Для этих имений институт ипотечных книг вырос значительно позднее, чем для городских, и именно из практики согласия ленного господина, правителя страны, на залог имений[1]. Причем, по общему правилу, ленный господин никогда не отказывал в разрешении на залог, раз только к тому имелась серьезная нужда[2].
Согласие господина не влияло на действительность ипотеки, но лишь придавало ей свойства h. publica и действие против самого ленного господина[3], наконец, оно вооружало ипотеку приоритетом перед всеми, даже законными привилегированными ипотеками, не соизволенными господином[4].
Иногда согласие главы государства испрашивалось и при залоге аллодов, что делалось или как остаток средневекового строя, судебные формы aeltere S., или как римский actus publicus[5].
Но вот на место специального согласия испрашивалось иногда согласие ленного господина вообще на изготовление ипотечной книги для имения. И тогда запись в такую книгу придавала ипотеке свойства h. publica[6].
Этим путем некоторые рыцарские имения (не все) и получили ипотечные книги в 18 столетии[7]. Тогда же был урегулирован в общих чертах и порядок организации их[8]. Книги были чисто ипотечные, но не вотчинно-ипотечные. Они велись по реальной системе, но до XIX в. не было ни однообразия их формы, ни заведования ими в одном установлении, ни тем более publica fides их.
[1] Meibom, стр. 9.
[2] Reversalia v. 2 Juli 1572 art. 8, Sammlung aller f. d. Gr Hrz. M.-Schw. g. LGes. стр. 5.
[3] Petri Tornovii Tractatus de fendis Meckl. I 451 § XVI; 447.
[4] Vg. v. 6 F. 1641 y Meibom, 9.
[5] Meibom, 9–10.
[6] Meibom, 10.
[7] Ritt. HO 1819 § 34; Meibom, стр. 10, 11.
[8] Rescr. v. 6 Mz. 1779, v. 2 Aug. 1783 y Raabe, II F. II Bd.
