмене, и, наконец, что с отпадением основания закон теряет его силу, если он покоился исключительно на этом основании (§§ 1—5).
Приблизительно такие же краткие постановления о действии закона во времени выражены и в нашем законодательстве. Так, в 59 ст. І т. зак. основ. прежде всего указано, что закон получает обязательную силу, а следовательно вступает и в действие, не прежде, как со дня его объявления; затем, в 60 и 61 ст. I т. зак. основ. указано, что закон действует токмо на будущее время, вследствие чего никакой закон не имеет обратного действия, и сила его не распространяется на деяния, совершившиеся прежде его обнародования, за исключением только тех случаев: а) когда в самом законе именно сказано, что он есть только подтверждение и изъяснение смысла закона прежнего, и б) когда в самом законе постановлено, что сила его распространяется и на времена, предшествовавшие его обнародованию.
Далее, на основании 72 и 73 ст. I т. зак. основ. закон сохраняет его действие пока не отменен новым законом, причем, отмена закона общего может последовать не иначе, как изданием такого же общего закона. Наконец, в силу 79 ст. I т. зак. основ., законы местные, изданные для какой-либо губернии, а также законы особенные, изданные для какого-либо рода людей, не отменяются новым общим законом, если только в нем прямо не постановлено о их отмене, а в силу 70 ст. I т., этих же законов, частный закон, последовавший в виде Высочайшего указа по какому-либо частному делу, или роду дел, напротив, отменяет по отношению этого дела, или рода дел действие законов общих.
Постановления эти заключают в себе, очевидно, только общие руководящие правила по отношению определения действия законов во времени и, притом, правила настолько краткие, что они требуют не только объяснения сами по себе, но еще более в видах разрешения на основании их различных случаев возможной коллизии разновременных законов, входящих в состав различных отделов гражданского права в отдельности. К счастью, мы имеем уже в этом отношении довольно подробные указания в трудах не только наших цивилистов, но и публицистов, подвергших вопросы, к этому предмету относящиеся, настолько солидной разработке, что нам остается здесь воспользоваться только результатами их трудов.
Прежде всего, из наших публицистов Градовский в его статье „О действии законов во времени“ подвергает весьма резкой критике самое содержание правил 60 и 61 ст. I т. зак. основ., содержащих общий принцип о необратном действии законов у нас, на том основании, что указанные в последней из этих статей случаи исключений из этого принципа, когда закон, вопреки этому принципу, может иметь обратное действие, выражены настолько обще и неопределенно, что могут колебать его силу и действие, как принципа, долженствующего иметь безусловное значение, вследствие того, что сто̀ит только, в силу этих исключений, сказать в новом законе, или что действие его распространяется на прежнее время, или же, что он есть закон не новый, а только пояснительный.
Значение собственно принципа недопустимости обратного действия закона заключается, по мнению Градовского, в том, что новый закон не может быть применяем к фактам и деяниям, совершавшимся до его обнародования, каковое заключение подтверждается и самым текстом 60 ст., в которой сказано, что сила закона не распространяется на деяния, совершившиеся до его обнародования. По отношению, затем, действия этого принципа собственно в области гражданского права следует, по мнению, Градовского, принимать его в том значении, что новый закон не может поражать собственно прав, приобретенных на основании прежнего закона.
Положение это должно быть понимаемо в том смысле, что в области гражданского права обратное действие закона может выражаться во всех тех случаях, когда новым законом поражается бытие права в его субъективно-конкретной форме, т. е. в форме права приобретенного отдельными лицом, в то время, как бытие права в его объективной форме или в форме какого-либо целого юридического института остается неприкосновенным. В силу этого положения, за каждым лицом, по мнению Градовского, должно быть признано право требовать, чтобы все законные действия, совершенные им ввиду приобретения известного права сохраняли свои последствия, пока существует самый институт, устанавливающий эти права (Жур. гр. и уг. пр., 1873 г., кн. 4, стр. 2—4, 6, 11 и 23).
И, по мнению Коркунова, применение принципа о необратном действии закона вызывается необходимостью, как в видах обеспечения авторитета самого закона, так равно и прочности приобретенных на основании закона прав (Лекции по общей теории права, стр. 308). Несмотря, однако же, на столь веские и серьезные основания необходимости допущения действия этого принципа, вряд ли можно признать упрек, делаемый Градовским собственно нашему закону за допущение им случаев исключений из этого принципа, вполне основательным, вследствие того, как справедливо замечает Малышев, что подобные случаи исключений допускаются не только и другими законодательствами, как, напр., правом римским и уложением саксонским, но и многими цивилистами, как, напр., Унгером, Лораном и другими.
Дело только в том, чтобы указанные в законе случаи исключений из этого принципа применялись правильно и осмотрительно, или чтобы под видом законов пояснительных не проскальзывали законы новые, что, однако же, по мнению Малышева, представляется вполне возможным у нас, при принятом у нас порядке издания свода законов и приложений к нему, когда в них вносятся нередко положения, заимствованные из отдельных законоположений в другой редакции. На самом деле, по справедливому замечанию Малышева, в допущении обратного применения законов пояснительных нельзя собственно видеть даже исключения из принципа недопустимости обратного действия закона, на том основании, что такой закон не есть собственно закон новый, а есть только объяснение смысла старого закона (Курс общ. гр. пр., т. І, стр. 194—195).
Что касается собственно объяснения значения принципа недопустимости обратного действия законов, то в этом отношении и наши цивилисты Мейер (Рус. гр. пр., изд. 2, т. І, стр. 36), Малышев (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 205—207), Шершеневич (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 48) и Васьковский (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 23), высказывают тот же общепринятый в науке взгляд, как и профессор Градовский, так как и они утверждают, что значение этого принципа заключается в том, что новый закон не должен поражать прав, приобретенных на основании прежнего закона, в противном случае действие закона будет обратным, но не должен поражать прав, как приобретенных, только таких, которые уже вошли окончательно в частное обладание лиц посредством завершившегося приобретательного факта в установленном в прежнем законе порядке, но не таких, по отношению которых существует только возможность или надежда приобретения в будущем, об охране которых поэтому на основании прежнего закона, очевидно, не может быть и речи.
По мнению Коркунова (Лекции по общей теории права, стр. 309), Цитовича (Курс рус. гр. пр., вып. 1, стр. 89), Шершеневича (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 48) и Васьковского (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 24), принцип о необратном действии закона должен быть понимаем в том смысле, что к каждому факту должен быть применяем тот закон, при действии которого факт совершился, как закон для него свой. В таком виде применение принципа о необратном действии закона представляется вполне несомнительным, по замечанию Малышева, однако же, только при обсуждении фактов, вполне завершившихся при действии прежнего закона, когда факты эти без всякого затруднения и могут быть обсуждены по этому закону.
На самом деле, однако же, многие юридические факты могут и не быть законченными вполне в их совершении, или же в наступлении вытекающих из них последствий при действии одного и того же закона, при обсуждении каковых фактов, по замечанию Малышева, уже не может быть принимаем во внимание один какой-либо закон, и если факт сложен и отдельные элементы его имеют самостоятельное значение, то каждый из его элементов, по отношению к самостоятельным его последствиям, должен быть обсуждаем уже особо по законам времени его совершения (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 200—201), вследствие чего не может не быть очевидным, что по отношению обсуждения таких фактов принцип о необратном действии закона, в том виде, как его объясняют Коркунов и Цитович, не может служить достаточным показателем в отношении применения к ним того или другого закона; а если так, то и самое объяснение их этого принципа должно быть признано недостаточным.
Впрочем, Коркунов и сам замечает этот недостаток, высказывая далее, что под отдельными юридическими фактами следует разуметь особо обстоятельства установления, осуществления и прекращения прав, которые и должны быть обсуждаемы особо на основании различных законов, действовавших во время совершения каждого из них в отдельности (Лекции по общей теории права, стр. 311).
Ввиду этого обстоятельства скорее следует, признать более правильным объяснение принципа о необратном действии закона, данное Градовским, Мейером, Малышевым, Шершеневичем и Васьковским, как принципа, не допускающего поражения новым законом прав, уже приобретенных на основании прежнего, опровержением правильности какового положения не может служить и тот случай, указываемый Цитовичем, когда новый закон, направленный на отмену прежнего, устраняет последствия, наступившие в силу прежнего закона, в чем бы они не заключались, даже и в правах приобретенных, в каковых случаях, по мнению Цитовича, нельзя видеть нарушения принципа недопустимости обратного действия закона, а только проявление силы и действия нового закона (Курс рус. гр. пр., вып. 1, стр. 96), каковое, заключение вряд ли, однако же, возможно признать правильным, вследствие того, что в таком случае скорее возможно, кажется, видеть то исключение из этого принципа, которое может себе позволить законодатель, допуская обратное действие нового закона.
Принцип недопустимости обратного действия закона есть только последствие другого принципа, что закон действует только на будущее время, с момента его обнародования и действует до тех пор, пока не будет отменен новым законом также, разумеется, надлежащим порядком обнародованным, после чего действие его, разумеется, уже прекращается, но прекращается, по справедливому замечанию Цитовича, только именно его действие, но не применение, как только последствие его действия, так как применяемы судом иногда должны быть и законы отмененные, не действующие, при обсуждении тех фактов, которые совершались при их действии (Рус. гр. пр., вып. 1, стр. 87—89).
Нельзя также не согласиться и с другим замечанием Цитовича (Рус. гр. пр., вып. 1, стр. 49—52), а также и Малышева (Курс общ. гр. пр., т. І, стр. 188) о том, что вследствие того обстоятельства, что по нашему закону, действие закона прекращается только силой нового закона, разумеется, также надлежащим порядком обнародованного, и со времени его обнародования, закон у нас ни в каком случае не может подлежать прекращению вследствие его устарелости, или продолжительного неприменения, или же вследствие образования противоположного ему обычая, а также вследствие исчезновения тех поводов, или целей, которые вызвали его появление.
Самая отмена закона, по замечанию Малышева (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 188—189) и Цитовича (Курс рус. гр. пр., вып. 1, стр. 52—54), может иметь место или посредством издания нового закона, просто отменяющего прежний, когда собственно и имеет место простая отмена или уничтожение закона, или же посредством издания нового закона, по содержанию противоречащего и несовместимого с законом прежним, когда имеет место собственно уже не отмена, а замена закона одного другим, хотя и в этом случае закон прежний может быть отменен новым вполне.
Бывают, впрочем, еще и такие случаи при издании нового закона, когда новый закон отменяет или изменяет прежний не вполне, а служит или только дополнением прежнего, когда остается в действии частью и прежний закон, только дополненный правилами нового закона, или же в чем-либо изменяет прежний, когда также остаются в силе частью правила прежнего закона, поскольку они не изменены правилами нового закона. По мнению Цитовича в этих случаях следует видеть также полную отмену прежнего закона новым, а не дополнение только или усовершенствование текста прежнего закона новым.
Вряд ли, однако же, на самом деле можно видеть в этих случаях полную отмену или замену прежнего закона новым, потому что, как справедливо замечает Малышев, при такой частичной замене одного закона другим, прежний закон должен считаться отмененным лишь настолько, насколько он противоречит новому закону, причем, вопрос об объеме и пределах отмены старого закона новым с судебной точки зрения должен быть почитаем собственно за вопрос о столкновении законов по их взаимному соотношению, при разрешении какового вопроса должны быть принимаемы, однако же, во внимание следующие руководящие положения, вытекающие и из нашего закона:
а) если отменено положение, то должны считаться отмененными и части его;
б) если отменены основные положения, то должны считаться отмененными и положения, из них вытекающие;
в) отменой закона общего не отменяются законы местные и исключительные, и
г) отменой общих правил закона не отменяются исключения из него, если только в новом законе, отменяющем или заменяющем прежний, не постановлено в этом отношении каких-либо иных правил.
По мнению Цитовича даже закон, заключающий в себе только разъяснение или подтверждение прежних законов, должен считаться за такой новый закон, который вполне заменяет законы, им разъясняемые или подтверждаемые, что также вряд ли можно признать основательным на том основании, как опять справедливо замечает Малышев, что если новый закон есть только подтверждение или разъяснение прежнего, то суд, применяя его в делах, еще не оконченных, будет применять собственно не новый, а старый закон.
В дальнейшем изложении, впрочем, и сам Цитович (Курс рус. гр. пр., вып. 1, стр. 55—59), обсуждая вопрос о взаимном соотношении законов прежних и новых и о влиянии последних на действие первых, приходит к тому, во-1-х, заключению, что размер влияния первых на последние в различных случаях издания нового закона, направленного на уничтожение или замену законов прежних, может быть весьма различен, и что отмена прежних законов новым никоим образом не может ограничиваться теми отметками или указаниями, которые обыкновенно содержатся в новом законе на отменяемые им правила закона прежнего, вследствие того, что влияние нового закона на прежний вытекает не из его редакции, а из его силы, и во-2-х, к тому заключению, что вопрос о влиянии в этих случаях законов новых на прежние есть собственно вопрос интерпретации взаимного их соотношения в каждом конкретном случае, в видах разрешения какового вопроса он предлагает к руководству те же приблизительно положения, несколько более подробно развитые, которые высказаны и Малышевым.
Именно, по его мнению: а) уничтожением главного положения закона должны уничтожаться и законы, составляющие выводы из него, но не наоборот, т. е. уничтожение какого-либо закона выводного не должно оказывать никакого влияния на действие общего положения закона; б) уничтожение закона, составляющего необходимое предположение других законов, должно влечь за собой и уничтожение последних, но не наоборот, когда уничтожение какого-либо одного из последних законов ни в каком случае не должно влечь за собой уничтожение первого; в) уничтожение общего правила закона не должно влечь за собой уничтожение исключений из него, но не наоборот, т. e. уничтожение какого-либо одного из исключений не должно влечь за собой ни уничтожения правила общего, ни других исключений, и г) отмена закона общего не должна влечь за собой уничтожения законов местных и наоборот.
Несколько иным положением следует руководствоваться, по мнению Цитовича, при обсуждении вопроса о влиянии новых законов на прежние в случаях не уничтожения собственно прежнего закона новым, а только замены из них первого последним, когда уже напр.: а) замена общего закона новым может отразиться или не отразиться на силе законов, составляющих выводы из него, смотря по тому — могут ли они вытекать как выводы и из нового закона, или нет; также точно замена общего закона новым также общим может влечь или не влечь за собой отмену законов, составляющих исключения из прежнего общего закона, смотря по тому каково содержание нового общего правила закона, причем, если оно направлено на уничтожение исключений, они, разумеется, и должны потерять силу, или же он возводит какое-либо исключение в общее правило, то только это последнее и должно потерять значение исключения; но замена, затем, прежнего закона, составлявшего необходимое предположение других законов, во всяком случае не может оставаться без влияния на последние, которые уже должны получить значение, соответственное новому изменяющему закону.
Все эти указания, как или вытекающие и из несколько выше приведенных постановлений нашего закона, указывающих последствия отмены тех или других законов, как законов общих и местных, или законов общих и особенных или исключительных, или же составляющие вполне верные логические выводы из положений, указываемых самим существом взаимного соотношения законов новых и отменяемых или изменяемых — вполне могут быть приняты к руководству нашей судебной практикой, при обсуждении вопросов, к этому предмету относящихся.
Кроме этих общих указаний в видах разрешения вопросов, могущих возникать вследствие возможной коллизии разновременных законов, Малышев и Цитович дают, далее, еще более или менее подробные указания в видах разрешения вопросов о коллизии разновременных законов особо по каждому отделу гражданского права, при руководстве принципом о необратном действии законов.
Так, прежде всего, в случае отмены или изменения законов, определяющих гражданское состояние лиц, под действие нового закона должны подпасть, по объяснению Малышева (Курс общ. гр. пр., вып. 1, стр. 215—219) и Цитовича (Курс рус. гр. пр., вып. 1, стр. 100—102), все те лица, которых новый закон застанет существующими, в чем нельзя видеть обратного действия нового закона, вследствие того, что все совершенное лицами при действии прежнего закона, должно обсуждаться согласно постановлениям этого закона, а не нового.
На этом основании, напр., в случаях отдаления новым законом возраста совершеннолетия, лица, уже достигшие совершеннолетия на основании прежнего закона, хотя и должны считаться вновь не совершеннолетними, но все сделанное ими прежде издания этого закона должно уже обсуждаться, как сделанное лицом по его дееспособности совершеннолетним. Одним словом, раз установившееся в своих основаниях, как говорит Малышев, состояние лица продолжается, несмотря на перемену законов о способах его установления, до тех пор пока не наступят новые факты или обстоятельства, признаваемые способами его прекращения, которые и должны обсуждаться также по законам времени их наступления.
По этим началам должно обсуждаться действие всех новых законов, вносящих какие-либо изменения в постановления о правах и преимуществах или ограничениях, связанных с состоянием рода, возраста, родства, безвестного отсутствия и проч., каковые изменения одинаково должны касаться всех тех лиц, которых новый закон застанет существующими.
В этом отделе права таким образом должно проявляться одинаково действие всякого нового закона безразлично — вводит ли он какое-либо ограничение или воспрещение несуществовавшее прежде, или, же наоборот — какую-либо новую льготу или дозволение, вследствие чего, все, совершенное прежде обнародования этого закона, когда введенного новым законом ограничения или воспрещения не было, должно оставаться в силе, и наоборот — все, совершенное при существовании прежнего закона, не знавшего введенного вновь дозволения, должно оставаться недействительным, ибо новый закон не может иметь обратной силы и не может вызвать к бытию совершенное, вопреки прежнего закона если, разумеется, только в самом новом законе не постановлено в этом отношении что-либо иное.
По мнению Змирлова, выраженному им в его заметке по поводу 59 и 60 ст. Основ. законов в том обстоятельстве, что действие нового закона, касающегося изменения гражданского состояния лиц и их правоспособности, должно распространяться одинаково на всех лиц, существующих в государстве в момент издания этого закона, напротив, следует видеть отступление от принципа недопустимости обратного его действия, на том основании, что такой закон оказывает будто бы влияние и на такие юридические отношения, которые существовали до его обнародования, в силу прежде действовавшего закона, за исключением только прав, приобретенных посредством личных действий на основании прежнего закона, которые должны оставаться в силе, как, напр., каких-либо вещных прав на недвижимые имущества, приобретенных иностранцами, или евреями в тех местностях, в которых приобретение их прежде до издания нового закона, ограничивающего их правоспособность относительно их приобретения, не было им воспрещено.
Положение это представляется, однако же, безусловно неправильным, как основанное на противоречивых и взаимно друг друга исключающих утверждениях, так как не может не быть очевидным, что если новым законом, изменяющим объем правоспособности лиц не могут быть поражаемы права, уже ими приобретенные, то, затем, не может быть уже и речи о влиянии его на какие-то еще другие юридические отношения, существовавшие до его обнародования, так как приобретенные права и составляют именно сферу этих отношений лиц, а никак не исключение из сферы их.
С другим замечанием Змирлова о том, что подобно тому, как гражданское состояние лиц физических и их правоспособность в их существе и объеме должны немедленно подпадать действию нового закона, так и правоспособность лиц юридических должна также подвергаться немедленному воздействию нового закона, изданного все равно или в виде правила общего, или же в виде специального постановления, изменяющего устав известного юридического лица (Жур. Мин. Юст., 1895 г., ноябрь, стр. 94—100), напротив, нельзя не согласиться, ввиду совершенной одинаковости положения перед таким законом как лиц физических, так и юридических, как законом области права публичного, устанавливающим тот или другой объем их правоспособности в интересе государственном.
В случаях, затем, изменения новым законом каких-либо постановлений об имуществах и правах на них, действию нового закона, по объяснению Малышева (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 220—221) и Цитовича (Курс рус. гр. пр., вып. 1, стр. 102—103), должны подпадать все вещи и имущества, находящиеся налицо в момент обнародования нового закона, или могущие появиться впоследствии; но по замечанию Малышева, однако же, таким образом, что под действие нового закона не должны подпадать права на имущества, уже приобретенные, а также акты и сделки, совершенные об имуществе до обнародования нового закона, если новый закон объявляет такие сделки недозволенными впредь.
В силу принципа недопустимости обратного действия закона, новый закон, определяющий иначе гражданскую оборотность вещей, т. е. их способность состоять в частном обладании, а также их отчуждаемость или неотчуждаемость, их свойства и разделения, напр. на движимые и недвижимые, родовые и благоприобретенные, раздробляемые и нераздробляемые, изъятые от взыскания и неподлежащие аресту за долги и проч., хотя и подействует на все имущества, находящиеся налицо в момент обнародования нового закона, но права, приобретенные на них, и сделки, совершенные в силу прежнего закона, должны оставаться, по замечанию Малышева, в силе, и должны обсуждаться на основании прежнего закона, существовавшего во время воспоследования события, послужившего основанием к приобретению прав на них; причем, в случае объявления новым законом каких-либо имуществ неподлежащими частному обладанию, вне гражданского оборота могут оставаться только имущества, еще не приобретенные частными лицами, т. е. имущества государственные, или не состоящие еще ни в чьем обладании, или же состоящие у частных лиц только на праве пользования; имущества же, уже приобретенные частными лицами, могут быть отобраны от них не иначе, как путем экспроприации с выдачей им вознаграждения за них.
Также точно, по объяснению Малышева (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 224—226) и Цитовича (Курс рус. гр. пр., вып. 1, стр. 112) новый закон, касающийся содержания и объема различных вещных прав, как-то: права собственности, владения в различных его видах, права участия в выгодах в чужом имуществе, различных сервитутов и ограничений вещных прав, которым бы расширялся или суживался объем каких-либо из этих прав по их содержанию, хотя и должен оказать это действие на все права, существующие во время его обнародования, но, по замечанию Малышева, не должен, однако же, нарушать те акты и сделки, которые состоялись до его обнародования по поводу которого-либо из этих прав, как напр., сделки об установлении сервитута пользовладения, или какого-либо иного права в чужой вещи, или же ипотеки и проч., каковые акты должны быть обсуждаемы по законам времени их совершения.
Этим же положением, по объяснению Малышева, следует руководствоваться и относительно определения действия нового закона, вносящего какие-либо изменения в содержание и объем других прав, имеющих весьма близкое сходство с правами вещными, как, напр., права авторские, права на привилегии, выдаваемые на открытия и изобретения, права концессионные, а также права, приобретенные по патентам и свидетельствам на торговлю и проч., каковые права, раз они приобретены, не должны подлежать действию нового закона, но должны обсуждаться по законам времени их приобретения.
Далее, новый закон, вносящий какие-либо изменения в способы приобретения и установления вещных прав, по объяснению Малышева (Курс общ. гр. пр., т. І, стр. 222) и Цитовича (Курс рус. гр. пр., вып. 1, стр. 118—120), во всяком случае должен иметь действие только на те факты, которые совершатся в будущем после его обнародования, но не должен оказывать влияние на права, приобретенные уже до его обнародования. По законам времени приобретения или установления этих прав, а не по новому закону должны определяться также, по замечанию Малышева, форма и порядок их приобретения, а по замечанию Цитовича, и способы их констатирования или доказывания.
Кроме этих общих замечаний об определении действия вообще нового закона, касающегося способов приобретения вещных прав, Цитович дает особо еще частные объяснения о том — какое влияние должен оказывать новый закон, изменяющий постановления о давности приобретательной на этот способ приобретения права собственности. По его мнению, новый закон, иначе определяющий или продолжительность, или условия давностного владения, должен оказывать действие на всякое владение, которое только началось и длится, но еще не окончилось ко времени обнародования нового закона.
Поэтому, по мнению Цитовича, если новый закон требует от давностного владения совмещения в себе какого-либо нового признака, напр., добросовестности, или законности основания владения, всякое владение, не заключающее в себе этого нового признака, безразлично — началось ли оно до обнародования этого закона или после, не может почитаться за давностное владение, как способ приобретения права собственности, и наоборот, если новый закон сокращает, напр., полагавшийся прежним законом срок давностного владения, то всякое владение, начавшееся даже до обнародования этого закона, должно обратиться в право собственности, как только истек или истечет укороченный срок владения, назначенный новым законом.
Эти же положения высказал и Гуляев в его статье — „Общий срок земской давности“, в добавление к которым он в ней высказал еще, что новый закон о давности должен быть применяем к определению не только давности исковой, возникшей начальным фактом, последовавшим при существовании прежнего закона о давности, но может быть применяем и к определению срока давности приобретательной, основанной на факте владения, если срок ее не истек при существовании прежнего закона об этой давности, а также что давность эта может вовсе потерять ее действие в случае изменения новым законом напр. правоспособности тех или других лиц к приобретению вообще тех или других имуществ, вследствие чего владение напр. поляка или еврея недвижимыми имуществами, начавшееся в той местности, в которой им новым законом было воспрещено приобретение их, должна подлежать прекращению, если срок давностного владения ими не истек до воспоследования этого закона (Жур. Мин. Юст. 1900 г. кн. 8, стр. 38—42; 58—62).
По мнению Мейера, напротив, определение времени давностного владения более кратким сроком, вводимым новым законом, не может считаться допустимым по принципу недопустимости обратного действия закона, вследствие того, что таким определением должны быть нарушены права прежнего собственника на имущество, имеющего по прежнему закону право на более продолжительный срок прервать давностное владение (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 36).
С какой, однако же, точки зрения ни обсуждать правильность этих заключений, т. е. с той ли точки зрения, что новый закон, в силу принципа недопустимости обратного действия его, не должен только поражать прав, уже приобретенных на основании прежнего закона, в каковом смысле понимает этот принцип и сам Мейер, или же с той точки зрения, что новый закон должен быть прилагаем только к фактам, совершающимся после его обнародования, как полагают Цитович и Гуляев, правильным должно быть признано мнение о действии нового закона о давности, высказанное Цитовичем и Гуляевым, на том основании, что применением более краткого срока давности, устанавливаемого новым законом к владению, прежде его обнародования начавшемуся, ничьего приобретенного права на имущество не нарушается, так как, очевидно, в сокращении срока в этом случае права на иск об имуществе прежнего собственника, никоим образом нельзя видеть поражения какого-либо приобретенного им права на имущество, а также и потому, что давностное владение есть такой длящийся факт, значение которого должно быть обсуждаемо по закону времени окончательного его завершения, или, все равно, по новому закону, как полагает Цитович.
По мнению Малышева, давность владения принадлежит к категории таких сложных длящихся фактов, о полном завершении которых и наступлении их последствий можно говорить только тогда, когда закончен последний элемент давности истечением срока ее. Поэтому, если давность владения закончилась на основании прежнего закона, до введения нового, то она и должна обсуждаться по прежнему закону; если же, наоборот, давность вводится впервые новым законом, то она и начаться может только со дня введения этого последнего закона, что̀ выражено также и в частном правиле 966 ст. X т. нашего закона, в котором относительно потери права на получение пожалованных земель вследствие истечения давности, указано, что действию этого закона подлежат права на избрание пожалованных земель, не осуществленные после издания этого закона.
По вопросу, затем, о том — какое действие новый закон о давности владения, только изменяющий или условия, или продолжительность владения, определенные прежним законом, должен иметь по отношению давности, начавшейся при действии этого последнего закона, Малышев приводит только постановления различных законодательств и мнения различных писателей, своего же взгляда определенно не высказывает (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 201—203, примечание), а видимо отдает только предпочтение положениям, высказанным в разрешение этого вопроса новейшими законодательствами и писателями, по содержанию весьма близким положениям, высказанным Цитовичем.
Что касается, далее, действия новых законов, вносящих какие-либо изменения в способы прекращения и потери вещных прав, или устанавливающих какие-либо новые способы их потери и прекращения, то и эти законы, по объяснению Малышева (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 223—224), не должны оказывать никакого действия на события и факты, совершившиеся до обнародования нового закона, хотя в будущем они должны иметь применение и к правам, существующим в момент его обнародования. Одним из способов прекращения или потери прав представляется, как известно, давность исковая или погасительная.
Малышев, относительно действия нового закона, вносящего изменения в постановления об этой давности, в случаях начала течения ее при действии прежнего закона, говорит только, что действие нового закона, по отношению этих случаев, должно быть обсуждаемо по тем же началам, как и действие нового закона о давности приобретательной (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 203, примечание). Цитович, напротив, подробно излагает те положения, по которым должно быть обсуждаемо действие нового закона о давности погасительной в этих случаях, хотя по содержанию положения эти представляются вполне сходными с положениями, высказанными им в разъяснение применения нового закона о давности приобретательной в подобных случаях (Курс рус. гр. пр., вып. I, стр. 113—115).
Именно, по его мнению, в тех случаях, когда новый закон о давности исковой устраняет действие ее, должна потерять всякое значение и давность, начавшаяся в ее течении до его обнародования, но не закончившаяся при старом законе; а в тех случаях, когда, наоборот, новый закон вводит впервые давность, которая не существовала прежде, начало течения ее должно быть полагаемо только со времени вступления в силу нового закона. В тех, затем, случаях, когда новый закон о давности исковой вносит только какие-либо изменения в прежний закон об этой давности или относительно продолжительности сроков ее, или же условий действия ее, по новому закону должны быть обсуждаемы все те случаи, в которых течение давности началось и при действии прежнего закона, но еще не закончилось.
Согласное с этими положениями заключение о действии нового закона о давности в этих случаях высказали Муллов в его обзоре кассационной практики сената по вопросам гражданского права (Жур. гр. и уг. пр., 1877 г., кн. 5, стр. 122) и сенат во многих решениях (реш. 1875 г., № 733; 1877 г., № 302; 1880 г., № 195 и др.). Само собой разумеется, однако же, что положения эти должны быть принимаемы к руководству при обсуждении действия нового закона о давности лишь только тогда, когда в самом новом законе не постановлено в этом отношении что-либо иное, примером чему может служить закон, выраженный в примечании к 2113 ст. X т., 1 ч., в котором указано, что действие нового закона, устранившего действие давности по отношению требований по сохранным распискам имущества, отданного на сохранение, не распространяется на требования по этим распискам, выданным до обнародования нового закона, каковые требования подлежат действию общего закона о десятилетней давности.
Относительно определения действия нового закона, вносящего какие-либо изменения в постановления о правах по обязательствам следует, по объяснению Малышева (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 227—235) и Цитовича (Курс рус. гр. пр., вып. 1, стр. 115 и 125—127), руководствоваться следующими положениями:
1) во-1-х, что возникновение обязательства, происходящего из договора, должно быть обсуждаемо по законам времени заключения договора, а возникновение обязательства, происходящего из правонарушения, или других подобных фактов, как, напр., из как бы правонарушения, или из фактов, подобных договору, должно быть обсуждаемо по законам времени совершения этих фактов, по каковым законам должны быть обсуждаемы не только самые способы возникновения обязательств и вопросы о действительности или недействительности тех фактов, из которых они проистекают, как, напр., вопросы о личной способности контрагентов или их представителей на их совершение, а также их законности, как фактов, могущих порождать обязательство с его объективной стороны, но и вопросы, напр., о форме договоров, способах их доказывания, их содержании во всех составных частях, как-то: условиях о сроке, предмете, времени и месте их исполнения, их обеспечении, последствиях их нарушения, характере выраженных в них обязательств, как обязательств солидарных или раздельных, распределении риска между сторонами договора и проч., и
2) во-2-х, что способы погашения и прекращения обязательств, посредством, напр., их исполнения, зачета, новации, слияния, отменительного договора, мировой сделки, прощения долга и проч., хотя в их отношении к новому обязательству и должны обсуждаться по законам времени возникновения обязательства, но сами по себе, со стороны их действительности и содержания, а также формы выражения и способов констатирования или доказывания, должны обсуждаться уже по закону времени их совершения, или все равно уже по новому закону.
В частности за необходимость руководствоваться этим положением, или все равно обсуждать допустимость исполнения обязательства по новому закону в случаях объявления этим законом такого обстоятельства недопустимым и недействительным, как, напр., объявление его им ростовщическим и потому, недозволенным, высказались также Штейнберг в его заметке — „Прямое и обратное действие закона о ростовщичестве“ (Юрид. Газ. 1894 г., № 20) и Саратовская судебная палата в решении ее 2-го апреля 1894 г. по делу общества поселян селения Золотурн с купцами Клюкиным и Буровым (Юрид. Газ. 1894 г., № 32), основываясь на том соображении, что и издание нового закона, объявляющего недозволенным содержание такой сделки, которая прежде допускалась, в особенности если это делается законом с целью охраны интереса публичного, должно быть приравниваемо по его влиянию на действительность сделки наступлению таких обстоятельств, которые делают исполнение ее юридически невозможным и, потому, разрушают и самую сделку.
Также и по объяснению сената, все договоры, заключенные до издания нового закона, должны быть обсуждаемы на основании прежних законов в отношении как их формы заключения, так и их существа, последствий и взаимных отношений контрагентов, вытекающих из них и принадлежащих к их существу, вследствие чего, напр., и к договорам об аренде недвижимых имуществ, заключенным евреями в 1880 году, должны быть применяемы законы, действовавшие в этом году (реш. 1898 г. № 93), каковое указание представляется также совершенно правильным, как вполне соответствующее нашим основным законам, к этому предмету относящимся.
Что касается определения действия нового закона, вносящего какие-либо изменения в постановления о правах семейных, то в этом отношении не может быть дано какого-либо одного общего руководящего положения, вследствие того, что действие нового закона может проявиться различным образом, смотря по тому — к какому именно из многих семейных прав он относится, т. е., напр., к правам ли личным, или по имуществу, к правам ли, регулирующим отношения между супругами или же родителями и детьми, а также по тому — к какому моменту действия этих прав он относится, т. е. к моменту ли их установления, осуществления или прекращения. По крайней мере, из наших цивилистов Малышев (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 239—251) и Цитович (Курс рус. гр. пр., вып. 1, стр. 104—111), дают в этом отношении указания, разнообразящиеся, как по характеру и содержанию изменяемых новым законом прав, так и моменту действия их.
Так, прежде всего, по отношению действия нового закона, касающегося условий и формы заключения брака, они утверждают, что закон этот не должен быть применяем к бракам, заключенным до его обнародования, вследствие того, что условия и формы заключения брака должны определяться по законам времени его заключения, по каковым законам должны быть обсуждаемы как законность и действительность, так и недействительность браков, которые, представляясь, напр., недействительными по этому закону, не могут стать действительными по издании нового закона, устранившего условия недействительности брака, существовавшие в силу прежнего закона, если только новый закон прямо не постановил в этом отношений иначе.
Иначе должно проявляться действие нового закона, по объяснению Малышева и Цитовича, вносящего изменения в постановления закона о личных взаимных правах и обязанностях супругов, определяющих, напр., власть мужа и подчинение жены мужу, ее обязанности, напр., следовать за мужем при переменах им местожительства, или подчиняться указаниям мужа по распоряжениям ее имуществом, или по вступлению в договоры, каковые права и обязанности, без всякого уже различия того — был ли заключен брак прежде или после издания нового закона, должны определяться не по старому закону, но по закону момента исполнения этих обязанностей или осуществления соответствующих им прав.
В видах, затем, определения действия нового закона, вносящего какие-либо изменения в постановления закона об имущественных правах супругов, Цитович предлагает различать случаи: а) когда новый закон касается имущественных отношений супругов, установленных между ними договором, и б) когда новый закон касается имущественных отношений супругов, существующих между ними в силу закона или вследствие только того, что они муж и жена.
Только в последнем случае новый закон, по объяснению Цитовича, должен оказать его действие на имущественные отношения и тех из супругов, брак между которыми был заключен и до его издания; в первом же случае новым законом не могут быть изменяемы имущественные отношения супругов, установленные между ними договором по закону времени заключения брака, и такой новый закон может оказать его действие только на имущественные отношения тех супругов, брак между которыми будет заключен по его обнародовании. По мнению Малышева, напротив, новый закон одинаково не должен оказывать влияния на имущественные отношения супругов в обоих указанных случаях.
Из этих двух мнений следует, кажется, признать правильным мнение, высказанное Цитовичем, на том основании что если только разрешать вопрос о действии нового закона по принципу недопустимости обратного его действия, — принципу, понимаемому в том смысле, в каком его объясняет и сам Малышев, или в смысле недопустимости поражения прав, приобретенных на основании прежнего закона, то нельзя не прийти к тому заключению, что следует считать допустимым влияние нового закона, регулирующего иначе имущественные отношения супругов, существующие между ними в силу закона, и на отношения, уже установившиеся вследствие заключения брака, совершенного до его обнародования, вследствие того, что в отношениях этих нельзя видеть таких конкретно приобретенных прав на основании прежнего закона, которые не могли бы подпадать действию нового закона.
Ввиду этого обстоятельства и нельзя не признать совершенно правильным заключение Цитовича о том, что новый закон, который в этих случаях иначе бы определял имущественные отношения супругов, напр., ввел бы вместо раздельности имуществ между супругами их общность, или наоборот, или же возложил бы и на жену обязанность содержать мужа и проч., должен оказать действие и на имущественные отношения супругов, заключивших брак до его обнародования.
Относительно, затем, действия нового закона, вносящего какие-либо изменения в постановления закона об основаниях прекращения брака, путем, напр., развода или разлучения супругов, как Малышев, так и Цитович опять же согласно утверждают, что основания прекращения брака вообще должны быть обсуждаемы по новому закону, совершенно независимо от того — был ли брак заключен прежде или после его издания.
Что касается, далее, определения действия нового закона, вносящего изменения в постановления закона об отношениях между родителями и детьми и прежде собственно в постановления его, определяющего основания установления семейной связи между ними или факты рождения, узаконения и усыновления, то, по объяснению Малышева и Цитовича, все эти факты должны быть обсуждаемы по законам времени их наступления или совершения, совершенно независимо от того, когда был заключен брак, вследствие чего, напр., законнорожденность или незаконнорожденность детей должны быть определяемы по законам времени их рождения, а никак не по каким-либо позднейшим законам; также точно и вопрос о допустимости узаконения незаконнорожденных, или вообще усыновления должен быть обсуждаем по законам времени его возбуждения.
Из отношений между родителями и детьми и, притом, как законорожденными, так и незаконнорожденными вытекают, как известно, личные и имущественные права и обязанности между ними, и вот, по отношению действия нового закона, вносящего какие-либо изменения в постановления об этих правах, ни Малышев, ни Цитович не делают уже никакого различия между правами личными и по имуществу и утверждают, что эти права и обязанности одинаково должны быть обсуждаемы в каждый момент их осуществления по закону, существующему в этот момент, безразлично — есть ли этот закон старый или новый и совершенно независимо от того, когда последовало заключение брака, или же рождение незаконнорожденного — до издания нового закона или после, по каковым законам и должны быть обсуждаемы, напр., пределы власти мужа и жены, или отца и матери над детьми, их взаимные права и обязанности по предмету доставления друг другу содержания, права родителей по управлению имуществом детей и проч.
Также точно, по объяснению Малышева и Цитовича, должны быть обсуждаемы основания и случаи прекращения союза родителей и детей всякий раз по законам, существующим в момент их возникновения, совершенно независимо, ни от времени заключения брака, ни рождения детей, вследствие чего, в случае, напр., введения новым законом такого основания прекращения родительской власти, которое прежним законом установлено не было, родительская власть должна подлежать прекращению безразлично в отношении всех детей, совершенно независимо от времени их рождения.
Что касается, далее, определения действия нового закона, вносящего изменения в постановления об опеке и попечительстве, то в этом отношении следует руководствоваться, по объяснению Малышева, тем положением, что собственно самое установление опеки или попечительства, или их снятие и прекращение должны быть обсуждаемы по законам времени их назначения, или прекращения; порядок же ведения опеки или опекунского управления, напротив, должен подчиняться действию каждого нового закона, издаваемого во время существования опеки (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 252—253).
В видах, затем, определения действия нового закона, вносящего какие-либо изменения в постановления законов о наследовании по завещанию, Цитович предлагает различать три момента в приобретении прав на имущество этим способом: а) момент составления завещания; б) момент его оставления, и в) момент его исполнения, из которых первый имеет место до открытия наследства, второй одновременно с ним, а третий после него. Первый из этих моментов или составление завещания со стороны его формы и дееспособности завещателя, всегда должен быть обсуждаем по закону времени составления завещания, вследствие чего новый закон, вносящий какие-либо изменения в этом отношении, не должен оказывать никакого влияния на завещания, составленные до его обнародования.
Содержание завещания со стороны его объекта, т. е. по соображении того — может ли завещаемое имущество быть предметом завещательного распоряжения, а также по вопросу о том — может ли завещатель оставить по себе завещание, напротив, должно быть обсуждаемо по закону, существующему во второй из указанных моментов, или в момент оставления завещания, хотя бы закон этот был издан и после составления завещания. Наконец, по отношению третьего момента, или момента исполнения завещания, важное значение имеет вопрос о том — годен ли для получения имущества по завещанию тот, в пользу которого оно завещано, каковой вопрос и должен быть обсуждаем по закону, существующему именно в этот последний момент (Курс рус. гр. пр., вып. 1, стр. 121—122).
Малышев, хотя и не предлагает прямо, подобно Цитовичу, различать по отношению обсуждения действия нового закона, вносящего какие-либо изменения в постановления о наследовании по завещанию, три указанные момента в приобретении имуществ этим способом, но на самом деле и он предлагает для руководства в этом отношении почти те же положения, которые высказаны Цитовичем. Так он,
1) во-1-х, говорит, что завещание со стороны его формы и порядка совершения, а также дееспособности завещателя, должно быть обсуждаемо по законам времени его составления, а не позднейшим, которые могут появиться к моменту смерти завещателя или, все равно, к моменту оставления завещания;
2) во-2-х, что завещание со стороны его содержания, как, напр., по вопросам о допустимости распоряжения завещаемым имуществом, законности выраженных в завещании условий, законности выраженных в нем распоряжений, напр., о подназначениях, легатах, фидеикомиссах, приращении долей наследников и проч., должно быть обсуждаемо по законам времени смерти завещателя, или, все равно, конечно, по законам момента оставления завещания, а не по законам времени его составления, и
3) в-3-х, что исполнение завещания, как слагающееся из целого ряда различных последовательных действий, должно быть обсуждаемо уже по законам времени их совершения (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 255—260).
Нельзя, впрочем, кажется, не признать, что в последнем положении Малышев разумеет, как исполнение завещания, не приобретение прав по нем, а собственно различные процессуальные действия по явке и утверждении завещания, вследствие чего оно должно быть относимо к определению не материальных законов о приобретении имуществ по завещанию, а законов процессуальных.
Если это так, то собственно вопрос, разрешаемый Цитовичем в третьем его положении, должен быть признан или оставленным Малышевым без обсуждения, или же подлежащим разрешению по соображении второго из высказанных им положений, что может представляться правильным или неправильным, смотря по тому — считать ли право на открывшееся по завещанию наследство подлежащим приобретению прямо в момент смерти завещателя, если имущество завещано безусловно, как это полагает Победоносцев (Курс гр. пр., т. II, стр. 461), или же посредством совершения со стороны наследника каких-либо еще позднейших действий по исполнению завещания, как это, по-видимому, полагает Цитович.
Если правильно первое предположение, то должно быть признано напрасным, как указание Цитовича на необходимость различения трех моментов в приобретении имуществ по завещанию, вследствие того, что в этом отношении может быть различено только два момента: момент составления завещания и момент открытия наследства по завещанию, как это делает Малышев, так равно неправильным и указание, сделанное им в его третьем положении.
Наш сенат, по крайней мере, высказался до сих пор в отношении определения действия нового закона, вносящего изменения в постановлении закона о завещаниях в смысле положений, высказанных Малышевым, объяснив, что содержание завещания со стороны законности его распоряжений, а также и правоспособности лица наследовать по завещанию в том имуществе, которое ему завещано, должно быть обсуждаемо не по законам времени составления завещания, а по законам времени смерти завещателя, когда собственно и приобретается право на имущество, в завещании указанное (реш. 1869 г., № 72).
Далее, в видах определения действия нового закона, вносящего изменения в постановления о наследовании по закону, Цитович советует различать также три момента: открытие наследования, принятие наследства и раздел наследства. По законам, существующим в первый из этих моментов, или в момент открытия наследования, должно быть обсуждаемо все, что входит в состав наследства, как совокупность прав и обязанностей наследодателя, кто должны быть наследники к нему, в каком порядке и в каких долях.
По законам, существующим во второй из указанных моментов, или в момент принятия наследства, должны быть обсуждаемы, как порядок и форма принятия наследства, так и последствия его принятия, т. е., напр., степень ответственности наследников за долги наследодателя, соразмерно ли стоимости его или свыше ее, солидарно ли за все доли наследства, или же раздельно, соответственно наследственной доли и проч. Наконец, раздел наследства со стороны его формы и способов совершения должен подлежать обсуждению по законам времени его совершения, независимо от того, какие в этом отношении были законы в момент открытия и принятия наследства (Курс рус. гр. пр., вып. 1, стр. 123—124). Малышев в этом отношении высказывает опять положения, во многом несогласные с только что приведенными положениями Цитовича.
Так, по его мнению, по законам момента открытия наследства, хотя и должны быть обсуждаемы собственно те же вопросы, на которые указывает и Цитович, как вопросы о правоспособности наследников, порядке призвания их к наследованию, мере их участия в наследовании в известных долях, о составе имущества, входящего в состав наследства и пр., но, однако же, не все подобные вопросы без исключения, а только те, которые не затрагивают прав, тесно связанных с наследованием и приобретенных прежде его открытия, как, напр., права по совершенным ранее этого момента выделу, дару, назначению приданого и проч., каковые события должны подлежать обсуждению по законам времени их совершения, а не по законам времени открытия наследства.
Затем по законам, существующим в момент принятия наследства, должны быть обсуждаемы, по объяснению Малышева, собственно только вопросы о самом порядке и формах, как принятия наследства, так и отречения от него, а равно о различных процессуальных действиях, необходимых для осуществления наследственных прав, но никак не вопросы о переходе наследственных прав к наследникам, а также и вопросы о последствиях принятия наследства, как, напр., вопросы о мере ответственности наследников за долги наследодателя, о их взаимных отношениях между собой по наследственному имуществу, и проч., как полагает Цитович, на том основании, что осуществление наследственных прав возводится нашим законом ко времени открытия наследства, вследствие чего и вопросы эти должны подлежать обсуждению по законам, существующим в этот момент, а не в какой-либо позднейший (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 260—262).
Правильным должно быть признано это последнее мнение на том основании, что наш закон правилом 1254 ст. Х т. право на открывшееся наследство действительно возводит к моменту его открытия смертью наследодателя, или наступлением других событий, служащих по закону основанием к открытию наследства. Это же мнение, хотя только в виде более общего положения, высказывает также Градовский в его статье „О действии закона во времени“ (Жур. гр. и уг. пр., 1873 г., кн. 4, стр. 14), а также и сенат (реш. 1869 г., № 1241). Раздел наследства, напротив, и по мнению Малышева так же, как и по объяснению Цитовича, должен подлежать уже действию тех законов, которые существуют в момент его совершения.
Что касается, наконец, определения действия нового закона, вносящего изменения в постановления законов о форме актов и сделок, то, по справедливому замечанию Малышева, формы актов и сделок всегда должны быть обсуждаемы по законам времени их совершения, таким образом, что всякий акт, совершенный соответственно этим законам, должен быть признаваем всегда имеющим полную силу и могущим влечь все за собой законные последствия его совершения, несмотря ни на какие последующие изменения в законе в этом отношении, каковым положением и следует руководствоваться по отношению определения силы и значения всяких актов, т. е. не только актов, удостоверяющих существование различных сделок, как, напр., духовных завещаний и договоров, но и актов состояния, напр., рождения, смерти, брака, узаконения, усыновления и проч. (Курс общ. гр. пр., т. I, стр. 210—212).
Таковы положения, которыми следует руководствоваться, как в видах вообще определения взаимного соотношения разновременных законов, как одного из источников норм права, по их действию, так равно и в видах разрешения вопросов, могущих возникать вследствие возможного их столкновения в различных отделах гражданского права.
В нашем законе, как мы видели выше, содержатся также постановления о действии во времени только закона, но не других источников норм права: обычая и административного распоряжения, между тем, как и эти последние, во-1-х, очевидно, также не могут действовать на вечные времена, а во-2-х, могут подлежать в разное время отмене или изменению и, притом, не только посредством нормы права по источнику однородной, напр., обычай посредством другого обычая, позднее образовавшегося и отменяющего первый, административное распоряжение посредством другого позднейшего распоряжения, но и посредством закона, как нормы права, которой, разумеется, само собой, могут быть отменены или изменены каждый обычай и каждое административное распоряжение.
Как ввиду этого обстоятельства, так и того, что и в случаях отмены или изменения каким бы то ни было путем и этих источников норм права новыми нормами права, становящимися на их место, или их изменяющими, не может считаться допустимым поражение каких-либо гражданских прав, уже приобретенных при действии старой нормы, и нельзя не признать, что и по отношению действия этих источников норм права должен действовать в полной силе общий принцип недопустимости обратного действия норм права и, притом, в том же виде и объеме, в каком он должен проявлять его действие и в отношении закона.
Дальнейший вывод из этого положения должен быть, разумеется, тот, что все только что изложенные положения, в видах определения, как взаимного соотношения по их действию разновременных законов, так и разрешения вопросов, могущих вытекать из возможной коллизии их, должны быть приняты к руководству и при разрешении аналогичных вопросов, могущих возникать в случаях отмены или изменения обычая обычаем или же законов, а также административного распоряжения законом или же другим административным распоряжением.
